Русская жизнь. Родина (август 2008)
Шрифт:
Протянула руку,
– мелькнул локоток -
приспустила платок,
достает расческу
подкрепить прическу -
ни лица, ни голоса.
Дождь густой, как волосы.
Как вернулась,
села
и сидит без дела.
Ровно после жатвы,
кулаки разжаты.
Сидит у окна,
под которым вишня.
Тишина. Тишина.
Ничего не слышно.
Но еще погоди -
и зовут снова:
– Эй, Толян, выходи!
– Толя, на
И так оно до рассвета.
Кричат, а выходишь - нету.
А стало светло в кустах -
весь двор на своих местах.
10.
– Ты прости меня, я виновата.
Надо вовремя предупреждать:
половину- то нашего брата
и при свете нельзя увидать.
Вот и бродят всю ночь одиноко.
Вот и девушкам спать не дают.
Вот и ищут в потемках кого-то
и не могут никак отыскать.
Это, милый, такая работа,
чуть полегче, чем бревна таскать.
Покричат - и стихнет,
впору рассмеяться.
Ты не бойся их, нет,
пусть они боятся.
Такие края -
все не то, чем кажется,
бугрятся края,
пузырится кашица.
Старые места: разное живет.
Но и здесь красота многое дает.
Получают здесь сполна
то, чего не чают.
Пойдем, обниму:
живо полегчает.
11.
Утро, утро началося!
Нинка- то простоволоса,
в мятом платье, босичком,
чешет губы язычком.
Косички плетет,
про себя мурлыча.
Толян аж цветет -
хороша добыча.
Тут- то Коля говорит
голосом суровым:
мы неделю
зло-
употребляли вашим кровом.
И больше: дней восемь.
Прощения просим.
У вас, по всей вероятности,
могут быть из-за нас неприятности.
Уходим без груза,
с пустыми руками -
с попутками, утками, товарняками…
Долгий путь, долгий путь
к месту назначенья.
Протяните как-нибудь
нам слова прощенья.
Бабы всколыхнулись,
бабы всполошились:
парни, вы рехнулись,
вы на что решились?!
– Да жалко!
– Да грустно!
– Куда ж вы без груза?
А ливень листья месит,
разводит их водой же.
– Да поживите месяц!
– Да поживите дольше!
– Да вам отсюда не уйти без посторонней помощи,
собьетесь засветло с пути - прокружите до полночи
и снова к магазину,
как курицы в корзину.
(А про себя - в который раз:
куда-куда же вы без нас?)
Они
Колян не отвечает,
поверх лица, как рыбка,
нелепая улыбка.
А Толян сидит да помалкивает,
словно кто-то его к двери подталкивает.
Тут и Нинка, что кричала,
почему- то замолчала.
И глядит, глядит она на Колю,
будто не видала много лет,
будто ей перед экзаменами в школе
подсказали правильный билет.
Обняла коленки,
отвернулась к стенке.
Говорит: простите, ребята.
Видно, я сама виновата.
Делайте, что сами решите.
Поспешайте, коли спешите.
Только день еще подождать бы.
Чай, у вас там, дома, не свадьбы.
…И пошла. А куда ей деваться?
Магазину пора открываться.
12.
Когда ни посмотришь на местную местность,
как птицы и ангелы, снизу небес,
за что зацепиться? Сплошная древесность
и крыши понурые с дымом и без.
Пустые поля половинками пиццы.
Дорога, пустая до самого дна,
и речка, в которой нельзя утопиться -
так неглубока. Но зело холодна.
И - редкая вещь - поначалу мушины,
а спустишься ниже - уже велики,
и ближе, и ближе, четыре машины,
черней и быстрее, чем воды реки.
И черные стекла без солнца блестятся,
и черного лака колеса крутятся;
одна возглавляет, одна замыкает,
а две вспомогательные - по бокам,
и мокрые черные крупы сверкают,
как кружки пивные по кабакам.
Свернули у леса и дальше, проселком,
по утлым деревням и сирым поселкам.
А бледные лица да в каждом окне:
– Из города едут - авось, не ко мне!
13.
Старшая Нина
бежит из магазина,
бежит- запыхается,
сильно задыхается.
Добежала, зашлась,
прижимает руку к боку.
– Там приехали до вас,
помолитесь Богу!
Там четыре джипа,
мощные машины,
в каждом по четыре,
все одни мужчины -
черные костюмы,
кожаные краги,
а под ними руки
холодней бумаги!
А они про вас все сами знали,
а они проезд загородили,
а они народ в дома загнали,
вам велели, чтобы выходили.
Хоть по одному, хоть вдвоем.
Не поговорив, не убьем.
Поскорей, сказали, выходите,
и с собой возьмите, что не ваше:
все, что есть у вас, уже не ваше,