Русская идея. Бороться с мировым злом
Шрифт:
Ф. М. Достоевский: «Следовательно, <….> национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение». [17]
Общечеловеческое единение есть объединение на принципах любви, братства, служения при сохранении самобытности каждого народа. И такое объединение можно осуществлять только любовью, но никак не насилием. Поэтому, по мысли Федора Михайловича, только христианство может стать основанием человеческого всеединства. А поскольку Россия сохранила неповрежденное христианское учение, то наше призвание – встать во главе такого объединения.
Не раз в своих записках Достоевский высказывает мысль, что именно русские могут быть «всечеловеками» (интернационалистами), потому именно русские, через свою способность служить другим, могут и должны послужить благу человечества.
Если можно так сказать, Достоевский видел возможность «выхода в полноту истории» через освобождение балканских славянских народов, братский союз которых стал бы первым шагом на пути единения человечества. Но после того как «недружественные страны» Европы сделали всё, чтобы закрыть это «окно возможностей», Достоевский, как и вся Россия, теряет что-то важное, некую цель, придающую смысл дальнейшему существованию. Писатель вообще перестает писать о русской идее и полностью погружается в творчество, пишет свой последний роман «Братья Карамазовы», в котором, как кажется, не только намекает на катастрофу, к которой движется русская христианская цивилизация, но и размышляет о возможности соединения социализма с христианской духовностью. Эти мысли не были оформлены явно, но лишь как бы возникают полунамеком. Так исследователи творчества писателя говорят, что в запланированной второй части романа Алеша должен был стать революционером! Что это значит? Как вторая книга раскрыла бы нам мировоззрение писателя? Какие новые смыслы мог подарить русскому народу Достоевский? Увы, этого мы никогда уже не узнаем.
Достоевский «хоронит» свою мечту – о чем может говорить эпилог романа. Но роман оставляет надежду. Он заканчивается мыслью о возможном и даже неизбежном возрождении, возвращении светлой идеи, пусть и через несколько десятилетий, пусть даже после её «смерти».
«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». (Иоанна 12:24).
Источники
[1] Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского том 13 Братья Карамазовы Том 1 СПб, 1904. С.117 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975967?page=124
[2] Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского том 14 Братья Карамазовы Том 2 СПб, 1904. С311 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975966?page=318
[3] Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского том 13 Братья Карамазовы Том 1 СПб, 1904. С.151 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975967?page=157
[4] Там же С.35
[5] Там же С.321
[6] Там же С.321
[7] Там же С.322
[8] Там же С. 30
[9] Там же С.69
[10] Там же С.72
[11] Там же С.73
[12] Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского том 14 Братья Карамазовы Том 2 СПб, 1904. С. 469 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975966?page=476
[13] Там же С.470
[14] Там же С.470—471
[15] Там же С.471
[16] Там же С. 471 – 472
[17] Полное собрание сочинения Ф. М. Достоевского издание шестое, Том 12 Дневник писателя за 1877, 1880—81 гг СПб, 1906 С. 21—23 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975968?page=25
1.4
Владимир
Философ и писатель Владимир Соловьев (1853 – 1900 гг.) был современником Достоевского. Более того, они были дружны, вместе посещали Оптину пустынь. Соловьев, если можно так сказать, принял эстафету и продолжил дело поиска русской идеи. Впрочем, это была лишь одна из тем, интересовавших его.
В 1888 году он публикует во Франции статью «Русская идея» и, что примечательно, на французском языке.
Как и Достоевский, Владимир Соловьев идеалом будущего считает всемирное единение народов, первым шагом на пути к которому, по его мнению, должно стать единение христианских церквей.
Владимир Соловьев призвал отказаться от православия, от национальной самобытности. Посредством этого, якобы, русский народ послужит благу всего человечества.
Безусловно, Достоевский, будь он жив, не согласился бы с ним, поскольку считал католичество духовно мертвым и даже антихристианским.
Соловьеву принадлежат известные строки:
«Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». [1]
Красивые слова, но не более того. Мы можем узнать, что думает нация о себе, но как узнать мысль Бога о ней? И хочет ли Бог, чтобы русский народ отбросил православие и принял католичество? Почему не наоборот? Философ не понимал, что он предлагает духовное самоубийство? Ведь русский народ более тысячелетия существует в духовном поле православного христианства, связывает с ним свое историческое предназначение, а католичество считает ересью. Разве предлагаемые перемены – не есть именно духовное самоубийство? Может ли народ, если бы мы представили на минуту, что это произойдет, принять предложенную философом мысль, исполнить её и при этом остаться собой, остаться русским?
Как писал русский публицист, социолог, идеолог панславизма Николай Яковлевич Данилевский (1822 – 1885 гг.): отказаться от своего предназначения – значит превратиться в безжизненную массу, исторический хлам, лишенный смысла и значения.
Н.Я.Данилевский: «России, не исполнившей своего предназначения и тем самым потерявшей причину своего бытия, свою жизненную сущность, свою идею, – ничего не останется, как бесславно доживать свой жалкий век, перегнивать как исторический хлам, лишенный смысла и значения, или образовать безжизненную массу, так сказать, неодухотворенное тело, и в лучшем случае также распуститься в этнографический материал для новых неведомых исторических комбинаций, даже не оставив после себя живого следа». [2]
Но давайте постараемся понять Соловьева. Может быть, он в самом деле считал, что, отказавшись от православия, русский народ исполнит какую-то важную для человечества миссию?
Соловьев, так же как и другие мыслители XIX в., стремится отыскать тот самый «смысл существования России во всемирной истории», русскую идею, предназначение русского народа. Правда, в итоге предлагает очень странный рецепт и, по сути, экзистенциальное самоубийство: пожертвовать своей самобытностью, пожертвовать собой ради великой цели – единения человечества.