Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные
Шрифт:
Во всех газетах появилась статья об известном хироманте. Он недавно приехал из Индии. Писали о нем как о чудесном предсказателе. Приводили факты его необыкновенного умения читать судьбу по линиям руки. Вся столица повалила к нему. Я долго колебалась; он брал дорого. Денег у меня было всегда в обрез, хотя отец не скупился. Но я много тратила, то рестораны во время перерыва между уроками, угощения и вообще всякие мелочи. Женя зарабатывала в парикмахерской у отца, делая маникюры. Парикмахерская была очень популярная; богатые клиентки давали ей щедро на чай. Наконец, она меня уговорила, и мы отважились позвонить хироманту. Он назначил нам прийти только через десять дней. Мне помнится, это было до праздников Рождества Христова. У нас в квартире происходила чистка, появились полотеры; Агафья сходила с ума с коврами, все было
Наконец настал день свидания с хиромантом. Жил он на Петербургской стороне в небольшой скромной квартире. Ему, верно, было не больше тридцати пяти лет, но нам он казался уже стариком. Высокий, худощавый мужчина с острой бородкой; его глаза были светло-серые, с голубым оттенком. Весь его облик напоминал некоторые изображения Христа. Он сразу же взял мою руку и стал ее осматривать. «Ну и жизнь у тебя, – сказал он вдруг, пристально смотря мне в глаза. – Выйдешь замуж за военного, будешь с ним хорошо и дружно жить. У вас будет двое детей. Из России уедешь навсегда. За границей будете бедствовать многие годы; жить в мансардах, голодать, терпеть унижения. Так и промчится твоя молодость. К старости станет легче, но мотаться придется по белу свету, проплывать океаны, и так до последних твоих дней». Но я уже не слушала. Плакали мои денежки, думала я с огорчением. Мне показалось, что Женя еле слушает, что он ей предсказывает. Мы стремились как можно скорей удрать от этого шарлатана. Вылетев поспешно из его квартиры, мы начали его ругать. «Я уеду из России, да еще навсегда. Непостижимое вранье. Как можно покинуть такую страну, как Россия?» Мы обе задыхались от волнения и сердились на этого хироманта, который в нескольких фразах предсказал мне мое будущее.
На рождественские праздники нас пригласили рабочие Путиловского завода сыграть у них какую-нибудь пьесу. Долинов приказал нам поставить «Дети Ванюшина». Эта пьеса в то время была модная; сцены из современной купеческой жизни. Я играла гимназистку Аню, дочку Ванюшиных. Эта пьеса уже шла на Моховой в нашем школьном театре. Рабочие Путиловского завода встретили нас замечательно. После спектакля угостили обильным вкусным ужином. Было много первоклассного шампанского. Нас приветствовали и пили за наше процветание и успехи. На нас произвел впечатление этот прекрасный прием. Конечно, большая часть из рабочих были специалисты, хорошо зарабатывающие. Но все же мы не думали, что они так широко нас примут.
Во время праздников занятий не было. Мы все много выезжали и веселились. Я снова сблизилась с моими институтками Глиндеман. Они в своей крепости устраивали вечеринки, но Владимир и Леня были на фронте. Без них было менее уютно. На Крещение они оба прибыли в отпуск, так же как Тухачини и Толмачини. Тогда состоялась у них замечательная вечеринка. Мы также смогли с ними выезжать на балы, которых было много в тот период праздников.
Ляля, несмотря на то что громогласно была объявлена невестой Юры Григорьева, явно пренебрегала этим обстоятельством и часто выезжала с Сэрком. Он организовал в своей гостинице «Европейская» большой ужин. Пригласил всю мою семью. За этим веселым ужином мы с Шурой заметили, что взаимоотношения Сэрка и Ляли сильно укрепились и зашли далеко. Шура мне шептал: «Ну и ну. Он женат, она невеста». Выпив изрядно водки, затем шампанского, Сэрк вдруг запел громко на весь зал ресторана:
Московское купечество, поломанный аршин;Какой ты сын Отечества, ты просто сукин сын.Хотя он совсем хорошо произносил, все же почти все поняли, что поет иностранец, и ободряюще аплодировали.
Когда мы вернулись домой, отец сказал: «Ну уж не к добру это знакомство Ольги с англичанином». Однако свадьба Ольги с Юрой состоялась. Мой отец и Клеопатра Михайловна благословили ее перед венцом, так как ее родители не смогли приехать. Венчание произошло в Первом кадетском корпусе. Вова Днепров, как лучший друг и шафер, приехал из Гельсингфорса. После обильного ужина генерал Григорьев велел лакею принести из погреба какой-то особенный ликер, который подавался только на свадьбах детей; он приготавливался при рождении ребенка. Уже три свадьбы были отпразднованы до Юры. Две дочери и сын женились раньше. Когда лакей принес ликер, он оказался совершенно испорченным, протухшим. Явное огорчение стариков Григорьевых
Днепров был всего два дня в Питере, но успел забежать к нам в парадной форме с визитом. Он очень нравился Клеопатре Михайловне, но не отцу, который твердил: «Не люблю моряков, снобы и пьяницы». Явная несправедливость; Вова никак не подходил к этой категории. Он не только не был снобом, но более добродушного, открытого человека было трудно встретить. Пил же он очень умеренно, как многие молодые офицеры в те времена. Отцу явно не нравилось его ухаживание за мной. Я отлично поняла, что он мечтает меня выдать замуж за Шуру Залеманова. Он знал его с детства. Шура делал большую карьеру в Министерстве земледелия. Кроме того, был богат; его мать-вдова имела дома в Петербурге. Его будущее было вполне обеспечено. Он был единственным сыном. Намеки отца осветили мне его желание. «Если выйдешь за штатского чиновника, твоя карьера театральная не пострадает. Штатским чиновникам нет никакого препятствия жениться на актрисе, а военные – это другой разговор». Выслушивала я его, никогда не возражая. О браке с Шурой я и думать не хотела. Когда мои мысли переходили на Вову Днепрова, волна чего-то теплого приливала к моему сердцу.
После свадьбы молодые Григорьевы уехали на две недели в Гельсингфорс; остановились у полковника Клевезаля, отца Ляли. О большом свадебном путешествии не могло быть и речи в военное время. Вова уговорил меня приехать тоже на несколько дней. В школе занятия начались, но я отпросилась и поехала в этот новый незнакомый город. Остановилась я в комфортабельной гостинице «Кэмпф», на главной улице. Гельсингфорс оказался прелестным городом. Много красивых магазинов, кафе, ресторанов с музыкой, обилие снега, часто сильный мороз. Извозчики весело развозят жителей на своих удобных санях. Пища всюду первоклассная. Но финны – народ угрюмый, сидят часами за стаканом пива и горемычно молчат. Невиданная для России вещь: в трамвае никто билетов не спрашивает, каждый кладет в кружку свои пятаки. Потерять что-нибудь, при самом пылком желании, невозможно. Найдут и принесут.
Наш флот, обосновавшийся там во время войны, вносил большое оживление. Всюду разгуливали моряки в своих безукоризненных формах. Несколько дней, проведенных там, были настоящим праздником. Ляля, вовсе не стремящаяся к уединению с мужем, организовывала выезды в загородные рестораны. Мы любовались северной природой. Темно-зеленые ели, тонувшие в искрящихся глыбах снега, казались таинственными гигантами, особенно при ярком лунном свете. Ляля познакомила меня с ее отцом. Это был очень скромный, уютный человек. Она абсолютно не была на него похожа. Его жена была простая финка, еле-еле говорящая по-русски, перепуганная Лялей. Но она ни на что не реагировала.
Полковник Клевезаль сразу же предложил мне переехать к ним, но, так как я через два дня возвращалась, это было ни к чему. Кроме того, меня не прельщало жить в том хаосе, который сразу же водворился при появлении Ляли. У нее оказалось много знакомых, даже среди моряков. Она устроила вечеринку, на которой мы протанцевали до утра.
Надо было возвращаться. Вова проводил меня на вокзал. Перед этим ужинали в известном ресторане «Фенния»; там он мне сказал: «Так или иначе, но вы будете моей женой. Я хочу, – прибавил он, – через неделю приехать в Петроград, сделать официальное предложение вашему отцу». Меня это рассмешило, я ему ответила: «Воображаю, как отец вас встретит». На этом мы расстались.
Молодые Григорьевы поселились недалеко от нас. Им удалось найти квартиру в районе Исаакиевского собора, небольшую, но уютную. Конечно, Настя, Крокша и Сова водворились еще раньше хозяев. Вова, решивший привести в исполнение свое решение, скоро явился в Питер. Его родители всегда радовались его появлению. Когда же он признался, что намерен жениться на девице, учившейся в филармонии, то есть бывшей Суворинской, они пришли в ужас. Заволновались, считали это безумием, категорически отказывались принимать это всерьез. Он остался непоколебим. В один из немногих дней своего пребывания он отправился к моему отцу. В это время я была у Ляли, недавно вернувшейся из Гельсингфорса. Заранее было решено, что он заедет после свидания с отцом за нами и мы поедем ужинать на яхту «Нева».