Русская поэзия XIX века. Том 2

Коллектив авторов

2

Двести дней славили в храмах Кивеллу, небесную жницу, Двести дней Гелиос с неба спускал колесницу; Много свершилось в Элладе событий и дел; Много красавиц в Афинах мелькало и гасло – зарницею, Но перед ней, чаровницею, Даже луч солнца бледнел… Белая, яркая, свет и сиянье кругом разливая, Стала в ваяльне художника дева нагая, Мраморный, девственный образ чистейшей красы… Пенились юные перси волною упругой и зыбкою; Губы смыкались улыбкою; Кудрились пряди косы. «Боги! – молил в исступлении страстном ваятель,- Ужели Жизнь не проснется в таком обаятельном теле? Боги! Пошлите неслыханной страсти конец… Нет!… Ты падешь, Галатея, с подножия в

эти объятия, Или творенью проклятия Грянет безумный творец!» Взял ее за руку он… И чудесное что-то свершилось… Сердце под мраморной грудью тревожно забилось; Хлынула кровь по очерченным жилам ключом; Дрогнули гибкие члены, недавно еще каменелые; Очи, безжизненно белые, Вспыхнули синим огнем. Вся обливаяся розовым блеском весенней денницы, Долу стыдливо склоняя густые ресницы, Дева с подножия легкою грезой сошла; Алые губы раскрылися, грудь всколыхнулась волнистая, И, что струя серебристая, Тихая речь потекла: «Вестницей воли богов предстаю я теперь пред тобою. Жизнь на земле – сотворенному смертной рукою; Творческой силе – бессмертье у нас в небесах» …И перед нею, своей воплощенною свыше идеею, Перед своей Галатеею, Пигмалион пал во прах.

<1858>

СУМЕРКИ

Оттепель… Поле чернеет; Кровля на церкви обмокла; Так вот и веет и веет - Пахнет весною сквозь стекла. С каждою новой ложбинкой Водополь все прибывает, И ограненною льдинкой Вешняя звездочка тает. Тени в углах шевельнулись, Темные, сонные тени, Вдоль по стенам потянулись, На пол ложатся от лени… Сон и меня так и клонит… Тени за тенями – грезы… Дума в неведомом тонет… На сердце – крупные слезы. Ох, если б крылья да крылья, Если бы доля да доля, Не было б мысли «бессилья», Не было б слова – «неволя».

<1858>

ПОЛЕЖАЕВСКОЙ ФАРАОНКЕ

Ох, не лги ты, не лги, Даром глазок не жги, Вороватая! Лучше спой про свое Про девичье житье Распроклятое: Как в зеленом саду Соловей, на беду, Разыстомную Песню пел-распевал - С милым спать не давал Ночку темную…

<1859>

* * *

Хотел бы в единое слово Я слить мою грусть и печаль И бросить то слово на ветер, Чтоб ветер унес его вдаль. И пусть бы то слово печали По ветру к тебе донеслось, И пусть бы всегда и повсюду Оно тебе в сердце лилось! И если б усталые очи Сомкнулись под грезой ночной, О, пусть бы то слово печали Звучало во сне над тобой.

<1859>

ПЛЯСУНЬЯ

Окрыленная пляской без роздыху, Закаленная в серном огне, Ты, помпеянка, мчишься по воздуху, Не по этой спаленной стене. Опрозрачила ткань паутинная Твой призывно откинутый стан; Ветром пашет коса твоя длинная, И в руке замирает тимпан. Пред твоею красой величавою Без речей и без звуков уста, И такой же горячею лавою, Как и ты, вся душа облита. Но не сила Везувия знойная Призвала тебя к жизни – легка И чиста, ты несешься, спокойная, Как отчизны твоей облака. Ты жила и погибла тедескою [99] И тедескою стала навек, Чтоб в тебе, под воскреснувшей фрескою, Вечность

духа прозрел человек.

99

Те десна – по-римски и итальянски – германка.

<1859>

КЕСАРЬ ОКТАВИЙ АВГУСТ И ЮЛИЯ

Ты на Юлию смотришь художником – Не отцом: ты прямой сибарит, А не римлянин ты… Над треножником Аравийская мирра горит; Мягко ложе твое постилается; Смело смотрит в глаза тебе дочь; Вся туника на ней колыхается; В очи глянула римская ночь… Что Требония, Ливия, Лидия? Ты им скажешь, наверно, «прощай», И, наверно, Назона Овидия Ты сошлешь на холодный Дунай…

<1861>

Н. ЩЕРБИНА

ФЕССАЛИЙСКАЯ ИДИЛЛИЯ

«Виноват, признаюсь, Зоя!… Оботри кудрями слезы… У вершины Ахелоя На горе пасутся козы». «Правда ль это?… Но далеко Надо мне идти на гору… Мать осталась одинока, И боюсь я в эту пору: Ночью там блуждают духи, Ходит волк, чекалка рыщет,- Да и жаль моей старухи, Что меня напрасно ищет…» «Виноват, прости мне, Зоя! Стадо выгнал я на гору, Чтоб к вершине Ахелоя Нам идти в ночную пору…» «Если бы не ты, мой милый… Мой остер кинжал широкий: Но нет воли, но нет силы Наказать тебя, жестокий!…» «Тише, воды Ахелоя!… На щеках зарделись розы… Ты в любви призналась, Зоя! Обманул я… Дома козы».

<1843>

СИЛА ПЕСНИ

«Славным вином на прощанье, Кипрским вином напою… Выпей за наше свиданье, Выпей за удаль свою! Кубок возьмешь на дорогу,- Будешь меня вспоминать; Стану молиться я богу, Стану тебя ожидать…» «Старые песни люблю я, Старую песню запой… Голос их – звук поцелуя, Речи их льются рекой. Хочется песней разлуки Тяжесть души облегчить, Звуками плакать и в звуки Горечь любви перелить… Пой! Уж пора нам проститься: Рог капитана трубит…» «Страшно мне в песне излиться: С песней душа улетит».

<1843>

СКРЫВАЕМАЯ СТРАСТЬ

Ты недоступна была, как богиня Диана, Робкий мой взор ты встречала и гордо и строго Я трепетал за себя, и любви я боялся… Больно мне стало за чувство, высокое чувство, Что ты сердечным приветом почтить не хотела. Думы мои и мечтания страсти бесплодной, Эти цветы, что взрастил я в бессонные ночи, Ты, не заметив, прошла не вниманьем жестоким. Пальцы твои тетрахорда случайно коснулись – Пламенем страстные звуки меня охватили И разлились ароматом любви благовонной… Звуки тебе изменили, и ты изменилась: Взоры горели твои, и роскошные кудри Падали мне на плечо, и уста дорогие Слиться хотели, я видел, с моими устами. Силился я отомстить тебе взглядом холодным, Взглядом презрительно-гордым, как следует мужу… Но пред тобою невольно я пал в обожанье, Страстно целуя, моля о любви униженно.

<1844>

СВИДАНЬЕ

Страстно просил я бессмертных богов олимпийских Дать мне минуту, одну лишь минуту свиданья С чудно-прекрасною смертною девой. Настало Это мгновенье. Увидев ее, у бессмертных Начал просить я, чтоб миг вожделенный свиданья В вечность продлили они. Красоту моей милой Я созерцал и, как Тантал, все жаждал и жаждал, В очи ей глядя, лобзая, томяся и плача, В очи глядеть ей, лобзать, и томиться, и плакать.