Русофобия: антироссийское лобби в США

Цыганков Андрей Павлович

США также потеряли важные контракты еще и потому, что отчужденный Кремль захотел сообщить о своем недовольстве попытками США подорвать влияние России в энергетике региона. Самым известным из таких контрактов был контракт на разработку Штокмановского месторождения природного газа в Баренцевом море (стоимость контракта, за участие в котором с самого начала Chevron и ConocoPhillips вели борьбу с французскими и норвежскими компаниями, составляла 12 млрд долларов). Другим крупным проектом был контракт на закупку «Аэрофлотом» пассажирских самолетов на 3 млрд долларов. Борьба за него развернулась между американской компанией Boeing и европейской компанией Airbus. В обоих случаях американские компании проиграли европейским, и Кремль не скрывал, что такой исход был результатом усиливающихся риторических нападок США на президента Путина. Решение было объявлено менее чем через месяц после резкой антироссийской речи, произнесенной Чейни в Литве¹²³. В российской прессе

эту речь обычно сравнивали с речью, произнесенной в 1946 году Уинстоном Черчиллем в Фултоне, в которой британский лидер заявил о том, что Европу разделил «железный занавес»¹²⁴. Бывший президент СССР Михаил Горбачев, сыгравший одну из главных ролей в окончании «холодной войны», назвал речь Чейни «провокацией и вмешательством во внутренние дела России»¹²⁵.

Таким образом, курс США на диверсификацию поставок энергоносителей, оправдывавший жесткую линию установления контроля над энергетикой России и Каспийского региона, дал результат, противоположный желаемому. Вместо получения доступа к разным источникам энергоносителей в Евразии и на Среднем Востоке этот курс подталкивал два региона к созданию энергетического картеля или группировки, направленной против США. Если бы это произошло, цена на нефть могла, по некоторым оценкам, возрасти на 50 % по сравнению с тогдашней¹²⁶. Кроме того, возрастал шанс сближения России с Китаем, и некоторые обозреватели отметили «не только формирование нового нефтегазового картеля вокруг России, но и формирование на Востоке образования, включающего государства-производители и государства — главные потребители. Это образование будет отличаться большей сплоченностью и фактически станет конфедерацией»¹²⁷. По мере того как в России нарастало разочарование энергетической политикой Америки, эту политику начали все более и все острее критиковать те, кто выступал за резкую переориентацию внешних связей с Запада на Азию. Для многих россиян энергетическая политика США наряду с расширением НАТО и развертыванием ПРО в Восточной Европе стала убедительным свидетельством того, что Америка стремится не к чему иному, как к установлению своей гегемонии в мире.

Глава 8

Возможность альтернативного подхода к России

Есть ли у США достаточно уверенности в собственных силах и достаточно оптимизма в отношении своего будущего для того, чтобы вступить в конструктивный диалог с Россией? Или же США испытывают все большие сомнения, вызванные менее чем успешной внешней политикой и уязвленной гордостью? Эти сомнения приводят к тому, что в России видят источник проблем Америки, а не потенциального партнера.

Thomas Graham. Russia in Global Affairs, July-September 2007

1. К лучшему пониманию России

Общие положения

Эта книга — попытка документировать роль, которую играет лобби во внешней политике США. Влиятельные группы, выступавшие за военную гегемонию США и триумф демократии по-американски, а также сторонники восточноевропейского национализма воспользовались политическим вакуумом, которые возник в Вашингтоне после 11 сентября 2001 года и вторжения в Ирак, и «продавили» концепцию ужесточения политики в отношении России. Мобилизовав СМИ и различные политические каналы, лобби представляло Россию как страну с устоявшимся, прочным и становящимся все более опасным режимом. В результате лоббистам удалось убедить ведущих представителей политического класса Америки воспринимать Россию как угрозу. Некоторые влиятельные политики и представители администрации США симпатизировали программе лобби, да и сами не чурались русофобской риторики. Хотя в американо-российских отношениях уже не было характерного для «холодной войны» сдерживания, лобби внесло немалый вклад в отход от наметившегося после событий 11 сентября 2001 года партнерства.

В Приложении, приведенном в конце книги, дан более подробный перечень действий лобби по пяти направлениям развития постсоветской России. Речь идет о восприятии россиянами своего прошлого, государственном строительстве, политической системе, военной безопасности и энергетических ресурсах. Американские критики России стремились представить эту страну как державу, потерпевшую поражение в «холодной войне» и пытающуюся пересмотреть ее итоги, охваченную манией возрождения имперских автократических институтов и вступающую в конфликты со странами Запада по всему миру. Еще одна иллюстрация такого восприятия России появилась после кризиса на Кавказе в августе 2008 года. Хотя эта книга была написана до него, мои рассуждения помогают понять, почему многие американские наблюдатели стремились акцентировать негативную роль России и преуменьшить ответственность Грузии¹. Несмотря на то что 8 августа 2008 года на Южную Осетию напала именно Грузия², рефлекторной реакцией ряда влиятельных СМИ и политиков в США стали обвинения в адрес России³.

В

той мере, в какой лобби влияло на политику администрации США, оно пронесло США огромный вред. В период важных перемен в отношениях с Россией лобби транслировало внутри и вовне США высокомерную оценку Америки как нравственного стандарта, которому должен следовать весь мир. То, что США изображали как победителя в «холодной войне», не только страшно искажало сложные отношения России и США, но и все более углубляло ощущение противостояния в американском и российском обществах. Оценивая политические перемены в России, лобби стремилось навязать дискурс неоимпериализма и проводимого Кремлем демонтажа демократии. И все же интересам США больше всего соответствовало сохранение государственного управления и политической стабильности в России, особенно в таких сложных и склонных к насилию регионах, как Северный Кавказ. Вместо обвинений России в нагнетании напряженности стоило искать сотрудничества с Кремлем в деле стабилизации стратегически важных регионов. Попытки читать Кремлю лекции о добродетелях демократии или задавать траекторию развития России, поддерживая проамериканских российских политиков, контрпродуктивны. Такие действия лишь усиливают чувство обиды, которое уже питает российское общество в отношении Америки. Наконец, стоило бы отказаться от попыток (односторонних, порой даже нарочито игнорировавших законные интересы России) приблизить американскую и западную военную инфрастуктуру к границам России и подорвать политику Кремля в сфере энергетики. Гораздо продуктивнее была бы совместная с Россией разработка взаимоприемлемой системы оценок военных и энергетических рисков.

Дебаты по трем проблемам

Оценивая прогресс России после окончания «холодной войны», важно руководствоваться взглядом, чутким к истории. Оценка России с позиции концепции маркиза де Кюстина, сформулированной двести лет назад, считавшего Россию «в сущности агрессивной» страной, которая «прежним унизительным подчинением оправдывает план осуществления тиранического правления над другими странами»⁴, или реконструкция мотивов Кремля без достаточных доказательств вряд ли способствуют лучшему пониманию России или разработке здравых политических рекомендаций. Беспристрастный, непредвзятый анализ должен фиксировать как неудачи, так и успехи трудной трансформации России.

Такое видение может помочь лучше понять споры, идущие по трем проблемам развития России после окончания «холодной войны». Первая проблема касается ответственности за окончание «холодной войны». Согласно одной интерпретации, Россия — экспансионистская и противостоящая Западу держава, потерпевшая поражение в войне со «свободным миром». Необходимо предупредить проявления «империалистических инстинктов» России. Как было показано рядом ученых, этот подход неточен уже потому, что в окончании «холодной войны» Россия сыграла такую же решающую роль, какую сыграли и США. Первые попытки вступить во взаимодействие с Западом были предприняты Россией в конце 50–60-х годах, то есть задолго до материального упадка советской мощи, и невозможно представить окончания «холодной войны», не отдавая должного руководству Михаила Горбачева⁵. Вместо того чтобы провозглашать одного-единственного победителя, следует понять, что «холодную войну» проиграли обе страны, которые, однако, извлекли бы огромную пользу, отказавшись от мышления времен «холодной войны» и разработав взаимоприемлемую интерпретацию прошлого⁶.

Вторая вызывающая споры проблема — проблема оценки экономических и политических реформ в постсоветской России. Для понимания этих реформ недостаточно сравнений со странами Запада — Россию необходимо рассматривать в контексте ее собственной истории. В этом отношении поучительна история научного изучения перехода. Ирония заключается в том, что некоторые эксперты, в 90-х годах считавшие, что Россия успешно строит демократию, начали воспринимать Россию как диктаторское государство⁷. Новый преобладающий подход, по-видимому, предполагает отношение к России как к стране, которая не смогла пройти испытание вестернизацией, но реальность может доказать, что сторонники такого подхода снова ошибаются. Сегодня необходимо пересмотреть научные посылки и аналитические инструменты, а не просто менять канву восприятия политических реалий в России с оптимистической на пессимистическую.

Наконец, важные споры разворачиваются и по проблеме того, является ли самоутверждение России во внешней политике отражением антизападной экспансионистской культуры и прелюдией к восстановлению империи. Некоторые эксперты охотно разделяют мнение об империалистической сущности российской внешней политики и необходимости противостоять Кремлю⁸. Однако такая интерпретация уводит от обсуждения ответственности самой Америки за нынешнюю напряженность отношений с Россией. Отказываясь анализировать этот аспект взаимодействия Запада и России и его исторические предпосылки и основы, эксперты, разделяющие тезис об «империализме» России, дают, как правило, однобокие оценки российской внешней политике⁹.