Русалки-оборотни
Шрифт:
Посетителей было немного. Точнее — трое. Бородатый мужик мирно похрапывал, уронив голову на стол, обнимая но сне горшочек недоеденных щей и бутыль со стопкой. Другой, судя по мундиру — квартальный полицейский, сосредоточенно поглощал окрошку. Третьего скрывал развернутый лист газеты «Губернские ведомости». На сердце Ивана Петровича делалось все тревожней.
Он подошел к любителю прессы, кашлянул в ладошку:
— Прошенья прошу, позвольте поинтересоваться…
— Да? Чем могу быть полезен? — из-за газеты выглянул благообразный старичок в черном монашеском одеянии,
Сердце Иван Петровича так и екнуло.
У входа раздался какой-то шум, возгласы:
— Ах, извините ради бога! — затараторили служанки наперебой, — Мы вас не заметили. Но мы сейчас все исправим! Пойдемте наверх, мы вас быстро высушим!
Оставив теперь уж пустые кувшины у порога, девушки с обеих сторон подхватили под руки студента — того самого, который посещал церковную лавку, — и увели его, в насквозь мокром сюртуке, не успевшего сказать ни слова, к лестнице, ведущей в верхние гостевые комнаты. Студент лишь бросил растерянный взгляд в сторону старичка-монаха.
Ивану Петровичу все стало ясно. Обуревавшее его нехорошее предчувствие сменилось ощущением полной безнадежности, захлестнувшей его с головой и бросившей в пучину всепожирающего отчаянья. В общем, расстроился Иван Петрович сильно.
Помощь, на которую он уповал, которую ждал столь долго и нетерпеливо, которая ему так нужна — наконец здесь. Но уж лучше б и не появлялась вовсе!..
Однако Иван Петрович собрался с силами и, сурово сдвинув брови, взял себя в руки. Присел за стол, заказал трактирщику кружку холодного кваса. Представился.
— Серафим Степанович, — назвался в ответ старец.
— А фамилия? — уточнил дотошливый Антипов.
— А фамилии нам, монахам, не положены. Это все суета мирская, — сказал старец.
Да, старичок-монах оказался действительно тем, с кем была назначена встреча. Отец настоятель вызвал их из дальних владений обители, куда они ездили по делам. Но в письме изложил лишь общие факты. Иван Петрович обещал обрисовать ситуацию попозже, на месте событий. Ему не хотелось вдаваться в подробности при посторонних, а тем более в присутствии Антипова.
— Вы приехали не один? — со смутной надеждой поинтересовался староста. Уж очень сомнительным борцом с нечистью показался ему седобородый старец.
— Как же, с помощником, — кивнул монах. — А вот, кстати, и он.
С громким грохотом по лестнице сбежал студент. Растрепанный, смущенный и бледный, застегивая на ходу по-прежнему сырой сюртук. Приведя в порядок (относительный) одежду и пригладив волосы, он подошел к подозвавшему его жестом старцу. Впрочем, не забыл вежливо поклониться собравшимся за столом.
— Мой друг и коллега, Феликс Тимофеевич Вратов, — представил монах молодого человека. — Несмотря на юные лета, отменный специалист по суевериям и поиску пропаж. — И добавил, обратившись к юноше с мягким укором: — Что же вы, брат Феликс, так неосторожны? И девушек подвели.
На сие замечание молодой человек не нашел что ответить, стушевался и покраснел, не смея поднять глаза. Старичок же, прищурившись, улыбнулся в седые усы. От его цепкого взгляда не ускользнуло оскорбленное и обиженное
Иван Петрович был разбит и подавлен, обманут в своих надеждах самым жестоким образом. Как, скажите на милость, эти двое смогут остановить разгул бесчинства нечистой силы, творящийся в его селении?! Кто из них двоих обещанный «бесстрашный и опытный боец с бесовщиной»? Или же они призваны дополнять друг друга — один опытный, а второй, стало быть, бесстрашный? Но при всем желании Иван Петрович не мог заставить себя поверить, что седобородому монаху пришлось на своем веку сразиться с легионом бесов. Ну не может человек, столкнувшийся с чертовщиной, остаться таким благодушным и жизнерадостным. А его помощник, этот юноша, которого Иван Петрович принял вначале за простого застенчивого студента, — разве на такого можно положиться в серьезном, ответственном деле? Да и на монаха или послушника он вовсе не похож — ни усов, ни бороды, и одет не в долгополую рясу, а по-мирски, хоть и во все черное, будто ворона. Но ведь так одеваются какие-нибудь приказчики и семинаристы…
Ну игумен, ну друг любезный! Неужели вправду прислал недоучившегося мальчишку и немощного старика затем только, чтоб он, староста, отвязался наконец со своей нечистой силою? Вот, значит, чем обернулась дружба многолетняя, с младых ногтей до седин дожившая!..
Иван Петрович в очередной раз окинул тоскливым взором покачивавшихся на кожаном сиденье коляски «борцов с нечистью». Кузнец напрасно тревожился за своего коня — ни тот, ни другой благодатной полнотой настоящего церковного служителя не отличались. Седобородый Серафим Степанович оживленно расспрашивал Антипова о местной топографии, вертел головой, разглядывая окрестности. Помощник же его едва ли проронил два слова, погрузившись в созерцание пыльной обочины дороги. Пред равнодушным взглядом проносились лишь подорожники, лопухи да репейники. И что это былье разглядывать? — недоумевал сердитый Иван Петрович. (Кстати, длиннополый сюртук, бессовестно вымоченный девицами, послеполуденное летнее солнце высушило за считаные минуты.)
Серафим Степанович говорил без умолку, засыпал попутчиков вопросами, нравом своим и черно-седой расцветкой до крайности напоминая непоседливо-говорливую птицу сороку.
Феликс Тимофеевич предпочитал хранить молчание. Только спросил невпопад, давно ли здесь был дождь. Иван Петрович странности вопроса не удивился. Теперь-то он был готов ожидать какой угодно нелепости.
— Да, — ответил, — уж вторую неделю ни капли не пролилось. Клевер сохнет, пшеница колос не наливает…
Но Феликса Тимофеевича аграрные проблемы мало волновали: не поддержав разговора, он снова погрузился в свои мысли.
В другой раз встрепенулся, услышав название деревни, куда они, собственно и направлялись:
— Малые Мухоморы? — переспросил он с недоумением. — А что, разве существуют и Большие Мухоморы?
— А как же, имеются и большие, — усмехнулся Иван Петрович.
— И где? Далеко?
— Зачем, тут близехонько. Вон, за лесочком болотце будет — так там они и растут, большие-то мухоморы.