Русская готика
Шрифт:
– Что тебе нужно? – снова спрашивает мальчик, и тогда отец поднимает руки. Он хочет, чтобы сын увидел это. Те самые руки, где под ногтями запеклась кровь убитых животных.
Руки тоже были черными. Кажется, от них еще шел дымок, тонкими извилистыми струйками.
Олег кричал, но этот крик существовал только в его мозгу. Он бился о какую-то невидимую преграду, пока она не начала давать трещины. Олег кричал, пока эта преграда не развалилась на множество осколков. Тогда он впервые увидел их.
Кости лежали огромной грудой, выбеленные временем голые кости, когда-то находившиеся внутри человеческих тел. Олег ощутил, как большие тяжелые тиски
Олег слышал голоса костей и не мог изгнать их из своей головы. Он не знал, что им нужно, не знал, какое послание содержится в этом танце истлевшей плоти.
Отец все еще стоял возле его кровати.
– Я могу умереть через несколько дней, – сказал страшный свистящий голос. – Ты понимаешь, сын?
– А они? Зачем они мне показываются? – спросил Олег.
– Они предупреждают или говорят тебе, как поступить. Я передаю их тебе, – ответил призрак. – Ты понял?
Да-да. Олег кивал, желая только одного – чтобы ужас наконец исчез. Отец сделал шаг к кровати, и мальчик затрясся. Боль во всем теле была сильной, но шорох костей причинял большие страдания. Олег увидел склонившегося над собой отца. Черная кожа пузырилась, растрескивалась, а под ней проглядывало розовое мясо и желтый жир.
– Ты останешься с матерью, – сказало чудовище. – Ты будешь ее сыном, а не моим, потому что я…
Олег вскрикнул, закусил губу, которая потом болела недели две, и посмотрел на свою комнату. Было темно, и тикали часы. За окном шумел ветер.
Папа, этот большой сильный человек, у которого были могучие крепкие руки, должен умереть… Если он сам так сказал, значит… это правда? Человек, перед которым Олег преклонялся, одновременно тяготея и к матери, должен превратиться в это создание с черным лицом?
Олег спустил ноги с кровати и достал из-под нее горшок. В мочевом пузыре гнездилась боль, но мальчик решил ни о чем матери не говорить, перетерпеть это – как приходилось терпеть многое другое (и что еще предстоит). Он вспомнил руки отца, почерневшие, и моча полилась в горшок. Мальчик плакал. Кости стали шуршать чуть сильнее. Поставив ночной горшок на место и накрыв его крышкой, Олег начал бить себя по голове, надеясь, что страшный шорох исчезнет. Он не видел груды костей, но не сомневался, что она где-то рядом… Близко. И по какой-то причине кости решили поиграть с ним в прятки…
Потом Олег несколько раз говорил матери, что слышит их и иногда, кажется, видит, но в ответ получал только презрительно-злобные взгляды, которые сразу отбивали у него охоту общаться. Мать ненавидела своего сына в эти минуты. Возможно, она думала, что Олег такой же сумасшедший, как его отец. Тот тоже временами бормотал о костях… Совсем рехнулся, ублюдок, на своей бойне.
Кости замолчали, но он знал, что ненадолго (теперь они ни за что на свете не замолкнут навсегда). Олег прокрался к двери, открыл ее и выглянул в большую комнату, где спали родители. Ему представился большой страшный волк с зубами величиной с кухонные ножи, который набрасывается на коров и свиней и убивает их. Олег ожидал
Интересно, смотрит ли он сейчас на него из темноты? Смотрит и улыбается своей шутке…
Пришел посреди ночи и напугал сына, намазал лицо золой и сапожной ваксой, чтобы изобразить мертвеца.
Олег вспомнил щекочущие его отцовы руки. Твердые, но быстрые корневища, которые грозили проткнуть непрочную плоть. Отец правда умрет?
В комнату вошел кот Лобзик. Его шерстяной бок скользнул по голой ноге Олег. Мальчик вздрогнул и закрыл дверь.
Он расскажет отцу и матери о том, что видел.
Отец ушел утром на работу, и Олег не успел с ним поговорить. Он считал, что это очень важное дело. Пусть кто-нибудь из родителей объяснит ему, как быть.
Мать была в плохом настроении. Она готовила, стирала, возилась с животными и шипела сквозь зубы, как змея. Олег беспрекословно выполнял все ее поручения, ожидая удобного момента.
Он ошибся – в тот день не стоило заводить этот разговор. Но Олег так хотел… Шорох костей к трем часам дня извел его вконец. Когда мама решила сделать перекур после обеда и стояла с сигаретой возле сарая, он подошел к ней. Заикаясь при воспоминании о фигуре мертвого отца и его почерневшей (обгоревшей) головы, Олег выложил все, что случилось с ним ночью. Выдал матери все детали, которые помнил, и спросила: может ли папа умереть?.. Реакция последовала незамедлительно. Мать взорвалась. Схватив Олега за плечо, она втолкнула его в сарай. Он упал на одно колено и увидел занесенную над ним руку. Маленькая, но жесткая ладонь съездила его по затылку. Олег заплакал. Мать сказала, что быстро отучит его фантазировать, раз и навсегда, чтобы больше не разевал свой рот… как папаша. Она сняла с гвоздя старый отцовский ремень и стала хлестать Олега по спине и ягодицам. Пряжкой ему попало по рукам, которыми он защищал голову. Мать превратилась в чудовище, оно хуже всех, страшнее всех…
Крики не помогали, мать хлестала его с плеча, а потом неожиданно прекратила. Может, опасалась, что он потеряет сознание. Олег, дрожа, лежал на полу сарая, свернувшись в комок. Мать подняла его на руки и, не говоря ни слова, понесла в дом. Раздела и вымыла так тщательно, словно хотела, чтобы ссадины и синяк и на его спине и плечах прошли через секунду. Олег стоял в тазу, опустив голову, и тоже молчал.
– Ты должен понимать, что я не потерплю все этого. Никаких побасенок, никаких фантазий, – сказала мать, водя губкой по его лопаткам. – Так говорят только ненормальные больные люди. Ты не хочешь быть больным и ненормальным?
Нет, покачал головой Олег. Он посмотрел на мать сквозь слезы. Та поджала губы.
– Больше чтобы я ничего этого не слышала.
– Да.
– Понял?
– Да.
Он понял и выполнил обещание. Олег и с отцом не говорил на эту тему. Взгляд матери ясно намекали на то, что, осмелься он на такое, репрессии последуют незамедлительно.
Да, сказал Олег, соглашаясь, а кости в это время исполняли свой зловещий танец в его голове.
Отец ничего не узнал. Он пришел вечером в легком подпитии, походил по дому, ругаясь, а потом лег спать. Этой же ночью Олег опять увидел его фигуру, но в этот раз мертвый отец не подходил близко к кровати. Его массивное тело стояло у окна.