Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)
Шрифт:
Голощекина, старого большевика с 1903 г. с бурной историей многократных арестов, ссылок и побегов, неизменно приводивших его за границу к Ленину, привычного к террору и насилию руководящего деятеля, известного своим презрением к «мягкотелой интеллигенции» [346] , Альберт доставил в Прагу лично. По возвращении с конференции нового члена ЦК РСДРП и его Русского бюро арестовали и сослали в Тобольск. Он сбежал в Петербург, а оттуда по заданию партии ушел в уральское подполье. На рубеже 1912–1913 гг. Голощекин появился на Краковской конференции Ленина, которая определила структуры нелегальной партийной организации, сотрудничающей с Эвиденцбюро. В итоге ему поручили создать боеспособную тайную организацию на Урале, где в марте 1913 г. его снова ждали арест и ссылка – на сей раз вместе с уральским уроженцем Я. М. Свердловым и другими членами местного партийного руководства – в Туруханский край Енисейской губернии, откуда бежать было невозможно. Освободившись по амнистии Временного правительства в марте 1917 г., он работал в петроградском ЦК, пока Ленин в мае не послал его проводить большевизацию тяжелой и военной промышленности Урала, который рассматривался как район тактического отступления в случае краха большевистской власти в столице. Здесь Голощекин правил твердой рукой, занимая высшие военные и партийные посты, будучи после большевистского переворота назначен военным комиссаром Уральской области. В этом качестве он ведал надзором за сосланной семьей бывшего царя и при приближении белых войск настоял на ее убийстве. Послужив в гражданскую войну исполнительным орудием кровавого подавления и искоренения ленинских
346
См.: Плотников И. Ф. Гражданская война на Урале. С. 84–86.
Из того же теста был попавший в ЦК Серго (Г. К. Орджоникидзе) из Тифлиса, грузинский большевик, в отличие от большого числа образованных грузинских меньшевиков – кутила и пьяница, бесшабашный профессиональный революционер, приверженец Ленина с 1903 г. Арестованный в декабре 1905 г. как член вооруженной боевой дружины, но в мае 1906 г. выпущенный под залог, он эмигрировал в Германию. Проведя там 8 месяцев, в начале 1907 г. вернулся в Россию и занялся партийной работой в Баку. После повторного ареста и бегства явился в 1911 г. к Ленину в Париж, поступил в партийную школу в Лонжюмо. В том же году он по распоряжению Ленина нелегально уехал в Россию, на Пражскую конференцию его вызвали оттуда [347] . Как и Голощекин, Серго славился презрением к партийной интеллигенции с ее тонкими чувствами.
347
О его последующих военных задачах см.: СВЭ. Т. 6. С. 107–108.
В качестве еще одной компромиссной меры, обусловленной территориальными соображениями, в ЦК ввели Тимофея (С. С. Спандаряна) – армянина из преимущественно мусульманского Баку, чувствительного интеллигента, отца двоих детей. Его уже на обратном пути арестовали по доносу присутствовавших среди участников конференции сотрудников охранки. На его место большевистский агент Охранного отделения Константин из Москвы, тоже приехавший из Праги членом ЦК, кооптировал другого кавказца – только что нелегально, но предположительно с ведома (а то и по наущению) охранки вернувшегося из сибирской ссылки во вторую столицу грузина Иосифа Виссарионовича Джугашвили (Сталина). Соответственно в кругах немецких разведчиков он был известен как террорист, который во время революционной смуты даже в центре столицы совершил налет на транспорт с деньгами [348] .
348
См.: Nadolny R. Mein Beitrag. Wiesbaden, 1955. S. 21 f.
Константин, который должен был вместе с Филиппом (Голощекиным) представлять на конференции московскую группу, но прибыл с опозданием, на самом деле звался Романом Вацлавовичем Малиновским (1876–1918) и родился в российско-польской Плоцкой губернии. Ленин его встретил чрезвычайно сердечно, выдвинул кандидатом от партии в IV Государственную думу и ввел в ЦК. Константин также получил задание наладить легальный выпуск «Правды» в Петербурге и добросовестно его выполнил (первый номер вышел 22 апреля [5 мая] 1912 г.). По завершении конференции Ленин вместе с Константином поехал в Лейпциг и там на конспиративном совещании в помещении редакции газеты «Лейпцигер фольксцайтунг» познакомил его с двумя большевистскими депутатами III Думы – Н. Г. Полетаевым (р. 1872, с. Кожухово Костромской губернии) и В. Е. Шуркановым, из которых по крайней мере второй работал на охранку.
Затем Ленин отправился дальше в Берлин, где, остановившись у В. В. Адоратского (Фриденау, Кайзераллее, 99/100), информировал избранных товарищей о последних событиях в партии. Через члена ЦК Спандаряна, уполномоченного им на переговоры с Карлом Каутским, он продолжил борьбу за наследство Шмита, которое находилось под опекой Каутского, Франца Меринга и Клары Цеткин.
Малиновский же из Лейпцига вернулся в Россию, сделал в партии стремительную карьеру как любимец партийного босса, а после захвата этим боссом власти первым из членов ЦК пошел на расстрел по приговору революционного суда.
Экскурс: Ленинский агент охранки Р. В. Малиновский
…Я прекрасно понимаю, что прощение неприемлемо для меня; может быть, лет через сто и будет возможно, но не теперь [349] .
Самый проклинаемый «провокатор» в большевистской партии, «Иуда» из ленинского круга не ошибся. Прошло сто лет, и в ключевых документах трех инстанций, занимавшихся «делом Малиновского», – назначенного Лениным для проформы весной 1914 г. партийного суда в Поронине (Австрия); соответствующей следственной части комиссии Муравьева во главе со следователем Н. А. Колоколовым, работавшей летом 1917 г.; московского Всероссийского революционного трибунала осенью 1918 г. – мы находим свидетельства, которые во многом реабилитируют Малиновского и сильнее всего порочат того, кто управлял им в двойной игре на большой политической сцене, – его партийного начальника Ленина [350] .
349
Из последнего слова подсудимого Малиновского перед вынесением приговора, 5 ноября 1918 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 236.
350
Предположение, что Ленин знал о работе Малиновского в охранке, впервые было высказано Леонардом Шапиро (Shapiro L. The Communist Party of the Soviet Union. New York, 1960. P. 165 f.), затем Бертрамом Вулфом (Wolfe B. Three Who Made Revolution. New York, 1964. P. 535 ff.) и подробно рассмотрено Михаилом Агурским (Agurskij M. The Third Rome: National Bolshevism in the USSR. Boulder; London, 1987. P. 101 ff.). До какой степени самый известный агент охранки служил орудием для своей партии, может быть доказано только сейчас.
В противоположность большевистской версии о небесталанном партийном активисте, из-за честолюбия, жажды славы и денег сбившемся с праведного пути и под влиянием умных ловцов душ, слуг царизма, предавшем Ленина и партию, сами факты биографии Малиновского показывают, что этот поляк, католик и отец семейства, был прирожденным профсоюзным лидером, но ленинские соратники, вопреки его воле и призванию, толкнули его на путь агента, темные стороны которого трагически превышали его способности ко лжи и притворству. Молодой Малиновский, симпатичный и обаятельный ефрейтор лейб-гвардии Измайловского полка, с короткой кудрявой шевелюрой и лихо закрученными усами, попал в поле зрения петербургской охранки уже во время первой революции, вступившись за права бастующих рабочих [351] . Происходил он то ли из обедневших польских дворян, то ли из крестьян, с детства остался круглым сиротой (отца лишился в 8 лет, матери – в 14), получил «домашнее образование» (одна из его сестер работала учительницей, другая гувернанткой), поступал в учение в книжный магазин и на фабрику мельхиоровых изделий, но каждый раз бросал и, в отличие от старших братьев и сестер, преуспевших в академических профессиях, перебивался случайными заработками в надежде уехать за границу, трижды попадался на краже со взломом (1897–1899), в результате чего в конце концов оказался в Плоцкой окружной тюрьме. Владелец тюремной фабрики взял способного молодого человека после освобождения к себе и тем спас «от гибели» [352] .
351
О его деятельности в охранке см.: Материалы по истории общественного и революционного движения. Т. 1. С. IX–XI (карьера в большевистской партии), 314 (биография). Прежняя точка зрения на Западе: Wolfe B. B. Drei Mдnner, die die Welt erschьtterten. S. 639–663; Idem. Lenin and the Agent Provocateur Malinovsky // The Russian Review. 1945. Vol. 5. No. 1. P. 49–69. Сравнительно недавняя публикация из мемуарного наследия: Зиновьев Г. Е. Воспоминания: Малиновский // Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. Единственное издание источников: Дело провокатора Малиновского.
352
Показания Малиновского Революционному трибуналу при ВЦИК, 27–28 октября 1918 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 138.
353
Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Там же. С. 102.
Эти качества импонировали и ленинцам, через Зиновьева установившим связь с Малиновским в конце 1906 – начале 1907 г. По данным Зиновьевым впоследствии показаниям в комиссии Муравьева, Малиновский тогда тяготел к меньшевикам (на самом деле он ценил образованных меньшевистских интеллектуалов и преклонялся перед В. В. Шером, который, со своей стороны, видел в нем будущего «русского Бебеля»), но старался занимать взвешенную позицию между двумя фракциями [354] . Малиновский позже подчеркивал, что именно в ту пору «впервые» познакомился «с политической агитацией» и начал «сам работать на общественном поприще» [355] . Контакт Зиновьева с заводским рабочим – социал-демократом и профсоюзным деятелем – произошел в то время, когда Ленин в Финляндии, извлекая уроки из Московского восстания и общего поражения революционного движения, намечал пути, чтобы начать все сначала. Для нейтрализации могущественной охранки, с одной стороны, и превосходящего меньшевистского противника, с другой, он нуждался в союзниках и потому велел «сагитировать», ради будущих интересов своей партии, и этого «интеллигентного рабочего» с дружескими связями среди видных меньшевиков. Не доказано, но вряд ли ошибочно предположение, что некоторые шаги Малиновский уже в 1906–1910 гг. предпринимал с подачи большевиков: теснее сблизился с меньшевистскими кружками, продвинулся до секретаря правления мощного петербургского Союза металлистов («работал я в союзе честно, отдавал этой организации всю душу и сердце»), а вместе с тем, являясь «членом партии с 1901 г.», под именем Эрнест «в 1907 и 1910 гг. говорил добровольно с начальником охранного отделения по телефону» [356] . В период полицейских репрессий старый партиец добровольно связывался с начальником петербургской охранки лишь в том случае, если старался наладить отношения с тайной полицией и/или подстраховать свою нелегальную деятельность, а делал это по телефону, если не хотел, чтобы о таких отношениях знали его друзья (меньшевики). До 1909 г. Малиновскому, очевидно, удавалось и то и другое. Несмотря на пламенные выступления «талантливейшего оратора» (Зиновьев), например, на 1-м Всероссийском съезде фабричных врачей и представителей фабрично-заводской промышленности, агитация в годы всеохватывающего полицейского контроля при премьер-министре Столыпине сходила ему с рук. Только 15 ноября 1909 г. – по его собственным словам, на Всероссийском антиалкогольном съезде; по документам охранки, на собрании местной социал-демократической организации – он превысил меру допустимого и был арестован. После трехмесячного предварительного заключения его освободили, лишив права проживания в Петербурге. В январе 1910 г. он поселился в Москве, поступил на работу на завод Штолле и записался на курсы в Народный университет Шанявского.
354
Показания Г. Е. Зиновьева комиссии Муравьева, 26 мая 1917 г.: Там же. С. 55. Тот факт, что Зиновьев не стал скрывать от комиссии Муравьева своих связей с Малиновским в рассматриваемый период, указывает на достаточно прочные отношения, известные другим (потенциальным) свидетелям.
355
Показания Малиновского Революционному трибуналу при ВЦИК, 27–28 октября 1918 г.: Там же. С. 138.
356
Постановление Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, 8 июня 1917 г.: Там же. С. 63.
В апреле 1910 г. Малиновского арестовали вместе с московскими меньшевистскими лидерами, а 15 или 16 мая привели на допрос к ротмистру Иванову. Согласно показаниям Иванова летом 1917 г., Малиновский тогда заявил «о своем желании переговорить откровенно с начальником отделения», а начальник, подполковник П. П. Заварзин (с 29 декабря 1909 г.), пояснил, что он «выразил готовность вступить в число секретных сотрудников Московского охранного отделения» [357] . Вряд ли беззаветный профсоюзный борец принял такое решение по собственному почину, и первые же его действия говорят об управлении им со стороны большевиков: первая информация, которую Малиновский дал московской охранке в качестве ее секретного сотрудника по кличке Портной, касалась вызывавшей опасения у Ленина московской группы меньшевиков-«примиренцев» (Шер, Круглов, Дмитриев, Чиркин и др.). После тактической паузы, призванной защитить осведомителя, этих друзей Малиновского арестовали и сослали. Тот, кто их выдал, тяжело переживал «первый шаг моей подлости», но – как он напомнил своим товарищам в ревтрибунале 1918 г. – не видел другого выхода [358] . Напомнил он им также, как всячески ограждал и уберег-таки от ареста «товарища Батурина», т. е. большевика Н. И. Бухарина, которого охранка с удовольствием изобличила бы с его помощью.
357
Там же.
358
Показания Малиновского Революционному трибуналу при ВЦИК, 27–28 октября 1918 г.: Там же. С. 141.
Это и похожие события не прошли мимо внимания московских меньшевиков и бундовцев, которые начали питать подозрения, что Малиновский связан с охранкой. Слухи такого рода докатились и до большевиков, Малиновский был ими настолько раздавлен, что у него появились симптомы нервного расстройства. В ревтрибунале он рассказывал о тяжелом внутреннем конфликте и ослаблении всего своего организма («бессонных ночах», «страданиях и угрызениях совести») из-за «двойной игры» уже в 1911 г. Летом – осенью 1911 г. он попытался уйти из охранки, обратился к своему начальнику «с просьбой освободить меня… доказывал… что мне тяжело, что не могу так жить». Просьба эта не отвечала ни интересам охранки, ни намерениям ленинской партии и осталась неудовлетворенной.