Русалочка
Шрифт:
– Стоп, стоп! Два месяца назад вы угрожали потому, что мы встречались. Теперь вы угрожаете потому...
– Я тебе не угрожаю Вовик! Что за бестолочь такая? Я тебя умоляю!
– Батюшки…
Мать отвернулась и ослабевшим шепотом повторила:
– Я тебя умоляю. Сделай что-нибудь.
– Но что?
– Или она убьет всех нас, или она убьет себя. Я сердцем чувствую... Не делай того, что не исправить, я умоляю. Я... За мной не встанет, я найду тебе и угол, и работу. У тебя будет машина. Что тебе еще требуется,
– Мать неожиданно всхлипнула и закрыли лицо платком.
Не представляя, куда смотреть, Володя неуклюже переминался с ноги на ногу. Хоть сквозь землю провались.
– Ирина Михайловна…
– Чтобы она знала, что она такая же как все!
– Мать поглядела на артиста заплаканными глазами, словно он ее избил.
– Что она не урна для мусора. Что она не одна. Ты видел... видел, как она кипит? Она ждет от тебя одного-единственного слова!
Володя глупо кивнул.
– Каким надо быть тупоумом, чтобы этого не понять?
– Взяв себя в руки, Ирина Михайловна спрятала платок в кармане.
Повисла деловая пауза.
– …Ну, и что? – Ирина Михайловна посмотрела на часы. Она не торопилась, но как бы предоставляла бывшему принцу конкретное время на размышление.
– Тупоуму надо подумать, - ответил Вова, - Давайте завтра…
– Какое завтра?! Ты отдаешь себе отчет в том, что может случиться сегодня?
– Ирина Михайловна, поймите меня. То, что вы сказали… Ну, я не ожидал: работа, машина, угол. Вы это серьезно?
– Я пока никого не обманывала.
– Какая работа? Стоять за прилавком?
– Это сейчас так важно?
Володя растерянно пожал плечами.
– Ладно.
– Мать посмотрела в землю.
– Делай, что хочешь. Если б ты еще знал, что хочешь… Ладно. Но учти: оставишь ее так - домой ты явишься не в белой рубашечке, а в черной пропахшей робе. От нее всю жизнь будет пахнуть смертью человека, который тебя любил. И кого ты сам любил, придурок.
Огрев артиста столь патетичной для бизнес-леди фразой, мать опустила руки в карманы и отправилась к дому.
«О, Господи!
– Вова потерянно огляделся.
– Где я? Куда я влип?»
– Ирина Михайловна, подождите!
– Он догнал ее.
– Вы, в общем… Вы не передумаете?
– На счет угла-то? Что-что а верить мне можно. Ой, горе луковое. Ладно, идем выпьем.
Они прошли мимо пустой скамейки, возле которой сиротливо крутился привязанный Граф, и вернулись в гостиную. За столом сидели все, кроме Кристины.
– Где она?!
– Крылья материнского носа взметнулись вверх, она застыла в дверях как статуя.
– Кристина?
– Александр Николаевич дернул плечом.
– Мы думали, она с вами.
– Бегом, ищи ее!
– Ирина Михайловна подтолкнула Вову на выход, - Не дай бог, она нас слышала. Господи, этого мне не хватало!
Не чувствуя земли под ногами, Вова выскочил на
– Кристина!
Ответа не последовало. Он оббежал дом, и…
Конечно, она не могла далеко улететь на паре костылей: она ковыляла по тропинке ему навстречу, повесив голову и прикусив губу.
– Кристи!
– Он остановился, собираясь ее обнять.
– Ты, что, подслушивала?
– А что, нельзя?
– она отпихнула его костылем и пошла дальше.
– Кристи, я должен тебе сказать… Да остановись ты! Слышишь?!
Она остановилась.
– Кристи!
– Он дотронулся рукой до ее щеки.
– Ну, посмотри на меня! Это ерунда. Я сделаю, как ты скажешь. Если ты, действительно, любишь, надо научиться прощать. Ты плакала, да? Научилась? У тебя на глазах слезы.
Она, наконец, подняла голову:
– Все сделаешь, как я скажу?
– Да, да.
– Давай сюда коляску.
– Даю.
– Володя сходил за каталкой.
Кристина приземлилась в кресло и выбросила костыли в траву:
– Поехали!
– Куда?
– К морю. Иди, скажи маме, что мы смотрим закат.
Он выкатил коляску на берег. Кристина показала на одинокую скалу, и он молча таранил колесами вязкий песок, пока они не достигли кромки воды возле серой каменной глыбы. Ветер уже разогнал все тучи и стих. Волны успокоились. Красное солнце тонуло за горизонтом, от него осталось меньше половинки. Кристина сложила руки на коленях:
– Как спелый гранат, правда?
– А? – Он не слышал, что она бормочет.
– Небо как теплый костер.
– Ага.
– Он опять не расслышал и, сунув руки в карманы, тоже уставился на дольку от солнечного диска.
Несколько минут они провели под шум набегавших волн. Он ни разу не взглянул на нее. Иногда невозможно смотреть в глаза. Иная правда позволительна лишь ангелам. Но люди не ангелы, и когда любовь касается их огненными крылами Серафима, гораздо безопаснее смотреть на солнце, чем в обнаженное пламя.
– Оставь меня здесь, - сказала Кристина.
– Я хочу здесь остаться.
– Ну-ну, Граф!
– Сморщенная рука Михаила Васильевича потрепала шерсть разволновавшегося пса. Овчарка вела себя так, словно под ним начинает разгораться стог сена.
– Слышишь, что я говорю? Будет! Будет тебе! Сиди смирно, не шали.
Худо-бедно внушив Графу, что все в порядке, старик поднялся со скамейки и вошел в дом. В гостиной обстановка выглядела более умиротворенной, чем на улице. Правда, Ольга зачастила к винной бутылке, Леля безостановочно курил, а Ирина Михайловна как-то нервно пританцовывала возле музыкального центра, перебирая бесчисленные диски, и никак не могла подобрать нужную пластинку. Гарика клонило в сон. Папа безуспешно боролся с заусенцем.