Русская наследница
Шрифт:
— Да они же там все — зомби натуральные! — кипятился Марат.
— Бездоказательно, — возразили ему. — Нет состава преступления.
Шатров приехал домой злющий, а вот Светка в ту ночь домой не вернулась, осталась в своей общине. Когда он докуривал пятую сигарету, бегая по крошечной хрущевской кухне, пришла соседка, бывшая Светкина подруга, — посочувствовать. А Шатров обрадовался, ему хоть с кем-то о своей беде поговорить надо было. Он был в полнейшем тупике. Соседка и поведала между прочим, что Светка уже третий месяц как беременна, а ему, Шатрову, не говорит. Как бы она ребеночка-то секте своей не задарила. Говорят, у них такие жертвы приветствуются. Утром как ошпаренный понесся Шатров в секту. Внес «круглолицему
Шатров отнес детективы соседу по площадке и перестал смотреть телевизор. Мясо он ел теперь в летной столовой. Дома старался не идти со Светкой на открытый конфликт, а только и делал, что искал компромиссы.
Он подал командованию рапорт с просьбой о переводе в другую часть, подальше отсюда. Рассуждал Марат в ту пору примерно так: ребенок, родившись, захватит Светку с той же силой, с какой захватывали ее все предыдущие увлечения, то бишь пионерия, комсомол и религия. А для пущей надежности, чтобы «круглолицый брат» не достал ее, нужно их с ребенком увезти подальше, в какую-нибудь Тмутаракань, куда хлеб в вагонах по железке привозят.
А потом, когда все пройдет, Светка станет если не прежней, то какой-нибудь новой. Только не такой, как сейчас!
Командование, рассмотрев его рапорт, порекомендовало учебу в академии. Ну, академия так академия. Он засел за учебники. Светка тем временем округлялась, молилась, ходила на собрания, молчала. Наконец она родила. Шатров торжествовал. Светка теперь полностью привязана к ребенку, а через месяц начнутся занятия в академии — он заберет семью в Москву. Расстояние и время все решат.
Собственно, они уже сидели на чемоданах.
Чемоданы, коробки, связки книг. Посреди этого бардака — кроватка маленькой Инги. В тот день он возвращался с наряда, утром. Еще в подъезде услышал, как пищит его дочь, привычно открыл дверь своим ключом. Его месячный ребенок был в квартире один Насквозь мокрые пеленки говорили сами за себя.
Чемодана со Светкиным барахлом не было. Исчезла и коробка с сервизом, привезенным из Германии. Не было и ковра ручной работы, который Светка покупала в Узбекистане, когда они там отдыхали. Вероятно, ей пришлось вызывать такси… Шатров, когда понял, что произошло, — заплакал. Давился слезами и ничего поделать с этим не мог. Он понял, что проиграл. Он больше не вернет ее. Никогда. На кухне висел отрывной календарь, и на очередном листке Светкиной рукой было нацарапано: «Пойми и прости». В ее стиле.
Он сорвал календарь со стены, заметался по квартире. Нужно было что-то делать. Перепеленать и накормить ребенка. Найти Светку. Он позвал соседку, а сам отправился по следам жены. В помещении, которое снимала община, было пусто. Ему объяснили, что все уехали. Куда — неизвестно. Эта секта вообще ведет кочевой образ жизни. Сегодня здесь — завтра там.
Конечно, он мог положить свою жизнь на то, чтобы найти Светку, отнять ее у секты, разгромить эту общину и стереть с лица земли. Тогда он чувствовал себя способным на это.
Но дома его ждало беспомощное существо, которое требовало заботы. И он вернулся домой. Академия отпадала. Оставаться в части, где все знали его семью, ловить сочувственные, а порой насмешливые взгляды? Нет! Перевестись? Но куда? Скитаться по неустроенным военным городкам с младенцем? Да на свою зарплату, которую к тому же стали выплачивать с задержкой в два-три месяца, Шатров даже няню нанять не смог бы. На мать, перенесшую недавно инфаркт, возложить этот груз он не мог.
После очередной бессонной ночи решение выплыло из сизого дыма прокуренной кухни. Он уволился в запас и устроился в охрану к частному лицу. «Лицом» оказался самый крупный в ту пору в их городе бизнесмен, держащий под своим крылом два банка, завод металлопластики и сеть магазинов. Шатров всюду сопровождал его и от нечего делать
Они разыскали его на рынке — Антон торговал кофе и чаем. Преподавателю терять было нечего, кроме собственных цепей, и он нырнул в их авантюру без оглядки. Правда, через пять лёт, купив себе вожделенную «Волгу», Антон затосковал и вернулся в науку. Тогда он уже был спокоен: эти двое не пропадут без него. Они и не пропали. Боже, как давно это было, и было ли? Шатров не любил вспоминать то время. Сегодня — пришлось.
Поначалу бывало так трудно, что спать удавалось не больше четырех часов в сутки. Ночную няню для дочки он себе позволить не мог — деньги съедал частный детский садик, где детей было немного, а обслуживание на уровне. Квартиру он снимал.
Шатров научился варить кисели и каши, штопать колготки, заплетать косички.
Первое время место в душе, отведенное Светке, болело и жгло. Он все надеялся: дверь откроется, и она войдет. Должна же она очнуться наконец. Их новый адрес был у его родителей, у некоторых старых друзей. Но Светка не появлялась.
А потом он понял, что уже не ждет ее. И даже не хочет, чтобы она вернулась. Его жизнь устоялась. Обрела ритм и собственные оттенки. Все в нем было крепко, прочно и если не спокойно, то стабильно. Он вписался в новый поток. И уже не представлял, что может внести в его жизнь непредсказуемая фанатичная Светка. Любить ее он уже не мог — стал другим. Как бы вошел в следующую стадию развития. И на этой стадии, возможно, ему была нужна совсем другая женщина? Хотя об этом Шатров не задумывался. Ему было некогда. И среди возникающих знакомств ни одно не захватило его с головой Возникающие связи лопались как мыльные пузыри, и Шатров никогда об этом не сожалел.
Встречу с Катей поначалу Марат и не расценивал как знакомство с женщиной. Просто Катю прибило к нему, как потерпевшее кораблекрушение судно прибивает к незнакомому берегу. Так было вначале. А потом…
Шатров маленькими глотками пил горячий кофе и посматривал на телефон. Что это? Шантаж? Или просто кто-то решил испортить ему настроение? Последним и единственным известием о судьбе Светки была статья в центральной газете о деятельности секты. По фотографии он узнал главаря — именно с ним Марат разговаривал тогда, давно. В статье содержалось нечто страшное: секта свершила акт самосожжения в одном из городов бывшей братской республики.
И все-таки вновь запиликавший телефон ударил по нервам.
Он поднял трубку и услышал все тот же хрипловатый женский голос.
— Что скажете, Марат Борисович? Соскучились, наверное, по жене?
— Девушка, — стараясь не придавать голосу особых эмоций, проговорил Марат, — меня давно перестала интересовать судьба этой женщины. Наши пути, как вы наверняка знаете, разошлись. Так что каковы бы ни были ваши намерения, они…
— Не горячитесь, Марат Борисович, — усмехнулись в трубке. — Речь идет не только о вашем личном интересе. А ваша дочь? Что она знает о своей матушке?