Русская фантастика 2010

Эльтеррус Иар

Игорек, что же ты? Ты зачем одноклассника ударил? И не плачь, боже мой, перестань, пожалуйста! Большой уже, а ревешь… как маленький!

Он меня обзывал дылдой… и еще… и…

Будет, будет. На вот, успокойся.

Прекрати, Лаврецкий! Татьяна Матвеевна, вы же понимаете, так продолжаться не может. Мальчик слишком взрослый, чтобы вписаться в коллектив. Мы отказываемся учить его, на этом настаивают все учителя. Я даже не говорю о постоянных драках, но ведь его постоянно дразнят, высмеивают, и не только одноклассники.

Вы должны понять. В классе нездоровая обстановка, уроки вести невозможно. На переменах творится черт-те что.

Но это уже третья школа. Может, как-нибудь объяснить детям?..

Нет. Забирайте.

Подсознание изволит шутить, растягивая предсмертные секунды в киноаттракцион? Зачем? Прошлое не тревожит меня: я умер. Интересно, скоро начнутся бред и бессмыслица?

Время шло. Требуется актер на роль мужчины в театре абсурда, язвительно проскрипел невидимый конферансье. Ты жив, дуралей! Сварливости ему, то есть мне, было не занимать. Я очнулся.

Огонь так же плавно колыхался: не резко выброшенным языком хамелеона — ленивой рябью на поверхности озера. Тянул ко мне загребущие лапы. Я шагнул к столу и увидел, как впереди, на полках, заставленных разнокалиберными баночками и жестянками, взбурлило пламя. Прыжком набросилось на стенку с книгами, посудой и всяким барахлом, подкатилось к ногам и… обогнув их, вцепилось в дотлевающие занавески.

На расстоянии вытянутой руки выгорело все, я и зажмуриться не успел. Но успел заорать, представив, как вспыхну факелом, как… Рассудок отказывался принимать то, что творилось вокруг. Целый и невредимый, но сильно не в себе, я стоял в огненном кольце.

Бред и бессмыслица? Аттракцион продолжается? Или…

* * *

Я на седьмом. Не прыгаю по ступеням, наоборот — сбавил темп. Где ты, молодость, с двумя-тремя повторными ходками? Почему следующая дается стократ труднее? Если б не это, я мог бы на время отключать слой, не причиняя вреда.

Нет, нет и нет. Забудь. Нереально.

Спасибо еще научился входить в нужное состояние. Спасибо «учителям». И тем подонкам с ножом, и…

Второй раз было иначе: похоже, но по-другому. Судьба словно вознамерилась переиграть ситуацию: эй, парень, чего ты удрал? Испугался? Но теперь-то, теперь?! Ну-ка, покажи засранцам, на что способен!

И я показал.

Засранцы, пристававшие к молодой девчонке, не пожелали внять доброму совету — убираться к черту, пока живы-здоровы. Только зло ощерились и, пригнув головы, точно быки на корриде, двинулись ко мне, обходя слева и справа. Я блестяще исполнил роль матадора. Взамен алого плаща-капоте — граница, буферная зона, между временем там и временем здесь.

Откуда им было знать, что…

Откуда мне было знать?! Я и не знал! Надеялся лишь на скорость. А потом, когда понял… и ужаснулся, и… оказалось поздно.

Замените в слове «скорость» две буквы, получится — «старость». Прах. Тлен. Смерть.

Матадор по-испански — убийца. В роли убийцы я был великолепен.

Меня не искали и не судили — никто не запомнил борца за справедливость, заступника сирых и убогих. Никто толком ничего не разглядел и тем более не понял. На следующий день в серьезных газетах мелькнула пара заметок, зато желтая пресса разродилась скандальными статьями. Журналисты изощрялись кто во что горазд, сравнивая проходной двор, где «случился инцидент», с бермудским треугольником, рассуждали с умным видом о египетских пирамидах и временных парадоксах. О неведомом и непознанном.

Эзотерике, НЛО, психокинезе… И, конечно, врали напропалую, пересказывая старые байки и сочиняя новые. Переливали слухи и домыслы из пустого в порожнее.

Меня не судили — я сам осудил себя. Зарекся раз и навсегда. Поклялся, что никогда больше…

И нарушил клятву через месяц.

Горела панелька — длинное унылое здание брежневской застройки. Я вылез раньше своей остановки, хотелось пройти пешком, развеяться — повздорил с начальником на работе и теперь думал, писать увольнительную по собственному или… А жена? ребенок? Я до того погрузился в размышления, что опомнился, только налетев на пенсионера с клюкой, и тут же получил отповедь. Извинения застряли в горле: над крышами поднималось зарево пожара.

Не сразу сообразил: до моего дома — пара кварталов, я вышел раньше! Побежал как угорелый.

Быстрее! Быстрее!

Ускорение пришло само. Ключ прост — взвинченное состояние, выхлест эмоций, шок. Не надо корежить и заставлять себя, терзаться: не получится! не сумеешь! Удалось с первой попытки.

Горела панелька… В окне пятого этажа кричала и заламывала руки женщина в годах. Лицо — будто мелом припорошено, и надрыв в голосе, такой, что мурашки по хребту. У пожарных заело лестницу, по штурмовкам они подниматься не рисковали: огонь полыхал снизу доверху. Вместо подъезда — развороченная груда обломков. Женщину уговаривали прыгать на растянутый тент. А она кричала и кричала…

Огонь поднимался выше, я решил: будь что будет, и рванул в подъезд. Для наблюдателей — рекорд скорости. Для меня — долгие прыжки по вывороченным плитам. Лихорадочное напряжение. Кое-как залез по обрушенной стене на третий этаж, ступил на лестничный пролет и обмер… сверху надвигалось пламя. Все во мне кричало: назад! назад! Я упрямо шел вперед.

Расчет оправдался: пламя не смогло преодолеть буферную зону. Огонь расступился, и страх убрал с горла ледяные пальцы.

Пробравшись в квартиру, я обхватил женщину и вывалился с ней за окно. Тент прогнулся чуть ли не до земли, но его удержали. Ускорение выключилось еще в воздухе.

Она поседела не от переживаний, нет… но состарилась не очень. Морщины я не считал, и так ясно. Спасенную передали врачам, а я поторопился удрать — от докторов, пожарных, ненужных расспросов. Суматоха была порядочная. Вяло ответив на рукопожатие, я увернулся от грузного начальника в форме и заткнул уши, чтобы не слышать слов благодарности. Я не мог смотреть на эту женщину!

Обогнув красный пожарный «ЗИЛ», ускорил шаг: затеряюсь в толпе. Среди зевак выделялась кучка журналистов; длинноволосый тип в очках и с папироской в зубах направился ко мне. Чертовы писаки! Сейчас как выпалит на всю улицу: зачем вы сунулись в огонь? Почему не пострадали? И одежда… ваша одежда ничуть не обгорела!

Распихивая людей локтями, я побежал назад: там и народу меньше, и репортеров не видно.

— Постой-ка, — на плечо легла тяжелая ладонь. — Быстрый какой!

Я попытался вырваться: куда там.

— Ишь ты, — усмехнулись сзади. — Да не бойся, не съем.

Знакомый голос, такой бас редко встретишь. Обернулся — и впрямь он. Колоритный человек, столкнись раз — запомнишь поневоле: здоровый что твой медведь, мышцы бугрятся, а ведь не молод. Познакомились мы около года назад на отцовском юбилее, который гуляли в ресторане. За столиком на отшибе сидели двое пожарных: обмывали медаль и лишнюю звездочку на погонах. Когда, слегка захмелев, я пожелал выпить с людьми героической профессии, меня не спровадили — усадили рядом.