Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

Фляйшхауэр Ева Ингеборг

Когда Ленин соглашался с предложением Акаси, он преследовал собственные интересы, желая использовать русско-японскую войну для борьбы с самодержавием. С начала конфликта он пропагандировал надежду, что война в случае поражения России повлечет за собой развал всей системы правления [91] . В первомайской листовке он осудил «преступное и разбойническое царское самодержавие», апеллируя к «международной революционной социал-демократии» [92] . Российских читателей он звал на решительный бой с «внутренним врагом» – самодержавием, которое развязало войну с Японией своими преступлениями и потому обречено на гибель. Он вменял в обязанность «всем сознательным пролетариям России» протестовать «против этой безумной и разорительной войны», считая, что «старая Россия» уже умирает.

91

Павлов Д. Б. Японские деньги для первой русской революции. С. 74.

92

Ленин В. И. Первое мая // Сочинения. 3-е изд. / под ред. Н. И. Бухарина, В. М. Молотова, М. А. Савельева. М.; Л., 1930. Т. 4. С. 337–338. Московский комитет РСДРП перепечатал эту прокламацию под названием «Майский праздник», опустив слова «Долой преступное и разбойническое царское самодержавие!», и распространял внутри страны (Там же. С. 441, примеч. 112).

Ленин не ограничивался воззваниями. Еще до вербовочной поездки Акаси в Швейцарию он принял собственное, идущее вразрез с общепартийным курсом решение о сотрудничестве с японцами и завязал первые контакты с ними через своего секретаря Бонч-Бруевича. Когда еженедельная газета японских социалистов «Хэймин симбун» в марте 1904 г. призвала российских социал-демократов к «совместной героической борьбе» против русского шовинизма и милитаризма, Ленин поручил Бонч-Бруевичу как заведующему экспедицией (отделом распространения)

РСДРП сделать японским социалистам некое предложение. Тот обратился в газету с просьбой помочь в доставке социал-демократической литературы российским военнопленным в Японии, найдя самый горячий отклик. Газета напечатала его письмо и переправила поступившую в начале июня 1904 г. по окольным (японским) каналам из Женевы (через Вену) ленинскую литературу адресатам. В начале июля она уведомила его о приходе литературы к месту назначения. Для ее отправки Бонч-Бруевич должен был связаться с одним японским дипломатом. Лидер меньшевиков Ю. О. Мартов раскрыл эту связь и поставил Бонч-Бруевичу в вину отношения с японским правительственным агентом в Вене [93] . Гнев меньшевиков излился не столько на Ленина, сколько на Бонч-Бруевича, чья репутация надолго пострадала (с тех пор у русских эмигрантов вошло в обиход новоизобретенное словечко «сбончить» как синоним к «обмануть», «передернуть» [94] ). Еще в июле 1904 г. меньшевистский ЦК категорически потребовал прекратить «высылку партийной литературы токийскому правительству как компрометирующую партию» [95] . Чуть позже он постановил отстранить Бонч-Бруевича от заведования экспедицией.

93

Позднейшие исследования показали, что отсылка литературы в Японию в экспедиции РСДРП никак не документирована и, возможно, служила Бонч-Бруевичу прикрытием для обмена гораздо более значительными услугами; ср.: Павлов Д. Б. Японские деньги для первой русской революции. С. 88.

94

См.: Там же. С. 89, примеч. 2.

95

Там же. С. 83 (со ссылкой: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 246. Л. 1).

Встреча Ленина с Акаси углубила уже существующие, направленные на агитацию среди русских военнопленных, контакты большевистского лидера с Токио, выведя их на уровень общей пропагандистско-революционной борьбы. Она неожиданно стимулировала обоих неравноправных партнеров: Акаси нашел в Ленине творца планируемой революции, а сам, в свою очередь, помог Ленину обрести новый, заразительный боевой дух. Пусть Ленин потом по тактическим соображениям избегал близости к Акаси и ведущим агитацию при поддержке японцев русским революционерам (не принял участия в финансируемой на японские средства первой конференции оппозиционного движения 30 сентября – 4 октября 1904 г. в Париже, вторую конференцию, состоявшуюся 2–8 апреля 1905 г. в Женеве, под разными предлогами покинул вскоре после открытия), но как самый пламенный русский пропагандист с беспощадной откровенностью отстаивал военные цели японского Генштаба. В первом же номере своей газеты «Вперед» [96] он поставил русскому пролетариату «серьезнейшую задачу»: «Самодержавие колеблется. Тяжелая и безнадежная война, в которую оно бросилось, подорвала глубоко основы его власти и господства… Пролетариат должен воспользоваться необыкновенно выгодным для него политическим положением. Пролетариат должен поддержать конституционное движение буржуазии, встряхнуть и сколотить вокруг себя как можно более широкие слои эксплуатируемых народных масс, собрать все свои силы и поднять восстание в момент наибольшего правительственного отчаяния, в момент наибольшего народного возбуждения [курсив мой. – Е. И. Ф.]». Ленин подчеркивал: «Развитие политического кризиса в России всего более зависит теперь от хода войны с Японией. Эта война всего более разоблачила и разоблачает гнилость самодержавия, всего более обессиливает его в финансовом и военном отношении, всего более истерзывает и толкает на восстание исстрадавшиеся народные массы, от которых эта преступная и позорная война требует таких бесконечных жертв». Правда, в своем стремлении разжечь революционную искру в России он сильно опережал развитие событий на фронте, о котором судил по сообщениям немецкой и английской прессы, утверждая: «Самодержавная Россия разбита уже конституционной Японией… Лучшая часть русского флота уже истреблена, положение Порт-Артура безнадежно… Главная армия с Куропаткиным во главе потеряла более 200 000 человек, обессилена и стоит беспомощно перед неприятелем, который неминуемо раздавит ее после взятия Порт-Артура. Военный крах неизбежен, а вместе с ним неизбежно и удесятерение недовольства, брожения и возмущения». Однако через несколько месяцев тяжелейших боев и огромных потерь с обеих сторон его убийственный прогноз до известной степени оправдался. А до тех пор оставалось в силе его требование: «К этому моменту должны мы готовиться со всей энергией. В этот момент одна из тех вспышек, которые все чаще повторяются то здесь, то там, поведет к громадному народному движению. В этот момент пролетариат поднимется во главе восстания, чтобы отвоевать свободу всему народу…»

96

Ленин В. И. Самодержавие и пролетариат // Вперед. 1904. 22 дек. (1905. 4 янв.). Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 26–34.

Когда в Женеву пришло известие о капитуляции Порт-Артура (2 января 1905 г.), Ленин воспользовался поводом ускорить наступление «момента наибольшего народного возбуждения», пропагандистски преувеличив драматичность происходящего, хотя русские сухопутные войска еще располагали неисчерпаемыми резервами и отнюдь не были разбиты, русский флот летом получил значительные подкрепления, и русским вооруженным силам только предстояли решающие сражения – большое сухопутное (Мукденское, 21 февраля – 11 марта 1905 г.) и важнейшее морское (Цусимское, 27 мая 1905 г.), – исход которых пока оставался неведом. В то время как растерянное сдачей незамерзающей гавани Порт-Артур ее комендантом генералом А. М. Стесселем российское правительство и потрясенная поспешной капитуляцией российская общественность искали виновных (генерала Стесселя в 1908 г. приговорили к смерти, однако помиловали, заменив смертную казнь десятью годами заключения в крепости, а в 1909 г. амнистировали), Ленин в статье «Падение Порт-Артура» [97] уже праздновал близость всеобщего восстания. Он приветствовал сдачу русской крепости как «катастрофу правящей и командующей России… нашего злейшего врага» и обещал себе и своим русским читателям в результате «ускорение социальной революции пролетариата». Согласно его тенденциозному толкованию этого события пролетариат мог «радоваться»: «Катастрофа… означает не только приближение русской свободы. Она предвещает также новый революционный подъем европейского пролетариата… А если последует серьезный революционный взрыв, то более чем сомнительно, чтобы с ним сладило самодержавие, ослабленное войной на Дальнем Востоке».

97

Ленин В. И. Падение Порт-Артура // Вперед. 1905. 1 (14) янв. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 44–50.

По собственному произволу предвосхищая желанный революционный момент, он использовал возникший кризис, чтобы через своих связных в Петербурге предпринять первую попытку разжечь всеобщее восстание. Так как численность его партии в столице была ничтожно мала (всего 150–200 чел.), он искал для ее деятелей возможность влиться в какое-нибудь более широкое движение (уже в своей первой статье в газете «Вперед» призвал «пролетариев» «поддерживать» либеральное движение, т. е. проникать и внедряться в него). Подобную возможность предоставило ему шествие с петицией, организованное русским священником и социальным реформатором Гапоном.

1.2.2.1. Инфильтрация гапоновского движения

Харизматичный русский православный священник Г. А. Гапон («поп Гапон» [98] , 1870–1906), крещеный еврей [99] , сын волостного писаря из села Белики Кобелякского уезда Полтавской губернии, человек впечатляющей наружности и большого ораторского таланта, задумал, ради примирения с царем промышленного пролетариата столичных оружейных заводов, на котором тяжело сказывался неудачный ход войны, в обход рогаток русской бюрократии устроить шествие к Зимнему дворцу. Гапон имел некоторые предпосылки для надежды на счастливый исход своего предприятия. Бывший толстовец, он собственными силами дошел от работы земским статистиком до сана священника (рукоположен в 1896 г.), а после ранней смерти жены переехал в Петербург, где в 1898 г. поступил в духовную академию по личной протекции председателя Святейшего Синода К. П. Победоносцева. Во время учебы он старался разговаривать с рабочими из фабричных предместий и понял острую необходимость решения рабочего вопроса. В 1901 г. он завязал знакомство с начальником Московского охранного отделения С. В. Зубатовым, который как радикальный народник 1880-х гг. внимательно относился к нуждам пролетариата, а как полицейский чиновник составил программу организации христианского профсоюзного движения. С согласия Департамента полиции Министерства внутренних дел Гапон стал по примеру народников создавать кружки для религиозно-культурного просвещения заводских рабочих, которые вследствие миграции из деревни в город попали в чуждую среду и лишились привычных ориентиров. Эти кружки за короткое время зарекомендовали себя настолько хорошо, что Гапон подал министру финансов С. Ю. Витте прошение об их легализации, и в 1902 г. Министерство внутренних дел на этой базе основало поощряемые и контролируемые

государством профсоюзы – перспективную альтернативу революционному движению, которую большевики именно поэтому резко осуждали, борясь против «полицейского социализма» «зубатовщины». Окончив духовную академию в 1903 г., Гапон при поддержке петербургского градоначальника И. А. Фуллона и председателя Совета министров Витте добился у министра внутренних дел В. К. Плеве утверждения устава «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», которое субсидировалось Министерством внутренних дел. К концу 1904 г. «Собрание», насчитывавшее около 9 тыс. членов и десяток местных отделов, представляло собой хорошо организованное профсоюзное движение; о его силе и сплоченности маленькая сектантская ячейка петербургских большевиков могла только мечтать. Не желая, чтобы государственная опека компрометировала его детище, священник старался освободить его от надзора полиции. По примеру кампании петиций, устроенной земцами-либералами из «Союза освобождения», с которыми у Гапона были связи, он на рубеже 1904–1905 гг. задумал петицию от петербургских рабочих царю – главе Русской православной церкви, т. е. своему высшему начальнику. Капитуляция Порт-Артура и последующие волнения рабочих-оружейников Путиловского завода, чьи радикальные вожаки призывали пролетариат ко всеобщей забастовке, заставили его назначить подачу петиции на воскресенье 9 (22) января 1905 г. в стремлении предупредить ожидаемые массовые беспорядки [100] .

98

См.: Гапон // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия (БЭКМ). М., 2009. Эта статья представляет собой набор большевистских и советских общих мест, которые повторяются большинством историков, даже меньшевиком Б. И. Николаевским (в «Азефе»). Сам Гапон в 1905 г. опубликовал за границей «Историю моей жизни» («The Story of My Life»).

99

См.: Meyers Lexikon. 7. Aufl. Leipzig, 1926. Bd. 4. Sp. 1415 f. Еврейское происхождение Гапона небесспорно. Некто Никифоров (без инициалов, так что, возможно, это псевдоним) говорит о нем в своей брошюре «Правда о священнике Гапоне» (СПб., 1906. С. 4–5), Владимир Хазан (Хазан В. Пинхас Рутенберг: От террориста к сионисту. М.; Иерусалим, 2008. Т. 1. С. 185, примеч. 19) отметает эти утверждения как «антисемитскую фантасмагорию». Внешность Гапона была средиземноморского типа, его публичные выступления в защиту бедных и бесправных (в том числе и притесняемых русских евреев) соответствовали библейским заповедям.

100

«Не допустить революции… и… достичь желанных реформ мирным путем» (Zilliacus K. Das revolutionдre Russland. S. 375).

В политических кругах Петербурга его планы не остались тайной [101] . Либеральная общественность проявила сочувствие, умеренно либеральные представители правительства пытались помочь, деятели революционных партий отнеслись к ним настороженно (меньшевики и эсеры) или враждебно (большевики). Накануне событий группа известных либералов при посредничестве графа Витте обратилась к министру внутренних дел князю П. Н. Святополк-Мирскому с просьбой оказать мирному шествию рабочих подобающий прием. Товарищ министра Рыдзевский уведомил их, что, по имеющимся у него сведениям, цель шествия – вызвать революцию и учредить «временное правительство России». Министерству якобы стало известно, что участникам шествия раздадут много оружия и среди них будут боевики революционных партий с целью покушения на государя. Рыдзевский посоветовал либералам убедить рабочих не идти к Зимнему дворцу, но ему сообщили, что их решение бесповоротно и отговаривать их бессмысленно [102] .

101

Об интересе общественности см.: Спиридович А. Записки жандарма. М., 1991 [репринт парижского издания 1930 г.]. С. 165–167.

102

Об этом писал Ленин со ссылкой на корреспондента «Дейли телеграф» Диллона: Ленин В. И. Трепов хозяйничает // Вперед. 1905. 25 янв. (7 февр.). Перепеч.: В. И. Ленин и А. М. Горький: Письма, воспоминания, документы. М., 1969. С. 230–231.

Акаси в отчете начальству подтвердил высказывание товарища министра внутренних дел и добавил важные детали: по его словам, священник Гапон, вступивший в Петербурге в союз с Максимом Горьким и другими социал-демократами, по их наущению обманул или ввел в заблуждение полицию, а сам связывал с планируемой демонстрацией политические цели, идущие гораздо дальше, чем ^{могли бы дозволить власти} [103] . Это сообщение противоречило мнению хорошо информированного финско-русского социал-демократа К. Циллиакуса о Гапоне как «скромном, идеалистически настроенном и восторженно преданном рабочему делу священнике» [104] . Идея обмана, толкавшего его движение с реформистского на революционный путь, была совсем не в его духе; ее, как верно заметил Акаси, привнесли в подготовку мероприятия сторонники Ленина (к числу которых в то время принадлежал и Горький).

103

Possony S. T. Lenin. S. 116.

104

Zilliacus K. Das revolutionдre Russland. S. 374.

Товарищ Ленина, впоследствии нарком путей сообщения В. И. Невский в 1922 г. с необычайной откровенностью [105] поведал о том, как ленинские сторонники приобрели влияние в гапоновской организации и превратили его реформистское движение в революционно-террористическое предприятие. Рассказ Невского не смог поколебать уже прочно утвердившийся миф о «Кровавом воскресенье на Неве» [106] . Тем не менее он поэтапно обрисовывает, как первоначальный план «отца Гапона» из-за вмешательства «революционной организации» извращался, его инициатива перехватывалась и мирное шествие просителей преображалось в политическую демонстрацию с целью поднять вооруженное восстание ради создания некоего временного революционного правительства.

105

Откровения Невского обнародовал в Германии Горький: Gorki M. Der 9. Januar: Die Ereignisse in Petersburg am 9. Januar 1905. Mit Einleitung, Anhang und 7 Bildern. Berlin, 1926. S. 9 ff.

106

Даже уважаемый историк Б. А. Старков и другие авторы «Подлинной истории РСДРП – РКП(б) – ВКП(б)» (М., 2010) придерживаются устаревшей большевистской версии.

За несколько дней, когда между Лениным в Женеве и его товарищами в Петербурге наблюдались оживленные сношения [107] , у священника-организатора отобрали контроль над его приверженцами и их шествием с петицией. 3 января по старому стилю Гапон вместе с рабочими-путиловцами составил перечень социальных требований и, возглавив рабочую депутацию, 4 января передал его директору завода. Если бы администрация мощнейшего военно-промышленного предприятия столицы приняла данные требования: введение 8-часового рабочего дня, работы в три смены, отмена сверхурочных, повышение платы чернорабочим, улучшение санитарных условий и бесплатная медицинская помощь заболевшим рабочим – это могло бы парализовать объявленную всеобщую забастовку и успокоить массу рабочих. Их не отвергли категорически. Встреча с правлением акционеров Путиловского завода 5 января хоть и не дала немедленных результатов, однако позволила надеяться на сближение позиций. Стараясь помешать рабочим договориться с заводской администрацией, среди них стали распространять социал-демократические прокламации. Но Гапон советовал «листовок этих не читать, а уничтожать, разбрасывателей же гнать и никаких политических вопросов не затрагивать». Тогда члены «революционной организации» сделали ставку на доверчивость священника и недостаток у него опыта общения с радикальным ядром революционной партии, рассчитывая, по словам Невского, что «Гапон неопытен в стачечной борьбе и поддастся течению событий». Они знали, что священник доверяет своим сторонникам и пользуется «неслыханным, колоссальным авторитетом у петербургских рабочих масс». Чтобы добиться влияния на эти массы и осуществляемые Гапоном приготовления, «революционной организации» следовало вместе с массами подмять под себя их предводителя. Несмотря на сопротивление большинства рабочих, которые угрожали распространителям прокламаций и выгоняли радикальных ораторов со своих собраний, небольшая группа революционеров открыто вмешалась в подготовку акции, «своими попытками… захватить руководство движением» вынуждая «самого Гапона с ними считаться». Дабы не выпустить из рук свое движение и защитить рабочих от использования в чужих интересах, он согласился провести совместное заседание с «революционной организацией». На этом заседании 7 января представители Ленина вырвали у него разрешение на участие их людей в шествии (упомянутый Акаси «союз» священника с социал-демократами ленинской фракции). Он также, видимо уже под сильным давлением, дал согласие на переход к более радикальным действиям, если царь не примет петицию, и все же просил, «пока демонстрация сохраняет мирный характер передачи прошения, не вносить в нее ничего революционного – не выбрасывать красных флагов и не кричать “долой самодержавие”». Невский утверждал: «На это социал-демократам пришлось пойти, потому что большая масса рабочих действительно была настроена мирно».

107

29 января 1905 г. Ленин в письме петербургскому секретарю бюро комитетов большинства С. И. Гусеву (Драбкину) задним числом возмущался скудным поступлением писем от петербургских корреспондентов: дескать, А. А. Богданов за месяц написал ему два письма, сам Гусев за десять дней – шесть писем, и у него теперь нет «корреспонденций хороших и обильных о 9-ом января»: Ленин В. И. Секретарю бюро комитетов большинства // Сочинения. 3-е изд. Т. 28. С. 452. Предыдущая переписка также касалась этого события.