Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

Фляйшхауэр Ева Ингеборг

Видя опасность превращения своего движения в чужое орудие, Гапон, полный решимости оставить шествие мирным, в субботу 8 января направил царю умоляющее письмо. Он предупреждал царя, что тому не говорят правды о настроении рабочих, и заклинал обязательно выйти на следующий день к народу: «Если Ты… не покажешься… и если прольется неповинная кровь, то порвется та нравственная связь, которая до сих пор еще существует между Тобой и Твоим народом. Доверие, которое он питает к Тебе, навсегда исчезнет. Явись же завтра с мужественным сердцем пред Твоим народом и прими с открытой душой нашу смиренную петицию. Я… и мои мужественные товарищи… гарантируем неприкосновенность Твоей особы».

К выработке обсуждавшегося и утверждавшегося вместе с рабочими окончательного варианта «Всеподданнейшего адреса рабочих Петербурга» [108] , который предстояло вручить царю днем 9 января на площади перед Зимним дворцом, в последнюю минуту подключился друг и земляк Гапона из Полтавской губернии, эсер, инженер Путиловского завода Пинхас Рутенберг [109] . Под его влиянием политические требования в петиции получили перевес над социальными, хотя все равно не вышли за рамки общедемократических чаяний того времени (ленинское «временное правительство» туда не попало). Помимо демократических требований выборов учредительного собрания по т. н. четырехчленной формуле (всеобщим, равным, тайным и прямым голосованием), предоставления демократических свобод, срочного созыва народных представителей от всех классов и сословий империи, включая рабочих, в гапоновский перечень с подачи Рутенберга вошли чисто эсеровские меры против бесправия народа (амнистия, объявление свободы и неприкосновенности личности, равенство перед законом, ответственность министров), а также меры против народной нищеты (в том числе гарантия исполнения военных заказов

в России, а не за границей и прекращения войны по воле народа) и против гнета капитала над трудом. Подобные требования в тот период выдвигали различные движения и партии. Отдельные формулировки говорят о тяготении авторов к либеральной программе «Союза освобождения» [110] .

108

Gorki M. Der 9. Januar. S. 9, 11,13, 14, 11, 60 ff.

109

Пинхас (Петр Моисеевич) Рутенберг (1879–1942), уроженец г. Ромны Полтавской губернии, выпускник Петербургского технологического института, первоначально социал-демократ, позже стал сионистом (как большинство образованных ромненских евреев, включая раввина Элиезера Арлозорова) и заложил основу современной системы электроснабжения Израиля. Рутенберг сопровождал Гапона на демонстрацию, а потом за границу, представил друзьям меньшевикам, один из которых, П. Б. Аксельрод (1850–1928), приютил его в своем женевском доме. Рутенберг присутствовал при разговорах, которые Гапон вел в Париже (с Жаном Жоресом и Жоржем Клемансо) и Лондоне (с князем Кропоткиным), и познакомил его с эсеровским лидером в эмиграции В. М. Черновым. О Рутенберге см.: Encyclopaedia Judaica. Jerusalem, 1971. Vol. 14. P. 516 f. При его жизни вышла его биография агиографического толка, к которой сам он относился отрицательно: Яари-Полескин Я. Пинхас Рутенберг: Ха-иш ве-пеула. Тель-Авив, 1939. Позже появились работа историка Эли Шалтиэля (Шалтиэль Э. Пинхас Рутенберг: Ал’ято ве-нафилато шель «ишхазак» бе-Эрец-Исраэль, 1879–1942: В 2 т. Тель-Авив, 1990) и, наконец, богатая материалами книга литературоведа Хазана (Хазан В. Пинхас Рутенберг: От террориста к сионисту).

110

О тесной связи Гапона с интеллектуалами «Союза освобождения» говорит тот факт, что вечером 9 января 1905 г. он, бритый, под чужим именем и в цивильной одежде, выступил на собрании Вольного экономического общества (форума интеллигенции свободных профессий, входившей в союз), подведя итоги провала своей акции.

Зная о проникновении в ряды демонстрантов боевиков революционных партий, замышляющих переворот и убийство царя, Николай II предпочел уклониться от ответственности православного правителя. Вместо того чтобы принять шествие с надлежащими мерами безопасности, он провел воскресенье со своей семьей в Царском Селе, оставив в Зимнем дворце невнятные распоряжения [111] . Когда спустя несколько дней он захотел исправить ошибку и продемонстрировал избранному кружку рабочих внимание к их нуждам, момент был уже упущен. Весной и летом самодержец беспомощно наблюдал, как движение «Кровавого воскресенья» ширится по всей стране, и манифестом 17 (30) октября 1905 г. вынужденно предоставил своим подданным свободы, которые мог бы даровать в январе в качестве продуманного акта великодушия.

111

«Николаю II недостало ни мужества, ни сердца… оценить по достоинству намерения наивного священника-идеалиста. Вместо того чтобы милостиво принять тех, кто шел к нему со всем доверием, он спешно, чуть ли не как вор, под покровом ночи покинул дворец, приказав принимать народ – другим… До 22 января 1905 года Николай II мог по своему усмотрению решать, даровать ли своей стране конституцию… теперь это уже от него не зависит» (Zilliacus K. Das revolutionдre Russland. S. 376).

1.2.2.2. Первая искра – «Кровавое воскресенье на Неве»

Представители «революционной организации» обещание не сдержали. Они размахивали красными флагами, несмотря на протесты идущих рядом рабочих [112] , и выкрикивали в лицо вооруженной охране дворца провокационные лозунги [113] . Масса незваных личностей теснила и подгоняла с боков и сзади стройные ряды из тысяч молящихся и поющих членов «Собрания русских фабрично-заводских рабочих» во главе с несущим икону священником (за которым следовал эсер Рутенберг). Этот сильный, организованный нажим, систематически волнами прокатывавшийся от задних рядов до передних и поневоле бросавший их на дворцовую охрану, по описанию очевидца Максима Горького, сыграл решающую роль в перерастании мирного шествия в массовую демонстрацию с последующим кровопролитием [114] . После неоднократных тщетных предупреждений солдаты в панике открыли огонь по напирающим на них передним рядам. Шествие рассыпалось, оставив на покрасневшем от крови снегу свыше 70 застреленных рабочих [115] , – картина, которая привела столицу Российской империи в ужас, а столицы западных стран в негодование. Пока понимающие наблюдатели вроде Горького, глубоко посрамленные, отступали в безопасное место [116] , Рутенберг выдернул сопротивляющегося священника из-под града пуль, затащил в какой-то подъезд, предусмотрительно прихваченными ножницами обрезал ему бороду и переодел его в цивильную одежду. Сначала он прятал Гапона на конспиративных квартирах (включая горьковскую), а затем подготовленными маршрутами вывез за границу.

112

«Не надо нам красных флагов!» (Gorki M. Der 9. Januar. S. 20 f.).

113

«Нет силы, которая освободит народ, кроме силы самого народа!» (Ibid. S. 21).

114

«Несколько человек оглянулось – позади их стояла плотная масса тел, из улицы в нее лилась бесконечным потоком темная река людей; толпа, уступая ее напору, раздавалась, заполняя площадь перед мостом. Несколько человек вышло вперед и, взмахивая белыми платками, пошли навстречу офицеру… подчиняясь напору сзади, люди двигались вперед… впереди все… махали белыми платками… Раздалось несколько крепких слов. Даже за одно из них четверть часа тому назад толпа разорвала бы в клочья… Почти вплоть к солдатам… люди… поддаваясь толчкам сзади, порою толкали солдат… Разойтись было физически невозможно, – толпа густо залила всю маленькую площадь, а из улицы, в тыл ей, все шел и шел народ… Уйти от нее [смерти] было некуда… Солдаты взмахнули ружьями, взяв на прицел, и все оледенели в однообразной, сторожкой позе… испуганно сорвался залп» (Ibid. S. 23, 24, 32, 35, 39, 40).

115

«Правительственный вестник» (№ 7 от 11 [24] января 1905 г.) сначала сообщил о 76 убитых, включая начальника одного из городских полицейских участков, и 233 раненых, а к концу дня скорректировал данные: «…число пострадавших оказывается: убитыми – 96 человек и ранеными – 333 (в том числе 53 зарегистрированы в амбулаторных пунктах)». Ленин из этих цифр сделал «список 4 600 убитых и раненых», дополнительно преувеличивая трагизм происшедшего; см.: Арутюнов А. Ленин: Личностная и политическая биография: В 2 т. М., 2002. Т. 1. С. 61.

116

«9 января 1905 года я с утра был на улицах… видел жалкую фигуру раздавленного “вождя” и “героя дня” Гапона, видел “больших” людей наших в мучительном сознании ими своего бессилия. Bce было жутко, все подавляло в этот проклятый, но поучительный день» (Горький М. Полн. собр. соч. М., 1968–1976. Т. 20. С. 74). Поучительным этот день стал и для благожелательных спонсоров большевистской партии, наподобие Саввы Морозова, которые с тех пор перестали давать ей деньги.

Религиозное шествие, превращенное в политическую демонстрацию агрессивно-наступательного характера, имело некое боевое продолжение [117] , доказывавшее, что неожиданный для организаторов демонстрации огонь со стороны дворцовой охраны предотвратил ее переход в вооруженное восстание. На Васильевском острове во второй половине дня 9 января, явно согласно существующему плану, стали взламывать и грабить оружейные магазины, раздавая оружие всем желающим, перерезать электропровода и возводить уличные баррикады. Все это указывало на хорошо подготовленную акцию в поддержку вооруженного восстания в столице. Поскольку большого притока рабочих на остров не произошло, полиция после довольно длительной осады навела там порядок, причем опять не обошлось без жертв.

117

См.: Gorki M. Der 9. Januar. S. 53 ff.

Спровоцированный большевиками разгром шествия с петицией послужил искрой,

которая разожгла первую русскую революцию. Ее зачинщицей, судя по докладу японского разведчика Акаси, выступила партия Ленина, чья «косвенная помощь», с точки зрения японца, «главным образом» «прославила» доверчивого священника-реформатора Гапона как героя этой революции. Упомянутые Акаси социал-демократы во главе с Горьким и «революционная организация» из рассказа Невского в основном совпадали по составу и в равной мере получали указания от Ленина. Среди других большевиков в Москву из Петербурга приехал Л. Б. Красин, ратовавший, как и его партийный шеф, за скорое вооруженное восстание, чтобы вместе с ближайшими товарищами, в том числе корреспондентом Ленина А. А. Богдановым, тайно руководить проникновением в гапоновское движение. Вероятно, не без участия Красина Гапон, потрясенный кровавым исходом своего шествия, некоторое время скрывался сначала в близлежащей квартире Горького, затем либо в доме крупного предпринимателя-старовера С. Т. Морозова, либо в некоем убежище в пригородах столицы (сведения разнятся), а оттуда тайными путями выбрался за границу – причем в Женеву, с рекомендательным письмом к Ленину! Горький, который дружил с писателем и членом ЦК РСДРП Л. Н. Андреевым, издавал свои произведения в Германии с помощью (небескорыстной) Парвуса, способствовавшего постановке в немецких театрах пьесы «На дне», был тогда близок с Лениным и его партией. Красин и Богданов по желанию Ленина добивались от него финансовой помощи большевикам [118] ; Савва Морозов, познакомившийся с Красиным через Горького годом ранее, предоставил Красину доходную должность на одном из своих подмосковных предприятий и ежемесячно выделял большевистской партии немалые суммы.

118

В понедельник после Кровавого воскресенья, 10 (23) января 1905 г., окрыленный происходящим Ленин писал в Петербург: «Наконец мы начали “Вперед”… Помощь в первые месяцы нужна дьявольски, ибо, если не будет аккуратного выпуска, то вся позиция большинства п о н е с е т гигантский, едва поправимый удар. Не забывайте этого и тащите (о с о б е н н о с Г о р ь к о г о) хоть понемногу [разрядка в тексте. – Е. И. Ф.]». Обычно это была задача Красина, но тот после кровопролития уехал в Москву. Поэтому ленинское требование относилось к Богданову. См.: Из письма Ленина А. А. Богданову, 10 января 1905 г. // В. И. Ленин и А. М. Горький. С. 229. Возможно, добиваясь денежной помощи (от Горького и других), Ленин заодно хотел замаскировать ею японские субсидии.

Позже Ленин косвенно взял на себя ответственность за использование священника в своих целях и разжигание первой русской революции. Когда некоторые меньшевики заговорили, что Гапон (тогда уже убитый) и его сторонники «быстро освободились от полицейского привкуса и повели чисто классовую политику» [119] , Ленин не смог промолчать. «Освободились благодаря сознательному участию в этом деле организованной с[оциал]-д[емократической] партии, никогда не соглашавшейся передавать руководство политикой пролетариев беспартийным организациям… Мы принимали участие в зубатовском и гапоновском рабочем движении для борьбы за с[оциал]-д[емокра]тию», – признал он [120] . Ленин в то время уже отзывался о покойном исключительно с презрением. Очернение им «рабочего попа» вплоть до 1917 г. приобретало все более гротескные черты. Его товарищи и комментаторы, следуя его примеру, характеризовали «попа-провокатора» как «полное ничтожество» и утверждали, что на роль организатора шествия, которое привело к Кровавому воскресенью и, таким образом, к первой революции, он был «выдвинут» «движением масс» [121] .

119

Г. С. Хрусталев: Народная газета. 1907. 10 (23) апр.

120

Ленин В. И. Ларин и Хрусталев // Труд. 1907. 15 (28) апр. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 11. С. 193–196. Еще позже (в 1910 г.) он утверждал, что 9-е января стало «одним из… поворотных пунктов… в русской революции» исключительно для его партии, и призывал немецкую социал-демократию брать с нее пример. См.: Ленин В. И. Два мира // Социал-демократ. 1910. 16 (29) нояб. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 14. С. 382.

121

Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 16. С. 765–766.

1.2.2.3. Ленин придумывает революцию

Ленин в Женеве услышал о кровавом исходе воскресной демонстрации на Неве на следующий день, 10 (23) января, из уст своего товарища А. В. Луначарского «с ликованием» [122] . Он с энтузиазмом приветствовал трагическое происшествие как «величайшие исторические события», «начало революции» с «тысячами убитых и раненых» [123] . Тут же превратив спровоцированный его товарищами местный инцидент в столице в начало ожидаемой революции по всей стране, он путем целенаправленного пропагандистского предвосхищения событий старался преувеличить его смысл, тогда как российская общественность еще видела лишь отдельные локальные вспышки недовольства в очагах революционно-анархистской агитации (царь даже в 1910 г. спорил с премьер-министром П. А. Столыпиным, отрицая, что в 1905 г. в России была «революция»). Только в ходе последующего массового ввоза закупленного на японские средства оружия эти местные беспорядки стали перерастать в общероссийское движение. Процесс, кстати, начался с портовых городов Прибалтики и Закавказья: именно им первым доставалось оружие из японских поставок. Пропаганда, которую вел Ленин по заданию Акаси, существенно способствовала тому, что за границей нарождающемуся движению придавалось гораздо большее значение, чем оно имело в тот период в России.

122

Service R. Lenin. S. 227.

123

Ленин В. И. Начало революции в России // Вперед. 1905. 18 (31) янв. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 79–81. Здесь Ленин ввел понятие «начала революции». Статью завершали слова: «Да здравствует революция! Да здравствует восставший пролетариат!»

При этом Ленин обозначил момент «начала революции» и как начало внутренней «войны», тем самым впервые провозглашая общую с неприятельским Генштабом стратегию: углубить внешнюю войну посредством внутренней или гражданской войны и таким образом одержать победу над громадной империей с неисчерпаемыми людскими и материальными резервами. Его пропагандистское предвосхищение всероссийской революции сделало его в 1905 г. ценным союзником японского Генштаба, а на четвертый год Первой мировой войны – незаменимым помощником Людендорфа в России.

Навестив Ленина на женевской квартире в начале февраля 1905 г. (до 4 [17] февраля [124] ), Гапон поставил его в неловкое положение: двумя неделями ранее Ленин заклеймил Гапона как «провокатора» [125] , который, пусть, может быть, и «бессознательно», завлек неопытных, доверчивых рабочих в ловушку в соответствии с планом бойни [126] , якобы составленным генералами и тайной полицией в сговоре с Романовыми, дабы преподать устрашающий урок всему революционному пролетариату. Появление исполненного благих намерений, политически наивного священника, должно быть, открыло Ленину нечто иное и побудило его обратить внимание на возможность использования визитера, поскольку 4 февраля он поспешил в конфиденциальной, предназначенной только для внутрипартийного употребления записке под названием «“Царь-батюшка” и баррикады» [127] снять с Гапона обвинение в провокаторстве. Публично он ничего подобного не сделал и потому с декабря 1905 г. в своей очернительской кампании против «попа-предателя» мог спокойно продолжать настаивать на этом подозрении. Однако 4 февраля в партийном кругу он отметил историческую роль Гапона «в начале русской революции» и объявил недоверие петербургских товарищей к попу понятным, но необоснованным.

124

Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника: В 12 т. М., 1970–1982 (далее – Биохроника). Т. 2: 1905–1912. С. 22. Ленин скрыл визит Гапона к нему на квартиру, и Крупская в воспоминаниях перенесла их встречу на «нейтральную почву, в кафе»: Krupskaja N. Erinnerungen an Lenin. S. 126. Советские исследователи последовали ее примеру.

125

Ленин В. И. Поп Гапон // Вперед. 1905. 18 (31) янв. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 84–85.

126

Ср.: Ленин В. И. План петербургского сражения // Вперед. 1905. 18 (31) янв. Перепеч.: Ленин В. И. Сочинения. 3-е изд. Т. 7. С. 86–87.

127

Она была впервые опубликована через два года после смерти Ленина в «Ленинском сборнике V» (М., 1926), затем в полном собрании сочинений: Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. М., 1967–1981 (далее – ПСС). Т. 9. С. 216–219.