Русалка для интимных встреч
Шрифт:
«Что же делать?» — с отчаянием подумала она, разглядывая высокую ограду. Не надеясь ни на что, толкнула кованую дверь — скорее из злости. И неожиданно дверь подалась. Да тут и не закрыто вовсе!
Валя оказалась посреди большого сада. Альпийские горки, жимолость, журчащие фонтаны, смешные фигурки садовых гномиков, которые таращились на Валю из-за кустов и камней, словно дразнили ее… «Да, о такой красоте стоило опубликовать статью в журнале!» — невольно усмехнулась она.
Дом — действительно нечто вроде швейцарского шале — был тих. Но входная дверь в
Оставалось осмотреть только одно место. И именно туда больше всего она не хотела идти!
«Зачем я все это делал, я не знаю. Я думал, что так будет лучше. Лучше для меня. О жестокая людская самонадеянность! Счастье прячется вовсе не там, где есть деньги и успех. Раньше, восемнадцать лет назад, я был гораздо счастливее, потому что рядом была ты. Горько сознавать, что я ошибся. Мне на самом деле нужна ты, ты и только ты. Я любил тебя. И сейчас люблю, и буду любить до последнего вздоха. Возможно, там, за последней чертой, откуда никто не возвращается, тоже есть некое подобие жизни. Так вот, я уверен, что и там тоже буду всем сердцем стремиться к тебе…
Сад закончился, и Валя шла теперь вниз по крутой деревянной лестнице. Внизу блеснул серебром Марьин пруд. Его Валя тоже не узнала — берег, входивший в границы участка, принадлежавшего семье Тарасовых, был ухожен, облагорожен и напоминал парковую зону. Да и сам водоем был другим — ни одного следа сине-зеленых водорослей, то есть попросту ряски, на его поверхности, только чистая, прозрачная вода, которая переливалась в лучах заходящего солнца. Ни камышей, ни зарослей осоки — словом, всего того, что ведет к заболачиванию водоема. Пожалуй, Арсений Никитич, увидев эту красоту, был бы доволен…
Деревянные мостки уходили далеко в воду. Держась за перила, Валя шла вперед, словно какая-то сила гнала ее, не давая остановиться. Мысли толклись в ее голове: «Я тоже тебя люблю… Это я во всем виновата, потому что на мгновение забыла о тех чувствах, которые нас связывают. Я предала тебя, решив расстаться с тобой! Пожалуйста, не уходи…»
Она добрела до конца мостков. Вода плескалась внизу, обтекая деревянные сваи, и этот ритмичный звук напоминал щелканье метронома. «Его здесь нет! — думала она, будто уговаривая себя. — И вообще, что за странный способ ухода… Он написал письмо в порыве отчаяния, но не может быть, чтобы он решился исполнить свой план! Ванечка — не тот человек. Он милый, хороший, добрый, но на самом деле — он такой слабый! Скорее всего, он сейчас где-нибудь в Москве, в той квартире на Фрунзенской, ждет меня там. А письмо — просто провокация, жест отчаяния несчастного человека, который решил привлечь к себе внимание!»
Она села на край мостков, оперлась на локоть и посмотрела вниз, в темную прозрачную воду. Огромная стрекоза пролетела мимо, треща крыльями. Купавка упала вниз…
Желтый цветок тихо закачался на поверхности. Валя протянула к нему руку, чтобы достать, и тут остановилась, оцепенела, вглядываясь вниз.
Сквозь толщу воды на нее смотрел он.
Спокойное лицо, светлые глаза, светлые
Купавка покачивалась над ним, над его грудью, и казалось, будто он стремится взять ее в руки. И вообще, он был как живой! Может быть, все это — шутка? Сейчас он вынырнет — лицо в прозрачных брызгах, светлые ресницы слиплись от воды — переведет дыхание и со смехом скажет: «А ты и поверила, Валька!»
— Ванечка, перестань! — с ужасом прошептала она. — Это совсем не смешно! Ванечка…
Она рывком нагнулась и хотела схватить его, но резкое движение взбаламутило воду, по ней пошли круги, светлые волосы надо лбом затрепетали, и спокойное лицо вдруг стало исчезать, уходя все глубже в темноту. Лишь желтая купавка вертелась на поверхности в небольшом водовороте…
«Я тебя знаю так хорошо, как будто сам являюсь частью тебя. Ты будешь винить во всем себя. Не делай этого, прошу! Ты ни в чем не виновата, и твои последние слова не стали для меня решающими. Я ухожу потому, что мне слишком тяжело жить. Я ухожу, потому что не могу исправить свои ошибки. Прошлого не вернешь…
У Вали было такое чувство, будто она спит. Вернее даже — дремлет, наполовину выбившись из реальности, а другая половина ее существа находится в зыбкой невесомости.
Все то, что было после того страшного дня, она словно забыла.
«Ванечки больше нет!» — эта одна-единственная мысль сверлила ее сознание.
Квартира на Фрунзенской была в ее распоряжении до конца августа, и Валя почему-то решила остаться пока там. Здесь все напоминало о нем. Ну, как будто он вышел на минуту, а она осталась его ждать.
Слез не было — они плотным комком застряли где-то в горле, и потому дышать было трудно.
Шли дожди. Москва-река за окном текла серая, холодная, неприветливая. Нескучный сад на противоположном берегу уже вовсю желтел, напоминая о том, что и еще одно лето осталось в прошлом.
«Это я во всем виновата. Это я толкнула его в этот пруд…»
Она позвонила Наталье.
— Послушай, от деда осталось столько книг… Поезжайте туда с Леонардой, я дам вам ключ.
— Господи, Валька, отчего такой убитый голос? — возмутилась та. — Ты как будто помирать собралась и теперь завещание диктуешь…
— Наталья, не придирайся…
— Ты где, Валька? Диктуй адрес, я сейчас приеду. Она появилась ближе к вечеру — напоминание о прошлой жизни, о тех днях, когда Валя работала в библиотеке и жила с Ильей в полной уверенности, что так оно все и останется до скончания века.
— Как ты? — спросила Наталья. — Господи, а бледная какая! Впрочем, ты всегда была такой. А сюда тебя чего занесло? Хотя вид из окон шикарный…
— Держи ключ. Вот адрес дедовой квартиры…
— Тебя этот искал, — вдруг заявила Наталья, пристально глядя на Валю.
— Кто?
— Ну этот… К Истомину он тоже ходил.
— Коваленко?
— Ну да!
— Бог с ним, — устало отмахнулась Валя. — А как Юлий Платонович?