Русская комедия
Шрифт:
Молодец, супер! Даже мы одурели. Что уж говорить о жен-совете, который, если верить признаниям его собственных членов, состоял сплошь из дур. У террария, в смысле у жен-совета, начали сдавать нервы.
— У тебя же колит! — забеспокоилась Самосудова, обращаясь к своему Мегрэ. — Тебе не на утес надо, а к врачу.
— Какая тебе еще буря! Про радикулит забыл? В процедурный кабинет пора, — призвала своего Макаренко Молекулова.
— Куда тебе с твоей аллергией в шторм? Марш в теп лую постель! — потребовала Безмочалкина от
— На верную смерть, видишь ли, собрался. Ты здоров как бык. Заболей сначала чем-нибудь для приличия! — приказала своему Дидро Профанова.
Ага! Мы ломим…
— Сотоварищи по подвигу! — игнорируя малосодержательные призывы женсовета, сурово и скорбно воззвал капитанский столик. — Простимся перед смертью. Обнимем в последний раз своего атамана.
Первым обнимал врио мент Самосудов. Он сделал это по-военному сдержанно. Лишь кобура слегка съехала набок, а погоны стали на попа. Молекулов обнял Самарыча так крепко, что у самого у него вступило в поясницу, и он слегка согнулся, будто после генеральной уборки в своем шестом «А». Безмочалкин старался держаться подальше от брезентовой плащ-палатки, но все же среагировал на этот аллерген и слегка чихнул. Профанов никак не пострадал от процедуры прощания и даже успел незаметно подтянуть штаны на предводителе. Ухажеров, понятно, расчувствовался, всхлипнул, но взял себя в руки и сумел не разрыдаться и не упасть в обморок.
Так же трогательно и достойно простились с вожаком все остальные удальцы.
Удивительная колдыбанская быль шла как по маслу. На всех парах. Как под горку. Мы уже верили себе на слово.
— Вам будет что порассказать, — пообещал женсовету Самосудов.
— И внукам, и правнукам, — добавил Безмочалкин.
— И составителям энциклопедий, — усилил Профанов.
— И даже кумушкам-сплетницам, — поставил точку Молекулов. — Я имею в виду очных и заочных участниц телешоу «Мадамский клуб».
— Как пить дать! — воскликнул зал.
«И вот вы уже на берегу Волги!» — восхищается читатель.
Нет, читатель, на сей раз ты абсолютно не прав. Ну при чем тут берег Волги? Мы решительно двинули совсем в другую сторону. Прямо к барной стойке. Как и подобает колдыбанским удальцам. Чтобы перед смертью в последний раз прильнуть к источнику истины. Ну?
Едва мы приблизились к барной стойке, как Юрий Цезаревич профессионально взмахнул рукой, и полотенце, покрывавшее стаканы, словно взмыло над ними. Стаканы были… уже наполнены!
— Юрий Цезаревич, — сказали мы. — Извините, что не смогли расплатиться с вами при жизни.
— О чем речь! — отмахнулся благородный бармен.
— Но ручаемся, что за нас расплатятся наши внуки и правнуки, которые, несомненно, будут постоянными клиентами «Утеса».
— Как пить дать! — воскликнул Подстаканников, будто уже видел перед барной стойкой наших наследников.
— Пить дать — хорошо, — согласились мы, — а дать пить — лучше. Тем более
— Да, перед смертью — это особое событие, — запричитал Юрий Цезаревич. — Дать. Пить. В кредит. Хоть до премии. Хоть до похоронных.
Вы слышали? Кредит до похоронных! Нет, вы такого еще не слышали. Мы — тоже. Если честно, то и не мечтали. Неудивительно поэтому, что не только женсовет, но даже мы сами не успели моргнуть глазом, как полные стаканы оказались в наших удалых дланях.
И все сразу стало на свои места.
— Я боюсь, — заш-ш-шептала вдруг Самосудова.
— Мне страш-ш-шно, — призналась Безмочалкина.
— Это просто уж-ж-жас, — задрож-ж-жала Молекулова.
— Кош-ш-шмар, — заш-ш-шепелявила Профанова.
— Ой! — схватилась за сердце и юная невеста Рогнеда. — А с каким же бантом ходят на похороны героев?
Даже главкобра, она же люкс-гюрза, почувствовала, что дело принимает какой-то уж очень особый оборот. И что ответственность за чужих мужей ляжет на нее. Она закатила к небу свои импортные очки:
— Му-му-мужчины! Может, не будем так сразу коллективно гибнуть? Может, сначала коллективно разведемся?
Ценное предложение. Но где же ты раньше с ним была, хитромудрая? А теперь поздно.
— Извините, дорогие современницы, — сухо и строго сказал за всех флагманский столик, — но времени на сомнения и разговоры больше нет. Нам пора.
Все взоры обращены к потомственному буфетчику-бармену. Говори традиционный тост, Подстаканников! Впрочем, какой же он традиционный? Тебе, бармен в седьмом поколении, выпало произнести такой тост, за который его виновникам, то есть нам, твои предки простили бы все долги.
— За колдыбанских жен, они же — без пяти минут вдовы! — с молодым и молодецким задором провозглашает счастливый бармен.
— За наших безутешных, но счастливых вдов! — подхватили колдыбанцы. — За Особую Колдыбанскую Истину!
Стаканы взметнулись чуть ли не к небу. Юрий Цезаревич наводит на нас прадедовский фотоаппарат.
— Внимание, съемка! Делаю исторический кадр: «Истинные колдыбанцы-удальцы идут на смерть во славу эпохи».
Допотопная техника издает звук, который не отличишь от салюта. Есть! Вот она, удивительная колдыбанская быль, о которой восхищенные современники и потомки будут слагать легенды и былины.
Ульк?
Нет, подожди, читатель, не гони. Ну что ты так торопишься похоронить нас? Ведь тогда уже совсем точка и читать тебе больше нечего.
Специально для того, чтобы ты, читатель, мог еще и еще раз продемонстрировать свою любовь к чтению, а равно для того, чтобы истинные колдыбанцы еще и еще раз прославили свою эпоху, судьба в последний момент сделала крутой и совершенно удивительный поворот. Тот самый, который мы так старательно и искусно готовили…
Как вы помните, на Самарской Луке верят на слово. Особенно если хорошо сказано.