Русалка
Шрифт:
– Новый жилец приехал. В поезде просквозило, лежит.
– Произнесла она, как-то воровато всматриваясь в мое лицо.
– Несу ему поесть вот.
Я спустилась на пару ступенек и оказалась с ней лицом к лицу. Она слегка попятилась, делая шаг назад, покачнулась, но я успела схватить ее за локоть, и она не упала. Но поднос перевернулся. Ковровая дорожка лестницы заглушила звук падения, но чашка с чаем перевернулась, бутерброды рассыпались по лестнице всеми своими ингредиентами.
Клара ахнула и принялась собирать все это добро
– Ты что...
– Растерялась женщина.
– Я все знаю.
– Громко прошептала я ей в лицо.
– Знаю про подземелье в Мингоне. Знаю про мальчика в этом подземелье!
Клара порывисто встала. Несколько секунд просто смотрела на меня, бесшумно втягивая воздух. Смотрела так, будто я отвесила ей звонкую пощечину. А я видела в ее испуганных глазах лишь одно - конец тайны! Она знает объяснение! Мне и в голову не пришло, что она боится призраков Мингона или еще какой мистики. Нет-нет! Она боялась другого, так смотрит, быть может, воришка, пойманный за руку! Так смотрят преступники... откуда я знала это? Ума не приложу... но я знала.
А Клара... вместо того, чтобы сказать мне отгадку тайны, вдруг развернулась и быстро пошла вниз по ступенькам. Я бросилась за ней, схватила за плечо, она вывернулась, оттолкнула меня и рванула в гостиную, закричав:
– Ева! Я опрокинула поднос! Приберись на лестнице!
Я растерянно остановилась. Ева прибежала с кухни и, охая, принялась бегать туда-сюда с веником, тряпкой, ведром. Клара куда-то пропала. Наверное, спряталась и затаилась.
– Я спрошу у Евы!
– Крикнула я.
– Если ты не поговоришь со мной, я спрошу у Евы! И у Марка!
Волшебные слова. Клара тут же появилась из-за двери кухни.
– Перестань!
– Прошипела она.
– Прекрати орать!
– Поговори со мной.
– Упрямо повторила я.
Клара махнула головой, приглашая меня за собой. Я радостно кинулась к ней. Она грубо схватила меня за плечо, затолкала в кухню и захлопнула дверь.
– Ты дурная пигалица!
– Громко зашептала она мне в лицо.
– Что ты тут шумишь, люди наверху!
Я молчала. Ждала.
– Что ты хочешь услышать?
– Ты сама знаешь.
– Ты-то откуда знаешь? Никитка вспомнил?
– Да!
– С вызовом сказала я.
– Он все помнит!
– И что теперь?! За этим что ли приехали?
– Просто скажи мне правду. Или ты хочешь, чтобы он сам тебя спросил?! Лучше этого не надо, поверь. У него тяжелая жизнь была и тяжелый характер.
– Это все быльем поросло, чего ворошить? Дело прошлое, менты ваши уже ничего не сделают мне. Так что... ну что он помнит, а? Помнит, про подвал? Играл он там, когда мелкий был.
Я чуть не спросила: "Потерялся там?" Если бы я успела это сказать, я бы все испортила, дав понять Кларе куда врать. Но я не успела, потому что она тараторила как заведенная.
– Ты не мать еще, не понять тебе. Пигалица
– Зачем отнять?
– Зачем-зачем... за тем! Решили, что у меня тут условий нет для ребенка. Что тут ни сада, ни школы. Хотели забрать его и в детдом в городе отдать, чтобы я только на выходные его забрать к себе могла. Раз приехали с комиссией какой-то, а я Никитку спрятала в Мингоне, в подвале том. Чтобы не нашли. А сама сказала, что он у матери моей в другом городе, у бабушки то бишь. Они покрутились-покрутились, увидели, что в доме нет пацаненка, и уехали. С тех пор в покое оставили меня. Он и посидел-то там пару часов, я ему игрушек дала, фонарик. А ты бы как сделала, если бы твое дитя у тебя отнять хотели?!
Я растерялась.
– Ну... я же ничего и не говорю. Наверное я бы тоже не отдала.
– Вот видишь!
– Воодушевилась Клара.
– Что он вспомнил-то?
– Вспомнил, что сидел в подземелье.
– Ответила я.
– И все?
– А что еще?
– Ну мало ли. Может комиссию эту вспомнил. Что его забрать хотели. Это ж ребенку расстройство. От матери-то родной...
– Извините, что я так на вас набросилась.
– Пробормотала я.
– Просто подумала невесть что. Что вы ребенка запирали под землей и все такое...
– Как видишь, был повод. Можешь ему так и сказать. И пусть он не думает ничего такого... а то он приехал неласковый такой, будто обиду какую на меня держит.
– Да нет, он всегда такой.
– Ну ладно, ладно. Вспоминать это даже все неохота. Тяжелые времена были. Нанервничались все. Марк с Евой тоже... Ева плакала постоянно, она ж любила его как родного, своих деток не дал бог. Так что ты это перестань, не надо прошлое ворошить. Боялась она сильно, что его у нас заберут.
– А почему он потом сам уехал?
– Вот это ты у него спроси, этого я не знаю. Скучно ему тут было, поиграть не с кем. Дети к нам редко приезжали. Наверное, потому и сбежал в город, к людям поближе. Но это и правильно, учиться пора было.
– Может, вы с ним поговорите? Про это подземелье объясните, чтобы он успокоился?
– Нет, Катюш, не надо этого. Ты ему скажи - да и все. Мне тяжело это все. Пойми меня как женщина женщину. Легко ли малое дитя в подвал закрывать... я себе, может, и сама не прощу этого никогда.
– Хорошо. Тогда я сама скажу.
– Вот так лучше будет. Он, видать, сильно тебя любит, это видно. Лучше от тебя пускай узнает. Я-то не особо его любви заслужила... Ладно, пойду я сделаю заново еду новенькому. Профессор какой-то! Может, в Мингоне опять копаться начнут. Надо накормить, а то от нашего гостеприимства сбежит раньше времени, скажет, голодом морили.
– Давайте помогу.
– Предложила я.
– Ты давай к Никитке иди. Вы у меня тоже гости, нечего на кухне ошиваться.