Русская развлекательная культура Серебряного века. 1908-1918

Пенская Елена

При том, хотя в творческом наследии Слёзкина можно найти более или менее удачные произведения, все характеризует один принцип: это, как правило, «недочувствованные» вещи. И соглашаясь с А.Ю. Арьевым в общем определении фигуры Слёзкина, с тем, что «реакция на события мирового размаха у него как у художника была какой-то странно заторможенной» [233] , следует добавить, что подобная реакция не случайна, он к этому и стремился, заметив однажды в частном письме: «В наше время необходим дьявольский закал. Душа должна остаться в стороне от житейских невзгод» [234] .

233

[Арьев, 2005, с. 346].

234

Слёзкин

Ю.Л. Письмо Д.М. Стонову. 1926. 7 февраля. НИОР РГБ. Ф. 1384. К. 2. Ед.хр. 184. Л. 1.

Однако, к сожалению для Слёзкина, его творчество пришлось на общественно активные, даже взрывные времена. События шли вразрез с творческой природой его небольшого литературного дарования, хотя он и пытался им соответствовать. Замечание исследователя о поколении конца 1880-1890-х годов, которое оказалось «перед жесткой необходимостью адаптировать свой литературный

габитус, сформировавшийся в условиях автономии литературы, к насильственно и неорганично возникшей гетерономности» [235] , словно бы и не касается Слёзкина. Любопытным образом из довольно длинного ряда авторов массовой литературы 1910-х годов нескрываемое желание пойти навстречу новой литературной политике, создавать «литературу масс», биться за признание критикой и властями выражал один Слёзкин. Августа Даманская, Михаил Арцибашев, Евдокия Нагродская, Анатолий Каменский эмигрировали (Каменский позже, вернувшись из эмиграции, занимался правкой рукописей пролетарских писателей); Анна Мар покончила жизнь самоубийством; послереволюционное творчество Георгия Чулкова и Сергея Ауслендера не дает оснований говорить о принятии ими магистральной линии советской литературы. И только Слёзкин безоговорочно приемлет новую реальность, уверенный в том, что эта новизна не только правомерна, но и плодотворна.

235

[Маликова, 2010] (цит. по: <http://www.nlobooks.ru/sites/default/files/ old/nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/1855/index.htmb).

Так, в 1922 г. он с пафосом признается в газете «Накануне», что за пять лет, прошедших с 1917 г., стал иным человеком: «Пришел некий час, навсегда памятный и уже то, что вы его пережили, изменило вашу душу, открыло ей бывшее раньше скрытым. Этого не понять тому, кто оставался в стороне в те дни, когда гигантский жернов перемолол нас» [236] . В дневнике он говорит о десятилетии борьбы «за право свое пребывать в рядах советских писателей» и задаче «совлечь с себя свое прошлое, осознать себя в настоящем, преодолеть инерцию своего класса» [237] . Вполне в духе времени Слёзкин пишет письмо Сталину, предлагая ему стать первым читателем романа «Отречение»: «Насколько было бы ценно, если бы я мог услышать о ней [Книге. – И. Б.] от Вас несколько слов и схватить и закрепить Ваш образ [В продолжении книги предполагалась глава о туруханской ссылке Сталина. – И. Б.]» [238] . Однако все попытки по капле выдавить из себя интеллигента особого успеха не имели, к нему по-прежнему относятся с подозрением: «Меня изругали за [роман] “Предгрозье” – перестали печатать, <…> в “З[емле] и Ф[абрике]” отказали, прозрачно намекнув, что имя мое одиозно» [239] . Временами на него находит упадок духа, кажется, что он готов отказаться от писательского ремесла: «Что толку писать, если судят не продукцию мою, а сторонятся имени?» [240]

236

[Слёзкин, 1922а, с. 8].

237

[Никоненко, 1979, с. 212-213].

238

Слёзкин Ю. Записки на манжетах. Дневниковые записи. 13 декабря 1934 – 24 апреля 1937. Запись от 3 мая 1935. НИОР РГБ. Ф. 801. К. 1. Ед. хр. 5. Л. 10-11.

239

Слёзкин Ю. Дневниковые записи. 1925-1932. Запись от 9 февраля 1932 г. НИОР РГБ. Ф. 801. К. 1. Ед. хр. 2. Л. 4.

240

Там же. Л. 3 об.

И все же, несмотря на пренебрежительное к нему отношение, Слёзкин ощущает, что «каплей льется с массами». Так, Постановление ЦК ВКП(б) 1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций»

вызывает в нем прилив социалистического самосознания: «Перед нами, попутчиками, выросла сейчас большая ответственность за свою творческую продукцию, чем это было раньше, но зато радостная, горделивая ответственность (Подчеркнуто Ю.Л. Слёзкиным. – И. Б.), тогда как раньше она была безрадостной» [241] . Но и опубликованные его произведения не находят отклика, что вызывает у Слёзкина отчаянные вопросы: «Неужели я не могу тронуть, увлечь за собой, за своими героями читателя? Неужели читатель останется ко мне холоден?» [242]

241

Там же. Запись от 24 апреля 1932 г. НИОР РГБ. Ф. 801. К. 1. Ед. хр. 2. Л. 93 об.

242

[Никоненко, 1979, с. 224].

Понимая, что как автор новой литературы, литературы масс, он не состоялся, Слёзкин в размышлениях о своем месте писателя обращается к эпохе, когда его имя было на устах у читателей и критиков. Однако признавать принадлежность своего творчества этого времени к массовой литературе он не согласен. Задним числом он сдвигает фокус и видит себя в литературе элитарной. В дневнике (запись от 10 ферваля 1932 г.) он укрупняет свою литературную личность, претендуя на роль обновителя традиции, изменившего лицо русской литературы (речь в записи идет о 1911 г.): «Гостеприимно открыли дверь свою передо мною и редакции наиболее “художественных” журналов “Аполлон” и “Русская мысль”. В первом я несколько растрепал приглаженный дендизм и эстетство папаши

Мако (так мы звали редактора “Аполлона” С.К. Маковского), во втором я оживил академическую чинность заскучавших профессоров, забывших тему своих брюзжаний» [243] .

Литература

Адамович Г. Литературные беседы // Звено. 1925. 9 ноября. С. 2.

Арьев А. «Что пользы, если Моцарт будет жив…» (Михаил Булгаков и Юрий Слезкин) // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М.: Союз театральных деятелей РСФСР, 1988. С. 425-444.

243

[Там же, с. 210].

Арьев А.Ю. Юрий Слёзкин // Русская литература XX в. Прозаики, поэты, драматурги: биобиблиографический словарь. Т. 3. М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. С. 345-347.

Бабичева Ю.В. Литература в годы реакции // История русской литературы: в 4 т. Т. 4. Л.: Наука (Ленинградское отделение), 1983. С. 575-602.

Белобровцева И., Кульюс С. «История с великими писателями»: Пушкин – Гоголь – Булгаков // Пушкинские чтения в Тарту 2. Материалы Междунар. науч. конф. (Тарту, 18-20 сентября 1998 г.) Тарту: TUPress, 2000. С. 257-266.

Белобровцева И., Кульюс С. «Поезда иного следования»: Михаил Булгаков и Юрий Слёзкин // Булгаковский сборник IV. Матер, по истории русской литературы XX века / Памяти Ю.М. Лотмана: к 80-летию со дня рождения. Таллин: TP"U Kirjastus, 2001. С. 20-31.

Блок А. О реалистах // Блок А.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 5. М.; Л.: ГИХЛ, 1962. С. 99-129.

Булгаков М.А. Записки на манжетах // Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 1. М.: Азбука-классика, 2003. С. 177-220.

Булгаков М. Юрий Слёзкин. Силуэт // Сполохи. Берлин. 1922. № 12 (декабрь). С. 49-54.

Булгаков М. Юрий Слёзкин (Силуэт) // Ю. Слёзкин. Роман балерины. Рига: Литература, 1928. С. 7-21.

Дроздов А. Памяти друга. Некролог // Воля России. 1920. № 158. 18 июля. С. 3.

Гудков Л.у Дубин Б., Страда В. Литература и общество. М.: РГГУ 1998.

Етоев А. Великий учитель смеха. Михаил Михайлович Зощенко (1895-1958) // Литературная матрица. Учебник, написанный писателями: в 2 т. Т. 2. СПб.; М.: Лимбус Пресс, 2011. С. 551-578.

Изгоев Н. Не тем засеяли // На посту. 1923. № 4. С. 165-178.

Исмагулова Т. (с использованием материалов С.С. Никоненко) Слёзкин Юрий Львович // Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. 5. М.: Большая Российская энциклопедия, 2007. С. 642-646.

Исупов К.Г. Русская философская танатология // Вопросы философии. 1994. №3. С. 106-114; см. также: <http://tzone.kulichki.com/religion/ tanatos/rusfil.htmb.