Русская комедия
Шрифт:
Ни слова не молвил в ответ герой-колдыбанец. Взял молча коробку, ушел за ширмочку, а как он оттуда вышел — продавец даже и не заметил. Да и что ему до Луки Самарыча — поглаживает карман с награбленной пачкой денег и щерится… А через несколько минут пританцевал к нему знакомый спекулянт-перекупщик: «Что у вас есть?» — «Для вас кое-что найдется». И — за ширмочку его: «Вон там, пожалуйста, выбирайте. Будете довольны». Открывает коробку хлюст-спекулянт — и глаза на лоб. «Тут, — говорит, — навоз». «Ах, ах, — замахал руками хлюст-продавец, — небольшое недоразумение». Открывает собственноручно другую коробку, а там вместо импорта — то же самое, то есть навоз. Хватают хлюсты третью
— Неужели обвиняемые работники торговли не смогли откупиться? — не удержался от солидарности бармен в седьмом поколении.
— Откупились, — успокоил его Самосудов. — Но стоило им это удовольствие во много раз дороже того, во что обошлось удовольствие Луке Самарычу. Так находчивый герой Самарской Луки проучил жадных и бессердечных столичных невеж…
Зал молчал. Все находились под огромным впечатлением от услышанной героической былины. Но уже рвался на эстраду заведующий мужской помывкой Безмочалкин.
— А я хочу поведать о Луке Самарыче лирическую легенду, — заявил он. — Ведь Лука Самарыч войдет в историю Средней Волги и всей Европы благодаря не только боевым, но и… любовным подвигам.
Зал заинтригованно захмыкал, Роман Ухажеров даже замычал теленком, а Безмочалкин уже зачинал свою повесть:
— Это очень романтическая история, и даже место действия ее необычно. На сей раз Лука Самарыч оказался на борту воздушного лайнера, приписанного к столичному аэро порту. Летит, значит, наш герой на высоте десять тысяч метров и блаженствует. Под крылом — матушка Волга, под боком — два туалета. Чего еще надо!
И тут входит в салон стюардесса. Блузка с вырезом, юбка с разрезом, голова — с ветерком. Стюардесса раздавала пикантные журналы. Мужчинам — для мужчин. Женщинам — для женщин. Специальная такая литература. Специально, чтобы в случае аварийных неполадок на самолете пассажиры не орали в голос, а смотрели пикантные картинки.
Ну вот, стало быть, журнал — направо, журнал — налево, а на Луку Самарыча глянула — и мимо. «Мне тоже, пожалуйста», — просит вежливо колдыбанец. А рядом со стюардессой второй пилот шел — то ли в туалет, то ли в роли донжуана при ней. «Это не для вас, — говорит он с ухмылочкой Луке Самарычу. — Ведь вам нужен, очевидно, журнал „Крупный рогатый скот“, но мы таких не держим». И подмигивает стюардессе: вот, мол, какой я остроумный.
Ничего не сказал в ответ наш герой, промолчал. И вот через несколько минут идет стюардесса обратно. С вырезом, с разрезом, с ветерком. «Эх, была не была! — подумал Лука Самарыч. — Все равно скотником назвали». И хвать стюардессу за хвост… пардон, за юбку.
— Неужели прямо за юбку? — задохнулся Роман Ухажеров. — Но ведь женщины не терпят такого обращения.
— Мой юный друг, — повернулся к нему просветитель Профанов. — Женщины не терпят, если за их юбку держатся. Вам же говорят: «Хвать!» Это совсем другой коленкор.
— Вот именно, — с досадой взглянув на Ухажерова, продолжал Безмочалкин. — И столичная стюардесса
«Да вы, я вижу, не любите быть на подхвате. Вы, я вижу, парень-хват! — шепчет она Луке Самарычу. — Только здесь нельзя». «Никто ничего не увидит, — уговаривает ее колдыбанец. — Все пассажиры в ваши журналы впились». «Мне пассажиры — до лампочки, — отвечает нежно стюардесса. — Я второго пилота боюсь: ревнив, как бык».
Что делать? Лука Самарыч стюардессу в охапку — и в кладовку с ней. «Сюда нельзя, — шепчет красавица, здесь уже вторая стюардесса с бортмехаником». Лука Самарыч было в багажное отделение — там, оказывается, уже радист с какой-то пассажиркой. Что делать?
«Эх, была не была! — думает Лука Самарыч. — Помирать, так со стюардессой». Открывает люк, стюардессу в охапку — и бух…
Рассказчик потомил слушателей паузой.
— Ух! Прямо… на крыло.
— На крыло? — вскричал Ухажеров. — Но ведь это так рискованно! Ведь это под облаками! Враз воспаление легких получишь.
— Рискованно, — согласился Безмочалкин. — Но не в простуде дело: со стюардессой не замерзнешь. Проблема в том, что крыло находится в зоне обзора экипажа. Вот сейчас ревнивый второй пилот заметит нашу пылкую парочку, тряхнет крылом — и тогда… Но, к счастью, самолет вошел в облачную зону. Облака, словно одеялом, заботливо укрыли влюбленных от нескромных взглядов, и воздушный роман протекал, так сказать, совершенно безоблачно… Никто ничего не заметил. Правда, потом механик наземной службы долго сетовал экипажу: «И как только у вас крыло не отвалилось? Еле-еле держится. На таран, что ли, кого брали?» Но это уже было потом…
— Очень романтическая легенда! — первым среагировал Ухажеров. — Я считаю ее поучительной не только для столичных донжуанов, но и для беспечных девушек. Теперь, надеюсь, моя невеста Рогнеда поймет, как рискованно отпускать от себя жениха, если он — истинный колдыбанец…
Все были довольны. Во всяком случае, сияли, как палубы теплохода «Москва», когда на них ступает нога интуристов. Какие легенды и былины сотворили! На зависть Гомеру и Гюго. И это, безусловно, выдающееся событие. За него, пожалуй, не грех поднять тост. Разумеется, в кредит до второй получки. А то и до квартальной премии, хотя таких премий действительно никто из истинных колдыбанцев никогда не получал, да и не получит.
Ну? Что скажет госприемка? Все взоры привычно были устремлены в сторону Подстаканникова.
— Истории, которые прозвучали сейчас, действительно можно назвать удивительными, — признал бармен. — Но… когда же все это было?
Хм. Для современных москвичей и тем паче для древних эллинов это, конечно, вопрос на засыпку. Для Колдыбанской мысли — лишь повод сделать легкое, изящное па.
— Хороший вопрос, Юрий Цезаревич! — обрадовались наши асы мысли. — Учитывая, что Луке Самарычу едва исполнилась неделя от роду, то, значит, свои удивительные деяния он совершил еще до своего рождения.
— И стул имел по-генеральски посреди ГУМа, и стюардессу хватал по-дворянски за юбчонку среди облаков, когда его еще и не было на белом свете.
— Что это означает? Это означает, что мы сразу, уже на старте исторического соревнования с Гераклом, запросто оставляем его позади. Его, а заодно и других героев всех времен и всех народов. Как пить дать!
Это было так убедительно, что бюрократ всех времен сдался:
— Что скажет сам Лука Самарыч?
Мы обернулись на врио. Тот по-ломоносовски глубокомысленно покачал верхней частью тела, то есть головой. Задумчиво помахал бровями-елками. Сделал на лбу складку, один в один копирующую извилину Самарской Луки…