Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)
Шрифт:
В последующие годы ленинский рецепт проникновения в охранку с успехом претворялся в жизнь. Поскольку охранка, следуя «Инструкции» 1907 г., в массовом порядке рекрутировала агентуру среди разочарованных, судимых и психически неустойчивых партийцев, партийный лидер, со своей стороны, мог, пользуясь случаем, делать подходящих людей из этого контингента двойными агентами. В документах Департамента полиции содержатся данные более чем о 2 700 штатных сотрудниках из рядов русской, польско-литовской и латышской социал-демократии [254] . Причем процент социал-демократов в штатной агентуре полицейских и сыскных органов значительно превышал долю членов других революционных партий, а наибольшее распространение это явление получило опять-таки среди большевиков [255] . Лишь немногие меньшевики соглашались служить шпиками, и в т. н. полицейской агентуре их было «всегда меньше», чем большевиков, каковое обстоятельство руководители охранки объясняли более высоким интеллектуальным уровнем меньшевиков [256] . Некоторые начальники охранных отделений (например, глава Московского охранного отделения А. П. Мартынов и его сотрудник ротмистр В. Г. Иванов), по служебной обязанности ознакомившиеся с социальными, психологическими и историческими предпосылками революционного движения, специализировались на вербовке и курировании социал-демократов, и особенно большевиков. Мартынов много лет поддерживал отношения с некоторыми большевиками из самого близкого ленинского окружения, в том числе с другом сестры Ленина по кличке Романов, и «вел» влиятельного большевика австрийского происхождения, которого в своих воспоминаниях называл Иваном Яковлевичем [257] . Самый известный большевистский двойной агент Р. В. Малиновский, судя по служебным запискам охранки, уже в 1907–1910 гг. имел связи с Департаментом полиции [258] , пока в 1910 г. не стал штатным сотрудником Московского охранного
254
См.: Перегудова З. И. Источник изучения социал-демократического движения в России (Материалы фонда департамента полиции) // Вопросы истории КПСС. 1988. № 9. С. 96.
255
Спиридович А. И. История большевизма в России от возникновения до захвата власти. С. 225.
256
Показания А. П. Мартынова комиссии Муравьева, см.: Дело провокатора Малиновского / сост. Б. И. Каптелов, И. С. Розенталь, В. В. Шелохаев. М., 1992. С. 135.
257
См.: Мартынов А. П. Моя служба в Отдельном корпусе жандармов // «Охранка»: Воспоминания руководителей политического сыска: В 2 т. М., 2004. Т. 1. С. 308–309.
258
Записка вице-директора Департамента полиции С. Е. Виссарионова, цит. по: Дело провокатора Малиновского. С. 62–63.
К 1910 г. работа шпиками приняла среди товарищей Ленина массовый характер, так что «порой… казалось, будто большевики – не более чем инструмент охранки», в 1908–1909 гг. четверо из пяти членов петербургского комитета ленинской партии были полицейскими агентами [259] . Пока Белецкий находился в руководстве Министерства внутренних дел (1910–1914), их число продолжало расти; судя по опубликованной части документов московской охранки, только в секретной агентуре Московской губернии состояло по меньшей мере 12 известных партийцев-ленинцев. Причины массового участия большевиков в подобного рода деятельности офицеры, отвечавшие за работу с осведомителями, видели в их низком духовном и культурном уровне, которого в большинстве случаев недоставало даже для того, «чтобы проводить пожелания д[епартамен]та полиции» [260] . Это наблюдение побуждало сотрудников охранки усиленно выискивать среди большевиков «интеллигентных рабочих». Видимо, они достигли определенных успехов, поскольку возлюбленная Ленина Инесса Арманд в 1909 г. жаловалась в Москве на провокаторство, ставшее в партии частым явлением, причем именно «среди интеллигентных рабочих, у которых ведь в противовес личным интересам, несомненно, стоит осознанный классовый интерес». Она полагала, «что партия бессильна уничтожить провокаторство en masse, потому что причины этого явления вне ее» [261] . Ленин, который, вторя ее замечаниям, требовал «строить организацию так, чтобы в нее не мог попасть провокатор» [262] , давно извлекал из провокаторства свою выгоду и не собирался от нее отказываться. Он установил правила, позволяющие ЦК давать отдельным товарищам особое разрешение на осведомительство [263] , взяв тем самым под личную защиту секретных агентов из рядов собственной партии, которые действовали в его интересах. В результате его партийная работа, с точки зрения Министерства внутренних дел, вошла в число «крупных примеров, когда руководители революционных организаций разрешали некоторым из своих членов вступать в сношения с политической полицией в качестве секретных осведомителей, в надежде, что, давая полиции кое-какие несущественные сведения, эти партийные шпионы выведают у нее гораздо больше полезных сведений для партии» [264] .
259
Possony S. T. Lenin. S. 151.
260
Показания А. П. Мартынова комиссии Муравьева: Дело провокатора Малиновского. С. 135.
261
Цит. по: Голос Истории. 2-е изд. М., 1992. С. 31–32.
262
Цит. по: Розенталь И. С. Провокатор Роман Малиновский: судьба и время. М., 1996. С. 66. См. также: Ленин В. И. ПСС. Т. 4. С. 194; Т. 7. С. 17.
263
См.: Кознов А. П. Борьба большевиков с подрывной агентурой царизма в период реакции (1907–1910 гг.) // Вопросы истории КПСС. 1986. № 12. С. 67. См. также: Вопросы истории КПСС. 1988. № 9. С. 59–74.
264
Спиридович А. И. История большевизма в России от возникновения до захвата власти. С. 248.
Ленин сам признал это на допросе у следователя Н. А. Колоколова из «Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств» под председательством московского адвоката Н. К. Муравьева (комиссии Муравьева), показав: «Малиновский превратился в одно из звеньев длинной и прочной цепи, связывавшей… нашу нелегальную базу с двумя крупнейшими органами воздействия партии на массы, именно с “Правдой” и с думской с[оциал]-д[емократической] фракцией. Оба эти органа провокатор должен был охранять, чтобы оправдать себя перед нами. Оба эти органа направлялись нами непосредственно… Малиновский мог губить и губил ряд отдельных лиц. Роста партийной работы в смысле развития ее значения и влияния на массы, на десятки и сотни тысяч… этого роста он ни остановить, ни контролировать, ни “направлять” не мог. Я бы не удивился, если бы в охранке… всплыл и такой довод, что Малиновский на деле оказался слишком связанным легальною “Правдою” и легальной фракцией депутатов, которые вели революционную работу в массах [более], чем это терпимо было для “них”, для охранки [курсив в тексте. – Е. И. Ф.]» [265] .
265
Новый документ В. И. Ленина // Вопросы истории КПСС. 1990. № 11. С. 23–24. См. также: Elwood R. E. Lenin’s Testimony to the Extraordinary Investigatory Commission // Canadian Slavonic Papers / Revue canadienne des slavistes. 1999. Vol. XLI. No. 3–4. P. 259–271.
Таким образом, Ленин весной 1917 г. впервые вынужденно сознался в одном случае применения метода, который он практиковал и во многих других неизвестных случаях, продолжая держать в тайне еще больше операций подобного рода. Ибо он засылал своих товарищей не только в полицейские и сыскные органы, но и «в высшие звенья государственного аппарата или в близкие к правительственным инстанциям круги» [266] . Проникновение в эти инстанции и в охранку шло так успешно, что под конец «полиция и Ленин… работали рука об руку»: «Полиция арестовывала товарищей, с которыми Ленин не мог справиться, и не особенно возражала против продажи его книг в России. Ленину прощали призывы к террору и восстанию, к свержению правящих классов и буржуазии» [267] .
266
Эренфельд Б. Тяжелый фронт: Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией. М., 1983. С. 30–31.
267
Possony S. T. Lenin. S. 151.
Правда, с Заграничной агентурой охранки Ленину везло меньше [268] . В ее отделениях в Берлине, Женеве, Париже и т. д. около 100 секретных агентов, отчасти тоже из рядов революционеров, следили за 4–5 тыс. русских эмигрантов, принадлежавших к антиправительственным партиям [269] . Двойные агенты в Заграничной агентуре, предъявлявшей к своим сотрудникам высокие требования, встречались гораздо реже, чем во внутренней охранке. К рекрутированию там подходили иначе: преимущество отдавалось секретным сотрудникам с хорошим образованием, владеющим несколькими языками, убежденным патриотам. Среди них была непропорционально велика доля русских евреев, таковым являлся и многолетний руководитель берлинской резидентуры Хеккельман, он же Лангезен, он же (после перехода в православие) Гартинг. В парижской резидентуре служащие еврейского происхождения, включая крещеных евреев и евреев с русифицированными именами, составляли 40 %; среди них, наряду с социал-демократами и эсерами, находились беспартийные чиновники и интеллигенты свободных профессий. Помимо доминирующих групп русских и еврейских агентов, Заграничной агентуре оказывали услуги поляки, прибалты, представители привилегированных слоев (в том числе дворянства) русских и остзейских немцев. Долго остававшейся нераскрытой деятельности самого значительного большевистского сотрудника Заграничной агентуры, врача Я. А. Житомирского, охранка (а благодаря ей и историки последующих времен) обязана важнейшими сведениями о решениях и передвижениях Ленина и его товарищей в эмиграции. Житомирский после отъезда из Берлина (1901–1902) трудился в заграничной охранке 15 лет, по большей части в Париже. Он как никто умел совмещать работу на охранку с безупречной партийной карьерой. Так, в 1907 г. он принимал участие в Лондонском съезде РСДРП, сблизился с Большевистским центром, в 1908 г. участвовал в Женеве в общих собраниях ЦК РСДРП, а в 1909 г. вошел в состав его женевского Заграничного бюро. В годы войны следил за пораженческой пропагандой большевиков во Франции, где служил врачом в русском экспедиционном корпусе. Ленин очень ценил сведущего друга и товарища и лишь в январе 1914 г. через
268
См., напр.: Johnson R. Zagranichnaia Agentura: The Tsarist Political Police in Europa // Journal of Contemporary History. 1972. Vol. 7. P. 221–242; Борисов А. Особый отдел Империи: История Заграничной агентуры российских спецслужб. СПб., 2001.
269
См.: Агафонов В. К. Парижские тайны царской охранки. М., 2004. С. 15, 306–395 (около 100 кратких биографий агентов Заграничной агентуры).
270
О В. Л. Бурцеве см.: «Я левый из левых, демократ, социалист…»: Архивная справка на В. Л. Бурцева // Исторический архив. 2002. № 1. С. 116–144; № 2. С. 42–80. О его разоблачениях рассказала (не во всем верно) Рита Кроненбиттер: Kronenbitter R. T. The Sherlock Holmes of the Revolution // Studies in Intelligence. 1967. Vol. 11. No. 4. P. 83–100.
271
Содержание отчета о ревизии см.: Перегудова З. И. Политический сыск России. С. 171–173 (со ссылкой: ГА РФ. Ф. 102.00.1911. Оп. 314. Д. 24. Л. 1–49).
Во время визита Ленина в Берлин в январе 1908 г. масштабы проникновения его товарищей в охранку и другие государственные учреждения еще нельзя было предвидеть в полной мере. Однако соответствующие планы, несомненно, давали ему, особенно с расчетом на будущую войну, удобную позицию для переговоров с разведками центральных держав. Вполне вероятно, решение переселиться в Париж, которое он действительно осуществил вскоре по возвращении из Берлина в Женеву, возникло у него под этим впечатлением, и он взял на себя на время пребывания там задачи, которые – так же как основание партийной школы в парижском пригороде Лонжюмо – отвечали общим интересам его партии и секции IIIb Большого генштаба [272] . Поэтому, может быть, не случайно Крупской так врезалось в память недоброжелательное отношение парижской полиции к Ленину и его товарищам [273] .
272
Указания на это могут находиться в докладах Департамента полиции о партийной школе в Лонжюмо (Перегудова З. И. Политический сыск России. С. 319, 354, примеч. 51) и до недавнего времени недоступных личных фондах Ф. Бинта (ф. 509), В. Л. Бурцева (ф. Р-5802) и В. К. Агафонова (ф. 509) в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ), которые автор не имела возможности просмотреть. Ср.: Там же. С. 9–11.
273
Krupskaja N. Erinnerungen an Lenin. S. 263. Документы отвечавшего за внешнюю разведку Второго бюро французского Генерального штаба за соответствующие годы (1908–1912) не содержат (больше) никакой информации по этому поводу, что неудивительно после всех их путешествий (в 1940 г. – в Берлин, в 1945 г. – в Москву) и просмотра заинтересованными лицами.
Несмотря на все эти перспективные возможности, остается вопрос, почувствовал ли Ленин в январе 1908 г. в Берлине такое же понимание в отношении себя самого и нужд своей партии, какое встретил четыре года назад со стороны офицера японской разведки в Женеве. Все-таки внешность и черты характера этого приземистого плотного русского с его вспышками «татаро-монгольской дикости» (так отозвалась в то время о Ленине Роза Люксембург [274] ), во время разговора помогавшего себе резкими короткими взмахами рук, коверкавшего немецкий язык и даже при переходе на родную речь производившего впечатление недоучки [275] , никак не соответствовали взглядам думающего о своем продвижении прусского офицера разведки или Генштаба на свойства, которые украсили бы его карьеру. Определенное недовольство берлинским опытом, возможно, побудило Ленина, когда тот в преддверии войны искал для себя и товарищей подходящую обстановку, чтобы с подобающими средствами подготовиться к великому противостоянию, весной 1912 г. – после того как еще в 1911 г. он распекал «Иудушку Троцкого», который «получал субсидию» [276] в Вене, – при посредничестве Фюрстенберга-Ганецкого поселиться под крылом у Главного разведывательного управления венского Эвиденцбюро в Кракове. Офицеры разведки многонациональной империи в известной мере больше привыкли иметь дело с агентами других национальностей и лучше, чем их прусские коллеги, понимали психологию сотрудников-славян.
274
В письме к Иогихесу от 19 августа 1909 г., цит. по: Nettl P. Rosa Luxemburg. S. 549.
275
В документах хорошо осведомленной московской охранки Ульянов-Ленин характеризовался как недоучившийся литератор. Ср.: Материалы по истории общественного и революционного движения. Т. 1. С. 236–238.
276
См.: Ленин В. И. О краске стыда у Иудушки Троцкого // Ленинский сборник XXI. С. 303. Троцкий с 1907 г. жил в Вене и выпускал там «Правду», которую «через галицийскую границу контрабандой переправляли в Россию, что было трудно вообразить без содействия и финансирования со стороны австрийских государственных учреждений» (Pethц A. Agenten fьr den Doppeladler. S. 52). В начале 1911 г. его завербовали на службу в Эвиденцбюро (см.: Бурцев В. Л. Ленин и Троцкий – австро-германские агенты // Общее дело. 1921. 22 июня), после чего он смог «временами снимать виллу в Хюттельсдорфе… и у него… еще оставались деньги на продолжительные поездки по Сербии и Румынии в 1912–1913 гг.» (Pethц A. Agenten fьr den Doppeladler. S. 52).
1.3.3. Людендорф во главе оперативного отдела – «злой гений Мольтке»
С назначением 1 апреля 1908 г. на пост руководителя 2-го, т. е. оперативного, отдела Большого генштаба в подготовку германской разведки к возможной войне энергично включился подполковник Эрих Людендорф. По свидетельству позднейшего шефа секции IIIb, Людендорф имел «в Генеральном штабе, как начальник оперативного отдела, решающее влияние» на развитие разведслужбы. В то же время он демонстрировал своим примером «желание Генерального штаба со свежими силами наверстать упущенное» [277] . Очень скоро он велел разведке прямо готовиться на случай мобилизации.
277
Nicolai W. Geheime Mдchte. S. 22.
Как начальник 2-го отдела Людендорф занимался всеми связанными с армией вопросами, которые касались ее «военного развития в мирное время (обучение, вооружение, оснащение, организация) и ее мобилизации», отвечал за охрану границ и «развертывание войск в случае мобилизации», подчиняясь непосредственно указаниям начальника Генерального штаба, и стал чувствовать себя «важной персоной, на которую обращают внимание» [278] . С таким чувством новый начальник отдела постарался по-своему применить план Шлиффена в реальном планировании развертывания армии. Как и прежде, «горячий сторонник шлиффеновского учения, относившийся с почтением, но без особого восхищения к Мольтке-младшему, обладателю столь великого имени, он со всей тщательностью принялся за план развертывания к началу кампании, который, как он сказал, может и должен быть подготовлен сильно заранее» [279] . В предписаниях для западного района развертывания он со Шлиффеном разошелся: предусмотренное количество войск показалось ему недостаточным для большой битвы на уничтожение во Франции. Он составил законопроект о крупном увеличении армии, предлагая образовать в мирное время три новых армейских корпуса; в дальнейшем это стало у него некой идеей-фикс, которую он так и не смог провести в жизнь. Зато планы Шлиффена для восточного фронта в Восточной Пруссии Людендорф оставил в основном неизменными: небольшие силы для обороны, которые в крайнем случае отступят к Висле, чтобы после победы над Францией перейти в наступление вместе со всеми остальными войсками.
278
Письмо Людендорфа матери, 24 июля 1908 г.: BA MA. NL Ludendorff. Bd. 17. Nr. 66.
279
General Buat. Ludendorff. Lausanne, 1920. S. 14.
Свои труды на посту начальника оперативного отдела Людендорф назвал впоследствии «изнурительными боями» [280] за то, чтобы как-то «компенсировать» отставания германского «вермахта в численности на обоих направлениях». Ибо между гениальным шлиффеновским «планом наступления на западе на бумаге» и его осуществлением в реальности существовало «ощутимое противоречие».
Численная слабость германской армии по сравнению с растущими армиями стран Антанты неотступно тревожила оперативный отдел во времена Людендорфа (и как сотрудника, и как начальника) при обдумывании превентивного удара. Когда Людендорфа лишили надежды на новые армейские корпуса, ему пришлось искать другие средства, чтобы «компенсировать отставание». Оглядываясь назад в 1926 г., он утверждал, что нашел их: якобы они заключались в продуманных операциях, которые «умножают небольшие силы благодаря их подвижности» и позволяют атаковать по очереди с разных сторон в одном направлении, нанося удары в слабые места противника. В качестве «классического примера» компенсации численного отставания собственных войск он привел тогда свои военные действия на востоке с 23 августа 1914 г., когда ему удалось с одними и теми же войсками, быстро их перегруппировывая, нанести решающие поражения русским войскам в Восточной Пруссии, Литве и на юге Польши, «остановить общее русское наступление и сорвать русский план наступления».
280
Ludendorff E. Der Aufmarsch 1914 // Deutsche Wochenschau. 1926. 8. Ernting (August). S. 1.