Русская любовь Дюма

Арсеньева Елена

Между прочим, эта длинная цитата доказывает прежде всего то, что женщина не способна понять мужчину…

Ведь случилось так, что Дюма-сын влюбился в новую свою русскую музу – женщину непонятную и неистовую! – и ничего так не желал, как привязать ее к себе как можно крепче. Очень сильно хотела, чтобы непутевая доченька остепенилась – хотя бы рядом с «наглым французишкой»! – и ее мать. В 1853 году она, от имени своего мужа Ивана Кнорринга, купила в Люшоне красивую виллу «Санта-Мария» в английском георгианском стиле (ионические пилястры, треугольный фронтон, изрядно чуждые французской архитектуре). Позднее

этот дом был известен как «вилла Нарышкиной».

И вот в течение последующих шести лет можно было видеть, как на газоне и посыпанных песком дорожках перед виллой играют в волан красивый молодой человек, хорошенькая девочка и женщина с глазами цвета морской волны.

Хорошенькая девочка – это была Ольга, которую Александр Дюма-сын называл Малороссией (он любил дочь любовницы как родное дитя), ну а Надежда носила прозвище Великороссия.

Желая во что бы то ни стало привязать к себе Надежду, Александр не прочь был бы пустить играть в этот садик еще одну девочку, а еще лучше – мальчика… Он был убежден, что чем больше детей будет у них с Надеждой, тем более покладистой, мирной станет эта укрощенная тигрица, более семейной сделается эта пылкая куртизанка.

«Я знаю ее не со вчерашнего дня, и борьба (ибо между двумя такими натурами, как я и она, это именно борьба) началась еще семь или восемь лет тому назад, но мне только два года назад удалось одолеть ее… Я изрядно вывалялся в пыли, но я уже на ногах и полагаю, что она окончательно повержена навзничь», – писал он Жорж Санд.

И эта небольшая цитата доказывает прежде всего то, что мужчина неспособен понять женщину…

С другой стороны, он ведь слыхом не слыхал о Луизе Вебер, о которой Надежда воинствующе ничего не хотела знать!

Александр возлагал немалые надежды на рождение их общего с «зеленоглазой княгиней» ребенка.

Надин, дичившаяся людей, держалась вдали от света. В 1859 году она продала виллу в Люшоне и сняла недалеко от Клери замок Вильруа. Несмотря на то что это грандиозное сооружение насчитывало сорок четыре комнаты, Надин жила в одной комнате с Ольгой – она до смерти боялась, чтобы князь Нарышкин (приехавший в Сьез, на озере Леман, «для поправления здоровья») не устроил похищение дочери.

И вот здесь-то, в замке Вильруа, и сбылось в 1860 году желание Александра Дюма-сына – насчет двух девочек в садике…

Когда Надин забеременела, она стыдливо скрывала свое положение в провинции, но рожать собиралась в Париже, чтобы ее пользовал знаменитый гинеколог, доктор Шарль Девилье. Она сняла под вымышленным именем Натали Лефебюр, рантьерки, квартиру на улице Нев-де-Матюрен. Здесь-то 20 ноября 1860 года и родилась девочка, которой было дано имя Мари-Александрин-Анриетта, но в семье она получила прозвище Колетт. Имя матери девочки было записано вымышленное, отец значился как «неизвестный».

Надин очень любила детей, но не могла не понимать, что это – цепи на ногах и руках женщины, которая хотела бы жить в свое удовольствие. Теперь она была прикована к Александру почти так же крепко, как к своему законному мужу… ну, не хватало только цепей брака!

Александр постоянно заводил разговоры на эту тему. Он же был моралист, автор пьесы «Внебрачный сын», он осуждал и адюльтер, и последствия его, ему было

ужасно тяжко иметь внебрачную дочь. Но что поделаешь, коли Нарышкин, официальный муж Надежды, был вполне жив… И при известном напряжении воображения можно было вполне вообразить, что он способен предъявить права не только на Ольгу, но и на Колетт! Эта мысль терзала и Надежду, и Александра, который от всех этих переживаний был близок к тому, чтобы сделаться записным ипохондриком. Дюма-сын жаловался на жизнь жарко сочувствующей Жорж Санд.

Конечно, она давно простила «милому мальчику» те письма, в которых он восхвалял свою молодую возлюбленную. Все-таки он по жизненному амплуа был больше резонером, чем героем-любовником, и сейчас ему была нужна не столько торжествующая плоть, сколько сочувствующий интеллект… вот этого у Надежды и в помине не было, зато в избытке имелось у мадам Санд!

Александр писал:

«Я разбит телом и духом, сердцем и душой и день ото дня все больше тупею. Случается, что я перестаю говорить, и временами мне кажется, будто я уже никогда не обрету дара речи, даже если захочу этого… Представьте себе человека, который на балу вальсировал что было мочи, не обращая внимания на окружающих, но вдруг сбился и уже не может попасть в такт. Он стоит на месте и заносит ногу всякий раз, как начинается новый тур, но уже не в силах уловить ритм, хотя в ушах у него звучит прежняя музыка; другие танцоры толкают, жмут его, выбрасывают его из круга, и дело кончается тем, что он бормочет своей партнерше какие-то извинения и в полном одиночестве отправляется куда-нибудь в угол. Вот такое у меня состояние».

Жорж Санд, впрочем, была не просто женщина, но прежде всего – писательница, а значит, она не могла не препарировать не только мужские, но и женские души. Вообще она всегда уважала тех, кто способен на сердечные безумства (ведь и сама таких безумств в свое время натворила бессчетно!), а значит, с превеликим удовольствием познакомилась бы с Надин Нарышкиной – тоже большим талантом в этой сфере. Еще бы – бросить в России могущественного вельможу и тысячу душ крестьян, чтобы открыто жить за границей с молодым французским драматургом!

Конечно, Надин не звонила на всех углах о некоторых пикантных моментах своей биографии (к примеру, о фактическом соучастии в убийстве!), однако мадам Санд безошибочно чуяла родственную душу. И мечтала зазвать русскую красавицу к себе в гости, послав приглашение. Но Надин что-то струхнула… Может быть, чуяла, что если ей удается скрывать какие-то бездны душевные от мужчины, то от женщины их скрыть не выйдет? Поэтому она отправила Жорж Санд «ответ с отказом», что вызвало недовольство ее любовника, написавшего романистке:

«Княгиня требует, чтобы я непременно написал черновик ее письма к Вам. Я же не хочу этого делать… Эти княгини довольно-таки глупы, как подумаешь!..»

Хорошо, что Надин не узнала об этой характеристике…

Так или иначе, в гости к Жорж Санд она не поехала, осталась в замке Вильруа, и Александр один гостил у Санд целый месяц. Он переживал очередной приступ уныния. Вечерами на террасе гость и хозяйка вовсю сплетничали о русской любовнице Дюма, называя ее Особой.