Русская поэзия за 30 лет (1956-1989)
Шрифт:
В кругу полубогов есть боги-квартероны.
Парнас для них недописал законы,
Проста или сложна,
Да будет рифма вновь такой, какой придётся,
Одна лишь просьба к ней: пусть рифмой остается -
Дочь Эха а не дочь анархии она.
И небольшой певучий романтический голос Матвеевой, смело отстаивающий хоть право современной поэзии на сонет, хоть право ее на рифму, остался в русской поэзии.
P. S.
Я очень давно не читал Матвеевой. Говорят,
34. БЕЗУМНЫЙ МИР (Андрей Вознесенский)
"В сейсмоопасное время наша кровь убивает нас" — это Ташкентское землетрясенье… Но хуже, когда оно — в тебе: тогда — Идет всемирная Хиросима!
Невыносимо!!!
И мелькают кадры, впечатывающие в память жуткие картины: всё сдвинуто, все сдвинуты… И бесконечно разнообразные ритмы тоже сдвинуты…
Когда мои джазисты ржут
С опухшей рожей скомороха,
Вы думали — я шут? Я Суд!
Я Страшный суд, молись, эпоха!
(монолог битника)
Вот играет на трубе негр-джазист и –
В ту трубу
Мчатся, как в воронку,
Лица, рубища, крики какаду,
Две мадонны а ля подонок –
В мясорубочную трубу!
А может, это и есть труба из Апокалипсиса? Какой уж там рок-н-ролл!
По прохожим пляшут небоскребы
Башмаками
по му-ра-вьям!
Из этих строк — вслушайтесь — рвется ритм и даже мелодия…хабанеры! Какой там рок-н-ролл! Цивилизация, как Кармен, издевается, выплясывая, над маленьким человечком. В этом мире, где "небоскребы сталактитами на брюхе глобуса висят " — носится по вертикальной стене мотоциклистка, и слезы ее к зрачкам прибиты. А вот лежит битник — "бухой и эпохальный", и хотя он «постигает Мичиган», только все эти стихи всё время оборачиваются такой стороной, что всё меньше и меньше верит читатель, будто тут и верно Америка описана!
Да хоть одна из этих адских картин, если приложить её к СССР, разве не будет из жизни Советской страны?
Вот такую фигу в кармане и держит всё время не разжимая, Вознесенский… Зачастую, впрочем, эта «всемирная хиросима» и вправду всемирна. И бывает, что похожи невыносимости СССР и США.
И всё-таки, к сожалению, периодически в стихах об Америке Вознесенский отпускает совершенно непристойные реверансы в адрес советской власти.
по алюминиевым аллеям
за мной ходили стукачи.
12 лбов из ФБР Бррр!
Естественно, подробного рода строчки немедленно ставят под сомнение эмоциональную честность Вознесенского. Так для меня и остаётся загадкой — притворялся он или накручивал себя и вправду верил, — верить было морально выгодно, в конце
….
Герой Вознесенского «сосед Букашкин, бухгалтер, цвета промокашки» ведёт свой род от Акакия Акакиевича Башмачкина — Букашкина найти несложно, ведь существует он в миллионных тиражах…
И мчится, свистит над ним Время, «загадочное, как сирин с дюралевыми шасси». И хотя рифма тут — Тенесси, но Сирин из русского фольклора. Это птица забвения, всезабвения, это потеря памяти и корней. А «Мотоциклисты в белых шлемах, как дьяволы в ночных горшках» тоже не только по Парижу носятся…
Всюду у Вознесенского встряхивает читателей совмещение несовместимого. Каждый образ взрывается сотнями фейерверковых звёздочек. Но …чаще всего мгновенно гаснущих…
Да, ярко. Да, неожиданно. Да, каждый образ — взрыв… но нередко, как и от фейерверка, не остаётся ничего… Разве что «струйка дыма».
И всё таки.
…Неразделимо смешаны люди и механизмы. Ни думать, ни дышать, ни любить в этом мире нельзя… Рефрен "Невыносимо!" — это из "Монолога Мерлин Монро". Только ли? Нет, это по Вознесенскому — лейтмотив всего ХХ века! И ещё второй его крик: «Тишины!» Но почему именно криком тишины требуют?!
А эти два выкрика по мнению Вознесенского — два главных возгласа века…
Душа моя, мой звереныш!
Меж городских кулис
Щенком с обрывком веревки
Ты бегаешь и скулишь…
Что же это за поэзия?
Почему писали советские критики, что Вознесенский "развивает традиции Маяковского?"
Это и так, и не так: Маяковский — не только великий трагический лирик. Он ещё и славил, что требовалось, и для этого «наступал на горло собственной песне», то есть той самой лирике, которой могло бы быть куда больше! И в этом Вознесенский ему подобен. И ещё, как и Маяковский, Вознесенский кричит.
Но взгляды на мир у Маяковского и Вознесенского очень разные.
Вознесенский чаще всего ужасается миру, вне зависимости от того, социалистический он, или какой другой. Маяковский приветствовал мир машин, роботов и прочей бесспорно полезной…нежити, но она была в его время еще фантастикой. А Вознесенский, видя её уже реальной, с самого начала отказывается быть «трубадуром турбогенераторов». Маяковский заботился, как бы погромче. Вознесенский хоть и тоже — во всю глотку, но — "тишины!".
Теперь — о важнейшей стороне структуры его стиха: почти в каждом стихотворении Вознесенского слышна некая мелодия, давно нам знакомая, и она вносит дополнительный смысл, в ней есть то, о чем не сказано в словах. Например — стихотворение "Стриптиз". Почему он в ритмах Камаринской? Что это дает? Ассоциация с Мусоргским? Да. «Пляски смерти» тоже ведь на ритмах Камаринской основаны! И вот уже этим ритмом мы подсознательно определяем картину, нарисованную Вознесенским. Так музыка вносит дополнительное измерение. Вот ведь и хабанера небоскребов тоже для этого.