Русская колонизация, Любавский Матвей Кузьмич

Русская колонизация

на обложку

Любавский Матвей Кузьмич

Шрифт:

Татары заняли своими кочевьями все половецкие, или кипчакские, степи, отчего и стали называться Кипчакской Ордой. На окраинах Южной Руси расположилось несколько отдельных орд под начальством особых темников, которые охраняли Кипчак и наблюдали за покорностью завоеванной страны. Степи таврические и азовские Батый отдал одному из своих родственников, а сам и сын его Сартал с главной ордой стали кочевать в степях поволжских и подонских. Ставка или орда ханская от своих золотых украшений называлась «Золотой Ордой»; это название распространилось и на все царство Батыя. Первоначально хан не имел определенного местопребывания, а впоследствии его резиденция, или Сарай, утвердилась на Ахтубе.

Даннические отношения, в которые Русь стала к татарам, не избавили ее от дальнейших погромов. Эти погромы продолжались до утверждения на великом княжении Владимирском Ивана Даниловича Калиты, когда произошла «ослаба от татарского насилия». Погромы постигали как юго-западную, так и северо-восточную Русь, причем виновниками их были отчасти сами русские князья. Даниил Романович Галицкий, побывав в орде, задался мыслью сбросить татарское иго и воздвиг рать на Волховские и Побожские города, которые сидели за татарами. В ответ на это темник Куремсав 1259 г. вторгнулся внезапно в Волынскую и Галицкую земли. Люди разбежались «в места лесна», так что Даниил с Васильком не могли даже собрать войска, и только крепкие города спасли оставшихся людей. Но особенно пострадали Волынская и Галицкая земли в 1283 г., во время похода татар на Польшу, в котором участвовали поневоле и русские князья. Главные силы татар под предводительством хана Телебуги схлынули в Польшу, но часть осталась под Владимиром кормить коней.

«Си же, – говорит летописец, – учиниша пусту землю Володимирьскую, не дадяхуть бо из города ны лести в зажитье; аще ли кто выехашеть, овы избиша, а другыя поимаша, а иные

лупяхуть и коне отъимахуть, и во городе изомре в остою, Божиим гневом безчисленное множество» [76] . То же самое произошло и в Галицкой земле, когда Телебуга гостил в ней две недели на возвратном пути из Польши. Князь Лев Данилович по уходе татар насчитал 12 500 человек, «што поимено, избито, и што их Божиего волею изъмерло» [77] .

Летопись по Ипатскому списку. С. 588.

Летопись по Ипатскому списку. С. 589.

Но, главным образом, татары громили в XIII–XIV вв. Ростово-Суздальскую землю. На юге уже нечего было взять, так как здесь все уже было разорено и опустошено половцами и самими татарами. Население здесь было уже крайне редкое, бедное, покорное и отчасти кормившее татар продуктами своего земледельческого труда. Татары чаще всего устремлялись в Суздальскую землю, где сосредоточивалось наибольшее количество русского населения. Таким образом, с перемещением главной массы русского населения переместилась и арена опустошений степняков. Этой ареной стала с половины XIII в. именно Суздальская земля, которой теперь пришлось испытывать то же самое, что ранее испытывало Приднепровье от печенегов и половцев. Природа Суздальской земли в такой степени не оберегала ее от татар, как в былое время от половцев. Во-первых, несомненно, что с приливом населения край в значительной степени утратил прежнюю дикость и непроходимость. Больше стало полян среди лесов, больше дорог. Во-вторых, и татары, по всем признакам, были более привычны к зимней стуже и лесу, чем половцы. Татары, как мы уже видели, совершали свои вторжения в лесные области зимой, когда ни болота, ни реки не могли их задерживать. Половцы, как более южное племя, менее привычное к холодам, по зимам сидели в свежих вежах. Они, по свидетельству Мономаха, нападали на Русь большей частью весной, когда смерд выезжал в поле разделывать свою ралью. Это обстоятельство, в связи с большей дикостью страны, спасло в свое время Суздальскую землю от половцев. Но татары опустошали преимущественно именно Суздальскую землю. И здесь, как некогда в Приднепровье, повод к вторжению степняков подавали усобицы князей. Суздальская земля подвергалась страшным опустошениям во время междоусобий сыновей Александра Невского и во время борьбы Москвы с Тверью за великое княжение Владимирское. Князь Андрей Александрович четыре раза приводил татар на старшего брата. Особенно тяжел был четвертый приход, когда татары взяли и разгромили 14 суздальских городов; жителей они увели в плен, а «многое число их разбежалось по лесам». В долгую распрю между Тверью и Москвой, длившуюся четверть века, Ростово-Суздальская земля наводнялась татарскими полчищами, приводимыми то тем, то другим князем. В 1327 г., например, вслед за избиением татар в Твери, где неистовствовал ордынский посол Щелкан, пришла большая татарская рать в землю Ростово-Суздальскую, направляясь в Тверь, и на пути к ней «положила всю землю пусту» [78] .

Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872. С. 186–190.

С утверждением на великом княжении Ивана Даниловича Калиты, по выражению летописца, «бысть тишина велика христианом по всей Русской земли на многа лета». В конце XIV в. возобновились частные нападения татар на Ростово-Суздальскую землю, но уже только на ее восточные пределы, на княжество Нижегородское: в глубь земли, к ее западным пределам, татары проникают реже и не в таком большом числе, как прежде. Только в 1383 г. рать Тохтамышева опустошила всю Ростово-Суздальскую землю. Такое же опустошение последовало в 1408 г., когда Едигей приходил под Москву. В то время как сам Едигей стоял под Москвой, татары разошлись по всей Ростово-Суздальской земле и много зла натворили христианам, иных перебили, а других увели в плен. «И бысть тогда во всей Русской земле всем христианам туга велика, и плач неутешим, и рыдание, и кричание: вся бо земля пленена бысть, начень от земли Рязанския и до Галича, и до Белоозера; вси бо подвизошася и вси смутишася».

Все эти вторжения в недра русской оседлости, в общей сложности продолжавшиеся около ста лет, не могли не оказать своего действия на размещение русского населения.

Переходя к рассмотрению этих последствий, мы должны прежде всего констатировать, что южные пределы русской оседлости мало претерпели изменений по сравнению с тем, как наметились они уже при половцах и, следовательно, они остались почти те же самые. Это утверждение может показаться неожиданностью, особенно после того, как мы познакомились со страшными погромами южно-русских областей. В пояснение я должен указать на то, что русские селения, наиболее выдвинутые в степь и наименее защищенные, при приближении татар покорностью старались заслужить пощаду и нередко получали ее. Татары, щадя русское население, имели на него и особенные виды, о которых узнаем из сообщения летописи. Так, татары оставили в юго-западной Руси население в Побужье и в Волохове, т. е. на верховьях Случи, Горыни и Южного Буга, «да им орють пшеницю и просо». Сами татары, хотя и были кочевники, но занимались отчасти и земледелием: сеяли яровые хлеба и привыкли, таким образом, к растительной пище. Раз представилась возможность употребить чужие руки для обработки земли, они не преминули воспользоваться этим. Население Побужья сидело за татарами до тех пор, пока великий князь Ольгерд не разбил татар на Синей Воде около 1362 г. и не подчинил Побужья и соседнего Поднестровья, т. е. Подольскую землю, Литве. Летописец передает даже такой факт, что после погрома татарские баскаки устраивали на Украине слободы, куда привлекали разными льготами разбежавшееся русское население, очевидно, с той же целью взимания натуральной подати хлебом. Такие слободы, например, были устроены баскаком Ахматом около Курска. По-видимому, этой татарской колонизации обязаны были своим происхождением Тула и некоторые другие татарские «места» по соседству. Тула в памятниках дотатарской эпохи не упоминается. Впервые, по источникам, она является в XIV в. в заведовании татарских баскаков. Затем, несомненно, что под непосредственную власть татар попали и рязанские селения по Хопру, Вороне и Червленому Яру. Этим объясняются и притязания на эти селения со стороны сарайских епископов, которые поставлены были именно для русских, живших среди татар. Очевидно, что число этих русских людей было весьма значительно, если понадобилось основание особой епархии. Епархия называлась Сарайская и Подонская, по месту, где было главное кочевье Золотой Орды. К ней была причислена и епархия Переяславля Южного, что может опять-таки служить косвенным указанием, что и в Переяславской области, наиболее опустошенной, уцелело кое-какое население и что это население попало в непосредственную зависимость от татар. Доказательством того, что в Переяславской области уцелела известная часть русского населения, служит сохранение по традиции названий городов и селений по р. Суле, после татар лежавших в развалинах. Правда, бассейны Псела и Ворсклы, Орели, Самары после татар являются уже совершенной пустыней, но и до татар здесь почти не было населения, или оно было крайне редкое. Пограничное русское население, состоявшее под непосредственной властью татар, управлялось татарскими баскаками и своими старшинами – атаманами, которые собирали дань и передавали баскакам. Такие атаманы, по известию литовско-русской летописи, были на Подолье. По актам конца XV в. мы встречаем этих же атаманов в Поросьи, из чего опять можно заключить, что и здесь держалось при татарах кое-какое население. Итак, несомненно, что татары задержали окраинное русское население, если не все, то значительную часть его, на прежних населенных местах. Часть русского населения они даже вытягивали из прежних пределов оседлости в более южные местности. По известиям Плано Карпини и Рубруквиса, татарские сборщики на первых порах уводили в Орду пленниками всех тех, кто не мог заплатить дани. Часть этих пленных продавалась в рабство купцам, заезжавшим в порты Азовского и Черного морей, а часть оставалась в Орде в услужении у татар. Их заставили пасти стада, и весьма вероятно, также пахать и землю. Некоторые из таких невольных людей поселялись татарами на постоянное жительство. Так Рубруквис нашел на Волге поселение, смешанное из татар и русских, которые перевозили послов и гонцов к Батыю и от него. Даже и бродячий русский элемент не исчез из степей с прибытием татар. Я уже говорил вам о том, что в войске Батыя шли, между прочим, и русские бродники. Татары, очевидно, пользовались ими как проводниками

и переводчиками и потому щадили их при встрече с ними в степи. Сами бродники, сближавшиеся с половцами, очевидно находили в себе достаточно уменья и способности дружить и брататься с татарами. Степная жизнь отчуждала их от своих соплеменников и поневоле роднила с «погаными». Тут же Рубруквис передает, что во время его пути по берегу Азовского моря, к нему обращались с некоторыми религиозными вопросами какие-то русские, исповедовавшие христианство по греческому обряду. Очевидно, это были отщепенцы своей земли, в степи перезабывшие и свою веру. Они, по словам Рубруквиса, разбойничали в степи вместе с венграми и аланами. В начале следующего XIV в., как свидетельствует одна из греческих надписей, найденных в Судаке [79] , бродники степей носили уже татаро-турецкое название казаков. Итак, как при половцах, так и при татарах южно-русские степи не очищались совершенно от русских людей. Этим объясняется и сохранение старинных названий за реками и разными урочищами Южной Руси в устах русского народа, память его об этих реках и урочищах.

Заметки XII–XIV вв., относящиеся к городу Сугдее (Судаку), приписанные на греческом Синапсире // Записки Одесского Общества истории и древностей. 1863. Т. V. С. 613.

Но если южные и юго-восточные пределы русской оседлости в общем мало изменились в XIII и XIV вв. по сравнению с прежним временем, это не значит еще, что самое распределение населения в означенных пределах осталось прежнее. Южное Приднепровье, несомненно, после татарского погрома еще более запустело, чем прежде, если и сохраняло население, то крайне редкое, можно сказать, ничтожное. Татары завершили опустошение Приднепровья, произведенное раньше половцами, и после них здесь оставалось уже мало народа. Факт этот, помимо прямого свидетельства Плано Карпини, вскрывается некоторыми данными, относящимися ко второй половине XIII в. и началу XIV в. Во-первых, после татар уничтожается и уже не восстанавливается княжение в Южном или Русском Переяславле: очевидно, что уже здесь не над кем было и княжить. Выше я указывал уже на упразднение отдельной Переяславской епархии – факт, свидетельствующий о том же самом. Во-вторых, после татар утрачивает значение старшего стола в Чернигово-Северской земле город Чернигов. Старший стол утверждается выше на Десне, в городе Брянске, лежавшем среди лесистой и болотистой местности, а Чернигов отдается ханом в придаток к Брянску, хотя великие князья и именуются все еще по старой памяти Черниговскими. Наконец, опустение собственно Киевской земли доказывается тем, что на некоторое время и Киев перестает быть стольным городом. Князь Ярослав Всеволодович, которому Батый отдал Киев, держал еще в нем своего наместника. Но сын его, Александр Невский, которому Батый отдал Киев, ни сам не поехал, ни наместника не послал. Князь Даниил Романович собирался было занять Киев (косвенное указание на то, что в Киеве никто не княжил с 1243 г.), но и он покинул свое намерение. Во второй половине XIII в. в Киеве по всем признакам совсем не было князей. Летопись, перечисляя русских князей, которые ходили с татарами в поход на Литву и Польшу, совсем не упоминает князей киевских. Впоследствии, в начале XIV в., когда Киев благодаря выгодному географическому положению немного реставрировался, а в области его возросло население, хан отдал Киевщину Ольговичам Путивльским; в руках их Киев оставался до взятия его Ольгердом в 1362 г. [80] На разорение Киевщины косвенно указывает и переселение митрополитов из Киева в Владимир Залесский. Около 1300 г. митрополит Максим, не терпя татарского населения, переселился во Владимир «со всем житьем». «Тогда же, – замечает при этом летописец, – и Киев весь разбежался».

Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 207.

Но куда девалась большая часть населения южного Приднепровья? Часть, несомненно, была истреблена татарами, а часть спаслась бегством. Есть данные, заставляющие думать, что на счет южного Приднепровья увеличилось население некоторых соседних местностей, лежащих в лесной полосе. Я уже говорил вам о перенесении старшего Черниговского стола из Чернигова в Брянск. Но очевидно, Брянск сделался после погрома лучшей волостью в земле; а это, в свою очередь, можно объяснить отливом населения Черниговской земли из южного Подесенья и Посеймья именно в эту глухую и до сих пор малонаселенную местность. Синодик упраздненного Антониева-Любечского монастыря дает прямое указание на то, что Брянское княжество сделалось самым населенным в Черниговской земле. Синодик поминает, между прочим, «великого князя Романа Стараго Черниговского и княгиню его Анну и сына его князя Олега Романовича, великого князя Черниговского Леонтия, оставившего дванадесять тем людей и приемшаго ангельский образ» [81] . Но по летописи мы знаем, что это были князья Брянские, сын и внук св. Михаила Черниговского, старшие в Чернигово-Северской земле, именовавшиеся великими князьями Черниговскими по старой традиции. Значит, и упоминание Синодика о «дванадесяти тьмах людей» относится если не целиком, то преимущественно к Брянскому княжению. Населением наполнился во время погрома и глухой, лесистый и болотистый край вятичей, расположенный по верховьям Десны и Оки и их притоков. До татар мы встречаем здесь только одно Козельское княжество. После татар в XIII и в XIV вв. здесь возникает несколько новых княжеств – Новосильское, из которого потом выделяются Одоевское, Воротынское и Белевское, Карачевское, распавшееся на уделы Козельский, Мосальский, Перемышльский, Звенигородский, Боховской; Тарусское, из которого потом выделились уделы Мещевский, Барятинский и некоторые другие.

Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 82–83.

Летопись дает нам некоторые указания на передвижение населения из Приднепровья в Галицкую землю на северо-восточные склоны Карпат. Находившиеся поблизости лесистые Карпатские горы представляли надежное убежище населению и потому неудивительно, что население с прибытием татар потянулось и в этот край. Князь Даниил Романович, возвращаясь из Венгрии и остановившись ночевать в Синеводском монастыре, на рассвете увидел «множество бежащих от безбожных татар». Общий народный поток увлекал и князей, и бояр. В Галицкую землю бежали некоторые из Черниговских князей и пытались там вокняжиться, опираясь на бояр, противников князя Даниила Романовича; бежали также и черниговские бояре. Князь Даниил Романович со своей стороны пошел навстречу этому народному движению и постарался использовать его в своих интересах. Когда пронеслась татарская гроза, он развил сильную колонизационную деятельность в Галицко-Волынском крае. По условиям времени эта деятельность выразилась в постройке городов. «Созда городы многи, – говорит летописец, – и церкви постави и украси е разноличными красотами». В любимый свой город Холм Даниил, по словам летописи, созывал «прихожае, немцы и Русь, иноязычникы и ляхы; идяху день и в день и уноты и мастерь всяции бежаху из татар седельници, и лучници, и тулници, и кузнице железу и меди и серебру; и бе жизнь и наполниша дворы окрест града поле и села» [82] . Весьма вероятно, что такими «прихожаями» заселялись и другие города, созданные Даниилом, как, например, Данилов, Стожек, Львов.

Летопись по Ипатскому списку. С. 558.

Ремесленники, бежавшие от татар, были русские пленные, которых татары удерживали у себя ради их мастерства. Заботясь о заселении страны, Даниил иногда и насильно переводил в нее жителей из соседних местностей. По взятии и разрушении Возвягля (ныне Новгород Волынский), Даниил «люди изведе и вдасть я на подел, ово браты си, ово же Львови, другия Шварнови» [83] . Этим-то увеличением населения в Галицко-Волынской земле и объясняется значительная политическая роль, которую играл Даниил Романович со своей родней в политических событиях своего времени. Его самочувствие в этом отношении, как вы знаете, хватало так далеко, что он хотел даже остаться независимым от татар, и после подчинения делал попытки к низвержению их ига. Несомненно, что не все в данном случае надо отнести на счет южного темперамента князя, и многое было вызвано сознанием действительной силы. Об этой действительной силе Галицко-Волынских князей свидетельствует и борьба их с Миндовгом, великим князем Литовским, борьба, которая едва было не привела к утверждению династии Даниила Романовича на великокняжеском столе в Литве. Вообще, из всех галицко-волынских князей Даниил Романович являлся самым сильным, самым могущественным. Этот факт можно объяснить не чем иным, как усилением его военных и финансовых средств, а это, в свою очередь, несомненно, стояло в связи с приливом населения в Галицко-Волынскую землю.

Летопись по Ипатскому списку. С. 556.