Русская матрица: Будет ли перезагрузка?
Шрифт:
Объективно качество жизни в таких условиях является очень низким. От массового психоза страну выручает лишь исключительная культурная устойчивость населения и инерция советского мировоззрения и советского школьного образования. Люди перешли к совершенно иному, нежели в стабильное время, образу жизни и критериям оценки — к критериям военного времени. Трудно сказать, насколько вообще правомерно в такое время обычное понимание самого термина «качество жизни».
Восприятие опасностей, в общем, никогда не является адекватным. Какие-то страхи нагнетаются политиками и телевидением (например, страх перед терроризмом) и в восприятии людей преувеличены, к другим люди легко привыкают и их недооценивают. Видимо, в целом по этому разделу есть общее соответствие между реальными опасностями и их восприятием.
Наконец, третий комплекс показателей качества жизни отражает возможности проектировать свою жизнь, строить планы на будущее и иметь доступ к ресурсам для реализации этих планов. Эти возможности определяются состоянием общества, всей его организацией. Здесь имеет место очевидный и бесспорный регресс. Быстро снижается качество и доступность образования, ухудшается здоровье населения и сокращается доступ к сложной медицинской помощи, меняется тип того культурного воздействия, которое оказывали на человека СМИ, телевидение, кино. Эти общественные институты целенаправленно сокращают поток сообщений, созданных по типу «университетской» культуры, и заменяют их на продукты культуры «мозаичной» — формируется «человек массы», манипулируемый и с невысокими притязаниями. Жизнь обедняется, личность принижается, и этот процесс идет с ускорением. Объективно качество жизни снижается, хотя жертвы этого процесса все менее способны это чувствовать. То, что раньше было народом, разделяется на классы — сначала по отношению к собственности и гражданским правам, теперь и по типу культуры. При этом надо заметить, что и господствующее меньшинство («элита») оказывается вырожденным и не способно быть носителем элитарной культуры.
Все эти группы показателей соединяются в сознании людей в интегральное ощущение фундаментального неблагополучия. Это выражается в том, что более половины населения отвечает, что «в жизни стало меньше счастья» и что «страна идет в неверном направлении». Проект реформ не принят большинством общества, он противоречит его разуму, здравому смыслу и совести. Значит, на этом пути улучшения качества жизни ожидать не приходится. И предпринимаемые именно для этого «национальные проекты» вызывают не энтузиазм и надежды, а тяжелое ощущение беспомощности. Они, предполагая некоторые денежные вливания, нисколько не касаются главных бед, которые пожирают саму нашу жизнь и жизнь нашей страны.
Понятие «социокультурный» включает в себя нравственные ценности и рациональные предпочтения, которые в целом формируют менталитет социума.
Менталитет — это совокупность мировоззренческих установок, тип рациональности, шкала нравственных ценностей. Само слово «менталитет» часто воспринимается как архетип — устойчивые, чуть ли не от природы присущие данные. Нет, менталитет — вещь пластичная.
«Российский менталитет» — это, конечно, художественная метафора.
Российское общество как народ — это сложная, очень гетерогенная, неоднородная система. Никакого общего, то есть разделяемого всеми, менталитета сейчас в российском обществе нет. В последние 20 лет мы переживаем смуту: практически все части нашего народа и общества пребывают в поиске, очень многие ценности пересматриваются. В частности, болезненно переживается кризис рационального сознания, в том числе и в той общности, которая ассоциирует себя с бизнесом, заполняет ниши российского бизнеса, формирует его самосознание. Изолированно от целого, о чем следует помнить, подобные подсистемы существовать не могут. Например, Силиконовая долина в США не возникла и не могла бы существовать без других составляющих всей системы американского хозяйства — национальной системы науки и техники,
Любое хозяйство стоит на фундаментальных — нравственных и рациональных основаниях, если взять шире — на определенном мировоззрении. Оно не может быть просто куплено, как какая-то иномарка, и перемещено на наши дороги. Российское хозяйство со всеми его дефектами и замечательными свойствами — это большая инерционная система. Джон Кейнс, который работал в России в 1920-е годы и многое взял из своих наблюдений для теории, легшей в основу так называемой кейнсианской революции, считал, что экономическая теория — это часть этики. Он отвергал идею, будто политэкономия — часть естественных наук. И эта традиция имеет глубокие исторические корни. В частности, Адам Смит, прежде чем написать свой трактат «Исследование о природе и причинах богатства народов», написал трактат о нравственности («Теория нравственных чувств»), и, как много раз предупреждали видные западные экономисты, оба эти трактата надо брать в единстве. Один без другого не существует — это первый постулат.
Второй постулат: хозяйство — часть национальной культуры. Оно исключительно сильно пропитано этничностью, то есть особыми установками, особой специфической частью культуры. Любой народ существует при балансе устойчивости и подвижности всей системы этнических связей, включая мировоззренческие элементы этой матрицы. Поэтому любая инновация возможна лишь в той мере, в какой она приемлема для этноса и национальной культуры и гарантирует их воспроизводство. В истории немало примеров, когда народы отказывались от исключительно эффективных инноваций только потому, что предчувствовали, что это будет угрожать распадом этнических связей и уничтожением сложившейся национальной культуры. В антропологии даже есть такая формула: «Народы существуют благодаря своим пережиткам».
Поэтому инновационная деятельность и модернизация, а тем более модернизация, которая несет в себе имплантацию на национальную почву предприятий и институтов Запада, то есть общества модерна, — это процессы, связанные с очень деликатными сторонами жизни социума.
Создание института частного предпринимательства в России в 1990-е годы нарушило оба эти постулата, оба фундаментальные условия существования любого хозяйства. Вся реализованная тогда программа осуществлялась при отключении всяких нравственных ограничений и вопреки традициям национальной культуры. То есть программа стала рвать систему этнических связей.
В результате наше предпринимательство явилось на свет с тяжелой родовой травмой. Наша номенклатура, которая «принимала роды», пользуясь щипцами, сразу повредила голову новорожденному.
Уже само то, что сейчас у нас тщательно и даже с напором внедряется понятие «российский бизнес», подтверждает сказанное выше. Принято говорить: «бизнес — и ничего личного». Но что значит «ничего личного»? Никаких личных нравственных обязательств? И что такое собственно бизнес?
Бизнес — это понятие сугубо англосаксонское и сравнительно недавнее. К примеру, в католической части Европы используется понятие «эмпресарио» (empresario — исп. предприниматель, empresa — предприятие, начинание), а не «бизнесмен». Причем предпринимательство — это всегда созидание, а предприятие — это не вещь, а процесс, тесно переплетенный с национальной и с социальной ответственностью.
Бизнес — это формационный термин, в пространстве и времени заданное понятие, возникшее в буржуазном обществе. Предпринимательство — это термин цивилизационный. Уже начиная с раннего Средневековья мы знаем большие предприятия и большое предпринимательство. Создание, скажем, банковской системы в крестовых походах было проникнуто религиозным сознанием, чем банкиры-крестоносцы отличались от париев финансовой системы — ростовщиков. Средневековое ремесленное предприятие было проникнуто мессианским духом, например, архитекторы и каменщики за два века покрыли всю Европу соборами.