Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

Фляйшхауэр Ева Ингеборг

Прежде чем Малиновский дождался решения по поводу своего освобождения от службы, в ноябре 1911 г. к нему обратилась В. Н. Лобова (она же старая большевичка Б. Б. Зильберберг), член Московского комитета большевиков и жена большевистского агента охранки А. И. Лобова (в 1913 г. уволенного оттуда за пьянство), с предложением в январе 1912 г. представлять Московский комитет на конференции Заграничного бюро ЦК РСДРП в Праге. Приглашение на конференцию, исходившее, по указанию Ленина, от К. П. Пятницкого и привезенное специальным посланцем из Парижа, большевиком-эмигрантом Л. С. Зеликсоном, в Москву Лобовой, которая в узком кругу московских ленинцев настояла на кандидатуре Малиновского («Недурно ведь вышло», – писала она чуть позже [359] ), явилось для последнего полной неожиданностью. Подозревая какой-то непонятный заговор [360] , он отказался. Он думал, что Лобова с этим приглашением подыгрывает охранке, и уверился в своих подозрениях, когда Заварзин (Малиновский впоследствии ошибся, сказав, что Мартынов [361] ) отклонил его просьбу об увольнении и «категорически потребовал» от него согласия на поездку в Прагу. Главной целью поездки и участия в конференции охранка поставила своему агенту личное знакомство с Лениным. Малиновский хотел отвертеться от задания, подумывал о том, чтобы не возвращаться после конференции в Москву, «но страх… убил все» [362] .

359

Розенталь И. С. Провокатор Роман Малиновский. С. 70.

360

«…предложение В[алентины] Н[иколаевны] показалось мне очень странным, и характерно то, что ее мотивировка моей поездки если не целиком, то отчасти совпадала с теми мотивами, о которых Заварзин говорил» (Малиновский на заседании Революционного трибунала при ВЦИК 5 ноября 1918 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 210).

361

Показания Малиновского Революционному трибуналу при ВЦИК, 27–28 октября 1918 г.: Там же. С. 142.

362

Там же. С. 143.

В Праге Ленин встретил долгожданного товарища словами: «Вот это то, чего нам недостает на конференции!» [363] Малиновский выказал истинную преданность партийному боссу: не выполнил поручение охранки сообщить из Праги о

месте заседаний («из-за чего был большой скандал, когда я вернулся»), не выдал имена участников кроме и без того известных охранке ее же собственных сотрудников. Из Москвы он уезжал с недобрым чувством, прибыл в Прагу против воли (с характерным опозданием!), а на конференции «случилось более страшное – я вошел в ЦК и согласился на кандидатуру в Думу» [364] . Избрание Малиновского в ЦК РСДРП и выдвижение большевистским кандидатом от Московской губернии по рабочей курии на выборы в IV Государственную думу, несомненно, произошли по инициативе Ленина. Ввиду общеизвестности данного факта Ленину пришлось признать его на допросе в комиссии Муравьева (летом 1917 г.), оправдывая свои решения обнаруженными у нового товарища качествами «горячего и убежденного большевика» и большими агитаторскими талантами. Проверив все обстоятельства и заслушав более 30 свидетелей, комиссия сочла доказанным, что намерение провести Малиновского в Думу исходило от Ленина и ленинцев и лишь потом его подхватило и поддержало Московское охранное отделение [365] . Малиновского ленинские замыслы повергли в ужас. Он впервые услышал о них только «на январской конференции»: «Там ко мне подошел Ленин и стал со мной говорить о возможности моей кандидатуры. И здесь я совершаю сознательное преступление… Я Ленину стал говорить, что не стоит выставлять мою кандидатуру в Думу, потому что принесу вред себе и партии. Ленин не спрашивал подробности – в чем дело. Я ограничивался небольшими заявлениями… Стоило мне немножко показать, что нельзя, и Ленин не согласился бы на мою кандидатуру…» [366]

363

Зиновьев Г. Е. Воспоминания: Малиновский. С. 187. Малиновский до 1917 г. пользовался особым расположением партийного вождя. Так, в начале января 1913 г. тот писал Горькому, что гостящие у него в Кракове большевистские депутаты Думы Малиновский, Петровский и Бадаев «парни хорошие, особенно первый» (Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 16. С. 220).

364

Показания Малиновского Революционному трибуналу при ВЦИК, 27–28 октября 1918 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 143.

365

Постановление Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, 8 июня 1917 г.: Там же. С. 64.

366

Малиновский на заседании Революционного трибунала при ВЦИК 5 ноября 1918 г.: Там же. С. 210.

Слова Малиновского о «преступлении» отражают его неосведомленность и идеализацию партийного вождя: он верил, что Ленин не знал о его судимостях, и, ошибочно полагая, будто тот мог отказаться от своего замысла, винил себя в недостаточно прямом и полном рассказе о собственном криминальном прошлом. Ленин, державший свою партию герметически закрытой от нежелательных элементов и проверявший новичков вдоль и поперек, несомненно, был информирован об уголовных прегрешениях нового кандидата в Думу, – но они его не интересовали. Как стало известно В. Л. Бурцеву, Малиновский «признался Ленину в гнусных преступлениях в прошлом… Ленин прервал его, не желая слушать дальше, и сказал: “Для большевиков такие вещи не могут иметь значения”». Бурцев считал эти сведения «довольно правдоподобными» [367] и утверждал, что работа Малиновского на охранку не составляла для Ленина тайны: «Судя по словам Малиновского, Ленин понял и никак не мог не понять, что его [Малиновского] прошлое не просто было связано с прямой уголовщиной, но что сам он был в руках жандармерии – и провокатор» [368] . Того же мнения придерживался начальник личной охраны царя А. И. Спиридович: «Ленин, знавший, по всему вероятию, о службе Малиновского у Департамента полиции и допускавший это в расчете, что под прикрытием Департамента Малиновский сможет принести гораздо больше пользы для партии и причинить много вреда правительству, принял его под свою защиту» [369] .

367

Цит по: Landau-Aldanow M. A. Lenin und der Bolschewismus. Berlin, 1920. S. 72. Ландау-Алданов не хотел верить, что «Ленин знал или догадывался об агентурной роли Малиновского», но понимал, что Малиновский свидетельствовал именно об этом.

368

Burcev Vl. Lenin and Malinowski // Struggling Russia. 1919. No. 9–10. P. 130.

369

Спиридович А. И. История большевизма в России от возникновения до захвата власти. С. 248.

Решение Ленина тем более примечательно, что юрист, сам пытавшийся баллотироваться в Думу и, следовательно, знакомый с избирательным правом, не мог не знать ст. 10 Положения о выборах в Государственную думу, не допускавшую к участию в выборах лиц, имевших судимости за воровство, мошенничество, присвоение вверенного имущества, без учета срока давности. Если Ленин, несмотря на это, добился выдвижения кандидатуры Малиновского на думские выборы, пустив в ход все внутрипартийные рычаги, видимо, он рассчитывал, что обойти острые углы поможет охранка, заинтересованная в том, чтобы провести его кандидата / своего агента в орган народного представительства, даже с нарушением закона. Он не ошибся: другие большевистские сотрудники Московского охранного отделения, в том числе Сидоров (А. А. Поляков) и Пелагея (А. С. Романов), поддержали кандидатуру своего коллеги и товарища; на предвыборную кампанию ему – помимо 300 рублей «из-за границы и от некоторых партийных лиц»! – выделили средства из бюджета охранки. Малиновский, терзаемый нечистой совестью, искал совета у адвоката, неоднократно обращаясь к нему в ходе избирательной кампании. Этот адвокат, бывший большевик, а ныне видный меньшевик В. Н. Малянтович, член московского социал-демократического избирательного комитета, считал Малиновского «одним из наиболее толковых и развитых партийных рабочих, могущих публично выступать» [370] , и поддерживал его кандидатуру словом и делом (деньгами). Сомнения Малиновского в правомочности его избрания партийный юрист раз за разом развеивал [371] .

370

Показания В. Н. Малянтовича комиссии Муравьева, 10 мая 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 37.

371

«Малиновского интересовал, между прочим, вопрос, не может ли быть опротестовано его избрание по чисто формальным основаниям. Те фактические данные, какие Малиновский мне сообщал, дали мне право, как юристу, дать благоприятное для Малиновского заключение» (Там же. С. 36).

У Московского охранного отделения предложение Ленина вызвало нешуточный интерес: его начальник посвятил в планы большевистского вождя вице-директора Департамента полиции С. Е. Виссарионова. На личном собеседовании агент Портной, как и в разговоре с Лениным, тщетно пытался обратить его внимание на связанные с этим опасности и указывал на препятствие в виде своего уголовного прошлого [372] . Виссарионов, тем не менее, 5 мая 1912 г. доложил министру внутренних дел А. А. Макарову сенсационную новость: есть возможность «выставить сотрудника Портного кандидатом в члены Государственной думы». На этом рапорте от руки написаны резолюции самого министра («Читал 8.5.1912 г.»), директора Департамента полиции С. П. Белецкого («Представить его превосходительству товарищу министра внутренних дел») и товарища министра внутренних дел И. М. Золотарева («Прошу его превосходительство С. Е. Виссарионова переговорить 11 мая. 10/V И. З. Пр[ошу] обр[атить] вним[ание] на мои пометки в рапорте»). В пометках Золотарева содержались указания на необычность предприятия, но не высказывалось никаких принципиальных возражений, так что после довольно долгих внутриведомственных совещаний было принято решение расчистить секретному сотруднику Портному дорогу в Государственную думу. Заключительная резолюция Белецкого гласила: «Доложено г. министру В. Д. 12/Х. Предоставить дело избрания его естественному ходу. С. Б.» До начальника Московского охранного отделения директор Департамента полиции довел решение министерства шифротелеграммой № 1254: «Вопрос об участии известного Вам лица в выборах предоставьте его естественному ходу». «Естественный ход» в данном случае означал устранение возникающих препятствий с вопиющими нарушениями закона. Еврея-мастера с фабрики Фермана, где Малиновский отрабатывал необходимые для кандидата по рабочей курии шесть месяцев, М. С. Кривова, знавшего его биографию, арестовали на время до завершения избирательной кампании под надуманным предлогом; в Плоцком окружном суде за взятку в 300 рублей добыли кандидату справку об отсутствии судимости. 19 октября 1912 г. Мартынов уже мог сообщить Белецкому: «Дело предоставлено его естественному ходу. Успех обеспечен». 26 октября в телеграмме № 290502 он рапортовал директору департамента: «Исполнено успешно». Соответственно комиссия Муравьева летом 1917 г. пришла к выводу: «…Малиновского проводили в Государственную думу партия большевиков во главе с Лениным, с одной стороны, и департамент полиции с ведома министра внутренних дел Макарова и его товарища Золотарева – с другой. Это совпадение планов облегчило Малиновскому доступ в выборщики в IV Государственную думу». А ленинцы среди агентов охранки ему «дружно помогали» [373] .

372

Мартынов – Виссарионову, № 303377 от 25 августа 1912 г., цит. по: Постановление Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, 8 июня 1917 г.: Там же. С. 65.

373

Там же. С. 66–68.

Судя по документам Министерства внутренних дел, должным образом подготовленная Крупская, которой Ленин всячески нахваливал товарища «с темпераментом, несомненно, очень способного» [374] , послала Малиновскому в день их общего успеха обычной почтой письмо с горячими поздравлениями и своей полной подписью «Надежда Константиновна Крупская». Адресат по долгу службы сдал его в охранку – так же как сдавал предыдущие, написанные химическими чернилами, письма от людей из ленинского окружения. «Правда» 3 ноября 1912 г. приветствовала победу на выборах социал-демократа с 10-летним стажем, который теперь заявит о себе по всей России. Петербургский Департамент полиции, принявший агента от Московского охранного отделения в связи с его переездом в столицу, присвоил ему кличку Икс и вознаградил за успех повышением жалованья, которое в итоге достигло астрономической суммы – 500 рублей на содержание семьи и 200 на личные нужды! [375]

374

Протокол допроса В. И. Ленина в комиссии Муравьева, 26 мая (8 июня) 1917 г.: Новый документ В. И. Ленина. С. 22.

375

Только многолетний сотрудник Заграничной агентуры д-р Житомирский получал больше (до 1 500 рублей).

12 ноября новоиспеченный депутат Думы перебрался в Петербург, где директор Департамента полиции, ради удовлетворения потребности в информации общего уровня (о положении в РСДРП и особенно о Ленине), взял его в свою личную агентуру. Раз в две недели Малиновский встречался с ним в отдельном кабинете какого-нибудь перворазрядного или второразрядного ресторана со вторым выходом, получал инструкции и предъявлял результаты работы, которые протоколировались обычно присутствовавшим на встречах вице-директором департамента С. Е. Виссарионовым. Двойная игра чрезвычайно много требовала от агента, имевшего от Ленина четкие и исчерпывающие указания не выдавать ни крупицы подлинной информации. Малиновский позже явно поскромничал, заявляя в ревтрибунале: «Не могу сказать, чтобы я в моей работе был искренним от начала до конца перед охранным отделением» [376] . Он предоставлял прежде всего сведения, которые до него уже раздобыли другие агенты, «врал спокойнее», когда знал, что, например, на том или ином заседании ЦК сотрудников охранки кроме него не было, ленинские резолюции передавал «всегда в так перестроенном виде, как это только мог», чтобы они окончательно не утратили правдоподобие, совсем умолчал о заседаниях и разговорах,

проходивших в самом узком кругу в Кракове и Поронине, словом, «всегда старался нанести партии как можно меньший вред» [377] . Его опубликованные донесения в охранку это подтверждают [378] , а Белецкий в 1917 г. в комиссии Муравьева подчеркивал, что прекрасно видел отрывочность и нарочитую искаженность информации от Малиновского и считал необходимым принимать меры для ее перепроверки [379] . Контролируя думскую деятельность Малиновского и публикации в «Правде», Белецкий столкнулся с труднейшими, отчасти неразрешимыми проблемами. Выступления председателя большевистской фракции и заявления фракции, так же как и большую часть статей в «Правду», писал для Малиновского Ленин, Малиновский отдавал их Белецкому на предварительную цензуру. Если в ленинских текстах содержались недопустимо революционные формулировки, Малиновский настаивал на их сохранении, ссылаясь на партийную дисциплину; не придя к согласию с Белецким, он часто в последнюю минуту самовольно отказывался от поправок и рекомендаций своего шефа. В случае совершенно непреодолимых противоречий прибегал к последнему средству – не являлся на заседание Думы, сказавшись больным. Малиновский, без сомнения, – как справедливо признал Ленин в мае 1917 г., подтвердил в том же 1917 г. товарищ министра внутренних дел (с 25 января 1913 г.) генерал-майор В. Ф. Джунковский [380] и засвидетельствовал перед ревтрибуналом в 1918 г. бывший вице-директор Департамента полиции Виссарионов [381] – гораздо больше содействовал антигосударственным устремлениям большевистской партии, нежели доставлял Департаменту полиции средства борьбы с ней. Белецкому это ставили в укор с конца 1913 г. В комиссии Муравьева он в свое оправдание сказал, что в лице Малиновского впервые «вел» в качестве личного агента убежденного большевика. Из его дальнейших объяснений складывается впечатление, что он думал через Малиновского приобрести влияние на Ленина, «загипнотизировать» его [382] . В ходе рутинного общения с искусно владеющим словом членом большевистского ЦК в глазах полицейского чиновника (даже если оставить вопрос о сознательном потакании Белецкого большевикам открытым [383] ), совершенно очевидно, стерлись границы между собственными намерениями и ленинскими целями, и он невольно следовал тем пожеланиям для полиции, которые Малиновский привозил ему из Поронина или Кракова. В особенности это касается директив по окончательному расколу социал-демократической партии на большевиков и меньшевиков, которые Белецкий – боясь намного большего интеллектуального и социального потенциала последних – дал своему большевистскому агенту [384] , а Ленин с чрезвычайной готовностью использовал, чтобы в собственных интересах бесповоротно расколоть социал-демократическую фракцию в Думе с помощью ее председателя (ноябрь 1913 г.) [385] .

376

Дело провокатора Малиновского. С. 210.

377

Показания Малиновского Революционному трибуналу при ВЦИК, 27–28 октября 1918 г.: Там же. С. 144–145. В феврале 1913 г. в Петербурге Малиновский тщетно пытался помешать арестам члена Русского бюро ЦК РСДРП Андрея (Я. М. Свердлова) и члена ЦК Кобы (Сталина); см.: Там же. С. 215–217; Розенталь И. С. Провокатор Роман Малиновский. С. 107–108.

378

В опубликованных донесениях Малиновского и других агентов-большевиков (Материалы по истории общественного и революционного движения. Т. 1. С. 134–136), включенных, например, в циркуляр Департамента полиции № 101901 от 7 июля 1913 г., упор делался на лидерские качества Ленина (его стремление «быть почти диктатором» в партии и ЦК), якобы сильные позиции его группировки в РСДРП («лишь ленинское течение успело сохраниться от разрушения и имеет право претендовать на господствующее положение в партии») и его заинтересованность в расколе партии.

379

Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 120.

380

Показания В. Ф. Джунковского комиссии Муравьева, 2 июня 1917 г.: Падение царского режима. Т. 5. С. 69–71.

381

«С моей точки зрения, его деятельность как социал-демократа превалировала» (Дело провокатора Малиновского. С. 203).

382

Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Там же. С. 109.

383

Степан Петрович Белецкий (1873–1918) окончил юридический факультет Университета Св. Владимира в Киеве, начал карьеру провинциальным чиновником при Столыпине, который в 1907 г. назначил его самарским вице-губернатором, в 1909 г. вице-директором, а в 1911 г. и. о. директора Департамента полиции Министерства внутренних дел. После смерти Столыпина в январе 1912 г. стал директором. Насколько известно, Белецкий не устоял перед искушениями этого влиятельного поста и за несколько лет деградировал от способного чиновника до прихлебателя Распутина, охранять и контролировать которого входило в круг его обязанностей. Возможное потворство большевикам, с одной стороны, и общеизвестная связь с Распутиным, с другой, породили подозрения, что его использовали прогерманские группировки. Заключенный при Временном правительстве весной 1917 г. в Петропавловскую крепость, Белецкий всецело сотрудничал с комиссией Муравьева, предоставив в ее распоряжение свои обширные знания о различных людях и фактах. Став после октябрьского переворота узником большевиков, он написал по их требованию «Записки», которые после его расстрела (осенью 1918 г.) были опубликованы в отрывках и в переработанном виде как доказательство загнивания царизма в последние годы существования (см.: Белецкий С. П. Григорий Распутин. Пг., 1923).

384

По словам А. Т. Васильева, мысль «осуществить… смелую политическую акцию» – раскол социал-демократической фракции – принадлежала Белецкому: Wassiljew A. T. Ochrana. S. 261.

385

См.: Розенталь И. С. Провокатор Роман Малиновский. С. 123–124.

Малиновский частенько прерывал бурную деятельность в столице, пытаясь развеяться в комфортабельном загородном доме Ульяновых в Высоких Татрах. Так как Департамент полиции не выдавал ему паспорта для частных поездок за границу, хозяева поручали своему помощнику А. Браму [386] (Н. В. Крыленко) обычным тайным путем нелегально переправить его через границу из Русской Польши с австрийскими документами и препроводить к Ленину в Краков или Поронин. Он бывал там «чаще других» депутатов Думы, по словам Ленина – «раз 6 или 7» [387] , задерживаясь более или менее надолго (до нескольких недель), чтобы отдохнуть и получить новые инструкции. Психологически дом Ульяновых, видимо, стал для него вторым родным домом. Он питал к ним обоим безграничное доверие и несколько раз в моменты крайнего душевного напряжения и страдания сбрасывал перед ними возложенное на него бремя двойной игры, становившееся все нестерпимее. Говоря позже в свидетельских показаниях о его растущей нервозности и несдержанности, приступах рыданий и пьянстве по ночам, чета Ульяновых и их близкие соратники обошли молчанием тот факт, что их гость в слезах, с немым укором поверял им муки своей совести («порвались нервы… я… плакал, как маленький ребенок… не было спасения, видел, что не переживу никоим образом») и выражал намерение сложить с себя депутатские полномочия [388] . Если Ульяновы и их гости оставались глухи к этим воплям отчаяния (Крупская объясняла «слабость нервов» Малиновского тем, что «Роман заработался» [389] ), то у верующего православного, отца семейства Белецкого Малиновский нашел понимание. Когда он стал просить Белецкого об увольнении ввиду своего душевного состояния («заявил… что не могу больше, что я могу кончить самоубийством») и ради жены и сыновей, тот перекрестился и обещал помочь [390] : «Ну хорошо, нужно только подыскать удобный момент» [391] . Но прежде, чем Белецкий смог что-то предпринять, его самого уволили со службы (в январе 1914 г.).

386

Большевик Н. В. Крыленко пользовался партийными псевдонимами Абрам или А. Брам, образованными от отчества его отца Василия Абрамовича.

387

Новый документ В. И. Ленина. С. 22, 24.

388

«Однажды проплакал целую ночь, говорил о сложении полномочий и проч.» (показания А. А. Трояновского комиссии Муравьева, 9 июня 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 78).

389

Эти ее слова Малиновский привел как не соответствовавшие действительности в своем заключительном слове в ревтрибунале 5 ноября 1918 г.: Там же. С. 214.

390

Там же.

391

Показания Малиновского Революционному трибуналу при ВЦИК, 27–28 октября 1918 г.: Там же. С. 147.

Чем больше выгоды извлекал Ленин из работы Малиновского на охранку, приобщая агента к своей деятельности в пользу спецслужб центральных держав, тем меньше имел желания от нее отказываться. Предположительно впервые он раскрыл Малиновскому свою связь с разведкой летом 1913 г. в Поронине [392] . Малиновского, единственного из думских депутатов, позвали в летнюю резиденцию Ленина на приватное совещание, в котором участвовали лица, облеченные исключительным доверием вождя: Крупская, Зиновьев и Каменев. Там ему дали задание найти в Москве двух учеников для планировавшейся в Поронине «партийной школы» пропагандистов (скорее всего, филиала создаваемой Эвиденцбюро «школы конфидентов» [393] ), а кроме того, подыскать и рекрутировать как можно больше «агентов», с помощью которых Заграничное бюро ЦК намеревалось контролировать российские органы партии. Эти меры были обусловлены ужесточением требований секретных служб к русским сотрудникам. Видимо, в связи с обсуждением деликатного вопроса о партийных «агентах» Ленин еще сильнее сузил круг участников, отослав Крупскую и Каменева, так что остались только он сам, Зиновьев и Малиновский! И в этом-то теснейшем кругу Малиновского, разъясняя ему необходимость новых мер внутрипартийного контроля, вероятно, просветили насчет связей Ленина с секретными службами центральных держав.

392

О совещании ленинского ЦК в Поронине 9 августа (27 июля) 1913 г. см.: Биохроника. Т. 3. С. 128–130.

393

1 марта 1914 г. Эвиденцбюро открыло «школу конфидентов для базового обучения конфидентов с большими задачами (долгосрочное использование в стране назначения)… В дальнейшем предполагались курсы для офицеров, отобранных для разведывательных поездок. Главные разведывательные управления должны были, согласно мобилизационным планам, предоставлять командованию закрепленных за ними армий кадры для работы с военнослужащими неприятеля» (Reifberger J. Die Entwicklung des militдrischen Nachrichtenwesens in der k.u.k. Armee. S. 216 f.).

Во время рождественских каникул 1913–1914 гг., проведенных Малиновским у Ленина, его, возможно, представили германской разведке, когда он совершал «турне по Европе» [394] , которое устроил своему подопечному Белецкий. В намеченных в Петербурге точках маршрута – Краков, Париж, Брюссель, Краков – за ним следили филеры Департамента полиции. Однако, судя по имеющимся документам, полиция явно не узнала о довольно длительных остановках Ленина и Малиновского в Берлине (дважды – в начале и в конце путешествия), державшихся в секрете и потому даже в лениноведении оставивших ничтожно малый след, а также о заключительном визите Малиновского в Вену [395] .

394

Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 110. «В Брюсселе в январе 1914 года мы с Малиновским были вместе, выехав с ним вместе из Кракова на латышский съезд как представители ЦК. Из Брюсселя ездили с ним в Париж, где он читал большой, открытый реферат о думской деятельности перед несколькими стами слушателей» (Новый документ В. И. Ленина. С. 24).

395

В большинстве монографий и публикаций источников (напр.: Дело провокатора Малиновского. С. 274, примеч. 144) о них не упоминается; советская «Биохроника» Ленина за несколько дней его пребывания в Берлине в начале поездки приводит одно-единственное событие, о втором визите не говорит вообще.