Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924
Шрифт:
«Эвакуация [французов] происходила в такой спешке и смятении, что близко напоминала бегство. Лишь немногие из гражданского населения добились для себя разрешения следовать с ними. Тысячи толпились на пристани, умоляя французов увезти их хоть куда-нибудь. Многие кончали с собой. В городе было настоящее столпотворение, поскольку все знали, что, как только пушки французских крейсеров отойдут на достаточное расстояние, город займут красные»{258}.
В Севастополе приготовления к отходу были согласованы с большевистским Советом, так что последний принял на себя власть во все еще оккупированном французами городе. Французские военные корабли взяли на борт 10 000 русских военных и 30 000 русских гражданских лиц{259}, среди них — вдовствующую императрицу и великого
Дальше этого участие Франции в русской гражданской войне не пошло. И хотя она оставалась на протяжении длительного времени самым ярым противником красных и саботировала все попытки Америки и Британии к сближению с Москвой, покуда сама не ощутила готовность пойти на него, — все тяготы военного участия пришлись на долю Британии.
Осенью 1918 г., когда служившие в Красной Армии латыши отбили у чехо-словаков несколько волжских городов, ситуация на Восточном фронте стала выглядеть с точки зрения московского руководства весьма удовлетворительно; после ноября, когда вышли из боя чехо-словаки, она стала еще лучше. Обстоятельства позволяли высшему командованию Красной Армии начать перебрасывать военные силы с востока на юг. Однако канун Рождества преподнес красным неприятный сюрприз: войска Колчака неожиданно напали на Третью красную армию под Пермью и разбили ее. Потеря Перми взволновала Москву, поскольку создавала возможность для войск Колчака соединиться с военным контингентом союзников в Архангельске{260}.
Адмирал Колчак плохо разбирался в наземных военных действиях. Он препоручил стратегические разработки Лебедеву, 36-летнему ветерану Императорского Генерального штаба, одному из лидеров выступления против Директории в ноябре 1918-го. Лебедев окружил себя многочисленными помощниками: на пике наступления план операции, в которой должны были принимать участие 140 000 человек, разрабатывали 2000 офицеров, тогда как в Первую мировую войну Генеральный штаб обходился тремястами пятьюдесятью офицерами, которые управляли действующей армией в три миллиона человек{261}. Большинство колчаковских офицеров были юнцами, призванными во время войны; мало кто имел опыт штабной работы{262}.
Колчак оказался убийственно плох и как гражданский управляющий. Омск, его столица, кишел увернувшимися от фронта симулянтами, которые спекулировали чем ни попадя, особенно, конечно, британскими товарами: говорили, что у штабных офицеров и членов их семей было право преимущественного доступа к заморскому обмундированию и прочему довольствию, которое пересылалось через Омск на передовую. Спекулянты подкупали железнодорожных служащих, чтобы те снимали с поездов военные грузы и помещали на их место предметы роскоши, потребные для гражданского рынка{263}. Колчак вынужден был кормить войско в 800 000, хотя численность боевых частей не превосходила 150 000. Штаб чешского генерала Рудольфа Гайды, командующего колчаковской Северной армией, под началом которого находилось менее чем 100 000 человек, выписывал довольствия на 275 000 человек. Расследование, проведенное по поводу его заказов, показало, что только 35–65 % мяса, обмундирования, обуви, отосланных на фронт в Пермь из Екатеринбурга, достигало места назначения. Овощи, свежие и консервированные, разворовывались полностью{264}. Многие русские офицеры, включая и тех, кто находились во фронтовой зоне, размещались с женами или любовницами в хорошо обставленных железнодорожных вагонах, служивших и командным пунктом и квартирой одновременно{265}. Оставленные для связи с русской армией британские офицеры приходили в неистовство от окружавшей их продажности. Омские остряки называли главу британской военной миссии генерала Нокса «главным интендантом Красной Армии»: он даже получил изготовленное ими письмо, якобы от Троцкого, в котором выражалась благодарность за помощь, оказанную в экипировании красных частей{266}.
Самым большим несчастьем Восточной белой армии был плохой транспорт. Все материально-техническое снабжение Колчак получал по одноколейной Транссибирской железной дороге, связывавшей Омск с Владивостоком. Восточная ее часть, которая находилась под контролем японцев и их протеже, атаманов Семенова и Калмыкова, часто становилась объектом диверсий партизан-большевиков и рядовых бандитов. Ситуация несколько улучшилась весной 1919 г., когда американская армия взяла
Основная вина за чудовищное состояние армейских тылов должна быть возложена на Колчака, который позволил себе заниматься исключительно военными проблемами и воспринимал все остальное, включая гражданское управление, как недостойные его внимания мелочи. В октябре 1919-го, когда его армия была уже на пути к полному уничтожению, Колчак сказал своему штатскому помощнику: «Знаете, я безнадежно смотрю на все ваши гражданские законы и оттого бываю иногда резок, когда вы меня ими заваливаете. Я поставил себе военную цель: сломить Красную Армию. Я — Главнокомандующий и никакими реформами не задаюсь. Пишите только те законы, которые нужны моменту. Остальное пусть делают в Учредительном собрании». Когда ему возразили, что законы нужны хотя бы для того, чтобы его самого не считали реакционером, он ответил: «…бросьте, работайте только для армии. Неужели вы не понимаете, что, какие бы мы хорошие законы ни писали, все равно нас расстреляют, если мы провалимся!»{267}
После двухмесячного затишья боевые действия на Восточном фронте возобновились в марте 1919-го, перед началом оттепели; в наступлении белых приняло участие 100 000 человек. Согласно плану операции, основной удар должна была нанести самая многочисленная и хорошо экипированная Северная армия Гайды. Целью прорыва был Архангельск, куда следовало продвигаться через Вятку и Вологду; задачей — соединение с союзническим и русским контингентом войск, находившимся там под командованием генерал-майора Эдмунда Айронсайда, и получение еще одного, гораздо ближе расположенного порта, через который могла бы идти британская помощь. Центральным фронтом, нацеленным на Уфу и Казань, командовал генерал М.В.Ханжин. На Юге действовали уральские и сибирские казаки и башкирские части, все под командованием атамана Александра Дутова. Им ставилась задача захватить Самару и Саратов с двойной целью: соединения с Добровольческой армией и изоляции частей Красной Армии в Средней Азии.
Красная Армия на Восточном фронте претерпела несколько реорганизаций, итогом которых стало деление ее на две группы: Северную, под командованием В.И.Шорина (Вторая и Третья армии), и Южную, под началом М.Н.Тухачевского (Первая, Четвертая, Пятая и Туркестанская армии). Общее руководство Восточным фронтом поручалось С.С.Каменеву. На 1 марта, согласно оценкам красных, войска фронта насчитывали 96 000 человек и 377 полевых орудий, в то время как Колчак имел 112 000 человек и 764 орудия{268}. Это был редкий случай численного перевеса белых, но вскоре на Восток стало прибывать красное пополнение, и ситуация изменилась. Согласно секретным донесениям советского командования, силы двух войсковых объединений стали примерно равными, хотя белые имели значительное преимущество в численности и подготовке офицерского состава{269}. Это последнее обстоятельство сильно беспокоило красноармейских военачальников, поскольку в условиях войны в Сибири на полевого командира ложилась вся тяжесть принимаемых решений: «Тактические особенности гражданской войны, когда на широком фронте действовали сравнительно небольшие массы войск, когда бои распадались на отдельные очаги и велись главным образом силой полка, в лучшем случае бригады, при отсутствии надлежащей связи и других технических средств, при огромной маневренности частей, требовали от командиров, комиссаров и бойцов большой самостоятельности, инициативы, смелости в принятии решений и своих действиях»{270}.
Армии Колчака быстро продвигались вперед, покрыв за первый месяц приблизительно 600 км. Их наступлению способствовали крестьянские антибольшевистские восстания, происходившие в тылу Красной Армии в Симбирской, Самарской, Казанской и Вятской губерниях. Советские войска отступали с небольшим сопротивлением или вовсе без него; Пятая армия красных, казалось, была особенно не расположена останавливаться и принимать бой{271}. К середине апреля белые вышли на линию Глазов — Оренбург — Уральск, дальше которой им не суждено было двинуться. В тот момент они находились менее чем в ста километрах от Волги, иногда всего в тридцати пяти километрах от нее. Они заняли территорию в 300 000 квадратных километров с населением свыше пяти миллионов человек{272}.