Русалочка
Шрифт:
– Где я оставил трубку?
– Михаил Васильевич осмотрелся: - А, вот она!
– Дa… - тяжело крякнул Александр Николаевич. – Если у нас так будет каждый вечер…
– Не будет.
– Дед поплелся обратно к Графу.
– Так не бывает каждый вечер.
– Ничего не могу понять, - продолжал ворчать Александр Николаевич.
– На среднем пальце постоянно торчит заусенец! На других всегда все чисто, а на этом постоянно… Хотите анекдот?
Гарик лениво приоткрыл один глаз.
– Едут в ночном автобусе два педераста.
– Папа издал два глухих смешка.
– Вокруг, значит, все спят. Один другому говорит: "Давай,
– Александр Николаевич сложил ладони рупором: - "Эй, есть у кого-нибудь закурить?" - Тишина.
– "Закурить есть?" - Никто ответил. Потрахались, значит...
Во дворе бешено завизжал Граф. Увидев прибежавшего артиста, пес рванул с цепи, едва не перевернув скамейку, на которой сидел Михаил Васильевич, - так что деду ничего не оставалось, как отвязать ошейник. Зачем-то схватив зубами костыль, Граф стрелой пустился туда, откуда появился Вова.
Александр Николаевич замолчал.
Все посмотрели на дверь. В дверях возник бледный, запыхавшийся Гамлет.
– Она!!… - пропыхтел он, вытаращив глаза и показав в сторону Финского залива.
– Она сказала…
– Что с ней?!
– заорала мать.
Отец подскочил с кресла:
– Живее! К скале!
Не прошло и двух минут, как на темнеющий берег, из-за деревьев начали выбегать люди. Первым появились Вова, Ольга и Гарик, потом отец, мать. Они бежали к скале, они рассыпались на песке и с высоты птичьего полета напоминали молекулы, хаотично вздрагивающие в спокойной воде.
Коляска была пуста. Рядом лежала одежда: белые слаксы, кроссовки, футболка. Обезумевший Граф бестолково метался между одеждой Кристины и морем с костылем в зубах то сверяя след, то вновь теряя его в морских волнах.
– Кристина!!
– закричал Вова, входя в воду.
– Кристина!!!
Мать прижалась к отцу. Гарик заревел. Ольгу трясло... Последним прибежал старик. Увидев деда, Граф бросил безуспешные поиски, выронил костыль и лег возле коляски. Пес положил морду на белые слаксы и заскулил. Вова еще ходил по пояс в воде, между острыми камнями, видимо, на что-то надеясь, машинально сгребая в охапку морскую пену, а Граф вдруг сразу все понял.
* * *
... Ее человеческое тело скоро нашли. Его принесли волны и положили на морской песок. Люди долго стояли над ней. Они знали: уходить нельзя. Русалка прощалась.
... Но она уже не видела их. Она видела белые паруса корабля и красные облака в небе; голос их звучал как музыка. Но такая возвышенная, что человеческое ухо не расслышало бы ее, так же как человеческие глаза не видели их самих.
Ганс Кристиан Андерсен.
Эпилог
Он так и не уехал в Тамбов. Вернулся в театр, играл Гамлета, хохмил в капустниках, потом подвизался на телевидении, у него даже появились
Как-то раз он заговорил с волной, и волна ответила ему, что Кристина не умерла, а...
– Последнего слова он не расслышал.
– Что? Что ты сказала?
– спросил он.
Вопрос растаял в воздухе без ответа. А волна, прокатившись в полуметре, оставила едва заметный узор на песке и растворилась в море.
С тех пор он знал, что Кристина не умерла.
Он продолжал каждый вечер приходить к заливу. Он садился у самой кромки воды и слушал дыхание прибоя. Он все пытался угадать в нем продолжение того ответа.
Он боялся, что начнется зима, залив покроется коркой льда, и ему не к кому будет ходить провожать солнце. Страх оказался напрасным. В декабре море заледенело, и он полюбил бродить далеко-далеко по белоснежному ковру, - там, куда не ступала нога человека. Он знал, что Кристина не умерла, и это согревало его потерянное сердце.
Он стал вдруг понимать, что однажды они встретятся (он не мог этого объяснить, он просто знал) и эта встреча будет настоящей: ее нельзя отменить, ей невозможно положить конец или нарисовать предел. Для этой встречи не понадобится ни удачное стечение обстоятельств, ни хорошее место, ни счастливое время. Потому что это будет встреча с самим собой.
Он научился любить жизнь. И он хотел жить. Но еще больше он хотел, чтобы жизнь полюбила она. Он хотел заставить Кристину любить жизнь.
В конце апреля растаял лед, и он снова приходил на берег. Сколько золота он увидел летом не пересчитать. Когда солнечные лучи рассыпались перед ним по морской глади, и миллиарды золотых слитков ложились на ладонь, соединяя сверкающим мостом его сердце с солнечной звездой - о, небо! о, бездна! о, милосердие Господне!
– он задыхался от восторга.
– Кристи, ты видишь?!
– спрашивал он.
– Ты погляди, какое чудо! Ты где-нибудь видела столько чуда? Тронь рукой - и все рассыплется, а не трогать, так, где ты еще найдешь столько благословения?
Да, он, действительно, полюбил жизнь.
В середине июля погода стояла тихая и безветренная. Он сидел на берегу, оцепенев вместе с мировым океаном, как вдруг по его щеке пробежало легкое дыхание. Потом шелохнулась зеркальная морская гладь...
– Привет, - раздалось совсем рядом.
– Привет, - ответил он.
– Ну, как ты?
– спросил самый знакомый голос на этой земле.
– Да ничего, - он пожал плечами.
– Классно!
– Она засмеялась.
– Я тоже совсем даже ничего. Ха-ха! Ха-ха-ха-ха!
Он огляделся по сторонам:
– Это ты?
– Да-да-да! Ха-ха-ха!
– Но где?
– Везде. Я теперь как дух: меньше тела - больше души - да?
– я правильно выражаюсь?
– Неплохо. Я же сейчас с ума сойду! – понял Вова.
– Плыви скорей ко мне!
– Ха-ха-ха-ха-ха!
– разлетелось по берегу.
И она вынырнула из моря. И приплыла.
– Слушай, Вовик, - попросила она, - уж лучше ты поближе сюда. Я же не могу долго на берегу. Хреново задохнуться на песке. Одного раза с меня хватит.