Русская жизнь. Земство (апрель 2008)
Шрифт:
Словом, получилось что-то вроде монашеского ордена.
Правда, жизнь опричного «монастыря» сопровождалась пьянством, оргиями и, главное, бесконечными убийствами.
Использовалось это слово и позднее. Василий Шуйский, например, хвалил ратников Ярославля в 1609 году: «Писали к нам из Ярославля воеводы наши князь Сила Гагарин, да Никита Вышеславцов, да Евсей Резанов, что вы, помня Бога и нашу православную крестьянскую веру и свое обещанье, нам служите, и о наших и о земских делах радеете, и промышляете, и против всех врагов креста Христова вооружаетеся, и на них бесстыдно приходите,
«О земских делах радеть» было похвальным занятием.
Однако более-менее привычный для нас смысл слово «земство» приобрело только в 1864 году, когда после отмены крепостного права были введены так называемые земские учреждения - выборные органы местного самоуправления. В задачу их входило радение о земских делах, о жизни российской глубинки. Тогда же начал вырабатываться и весьма своеобразный тип земского деятеля - в первую очередь, конечно же, врача.
***
Классическое воплощение земского доктора, как известно, - Антон Павлович Чехов. Неудивительно: ведь у него имелось все необходимое для этого - медицинское образование, пенсне, бородка, легочный процесс. Да и произведения - соответствующие. Одна «Хирургия» чего стоит.
Антон Павлович и вправду был причастен к этой деятельности. В 1884 году по окончании университета Чехов был распределен в Звенигород, на должность земского врача. Он обитал в уютненьком зеленом домике. На этом домике сегодня две мемориальные доски. На одной написано, что Антон Павлович здесь жил, а на другой, разумеется, - что здесь же он работал. Земский врач обычно принимал по месту жительства.
«В Звенигороде в самом деле хорошо», - обмолвился однажды Чехов, прогуливаясь по холмам «русской Швейцарии». Что же ему здесь нравилось, кроме и вправду живописного рельефа, колоритных кривых улиц и здорового провинциального стола? Уж не работа ли?
Похоже, не она. Чехов вел в Звенигороде самую что ни на есть светскую жизнь. Его брат Михаил Павлович, тоже случившийся в Звенигороде, вспоминал: «Когда наступал вечер, мы с братом шли в гости к очень гостеприимной местной дачнице Л. В. Гамбурцевой, у которой были хорошенькие дочки, и можно было послушать музыку и пение и потанцевать».
По звенигородским впечатлениям писатель сочинил «На вскрытии», «Мертвое тело» и «Сирену». Но, хотя первый и второй рассказы все-таки имели отношение к его профессии, то третий - совершенно о другом: «Ну-с, перед кулебякой выпить… Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтобы соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот эдак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком».
Хорошие рекомендации, явно навеянные дачницей Л. Гамбурцевой и ее гостеприимством.
Правда, случались и осечки. Как-то
Вдруг появился полицейский надзиратель с протоколом. Дескать, песни подозрительного содержания, к тому же громко и на улице. Персидский возмутился - как это, на улице, ведь сад-то частный. Однако надзиратель оказался неуступчив. Как говорится, протоколу был дан ход.
И тут Персидский совершил ошибку. Вдохновленный знакомством с писателями (в первую очередь с Чеховым), он послал письмо в редакцию «Русских ведомостей». Письмо было опубликовано, однако эффекта не имело. Тогда были задействованы более надежные каналы. Один из участников спевки, М. Яковлев, пользуясь связями, попал на прием к губернатору.
Но губернатор ответил:
– Конечно, мы приняли бы сторону доктора Персидского, если бы он не напечатал своего письма в «Русских ведомостях», а теперь мы должны стать на сторону звенигородской полиции, чтобы не дать повода думать, что мы испугались «Русских ведомостей» и вообще прислушиваемся к печати.
В результате Персидский остался без места. На карьере же Антона Павловича это происшествие не отразилось.
***
Антон Павлович затем увлекся несколько иной деятельностью. Однако врачебные занятия полностью не забросил. Принимал больных, будучи дачником, - в Бабкино, в Мелихове. Просто потому, что был он человек порядочный, жалел крестьян, да и стариной тряхнуть бывала охота. Иной раз случались, разумеется, конфузы. В основном из-за того, что когда Антон Павлович отсутствовал, прием больных вел кто-нибудь из его родственников.
Однажды, например, сестра писателя Мария Павловна дала какому-то страдальцу камфорного масла - перепутала с касторовым. Потом перепугалась, разумеется, но обошлось. На следующий день крестьянин вновь пришел и стал благодарить добрую барыню:
– Ох, голубушка, спасибо тебе! Как же хорошо ты мне вчера помогла. Вот еще пришел к тебе…
А Мария Павловна слушала эту речь и думала: «А что же в таком случае ему сегодня дать?»
Семья Чехова была интеллигентная и образованная, совсем уж навредить больному не могла.
***
Большая часть крестьян, однако, относилась к земским эскулапам с настороженностью. Они больше верили священникам, гадалкам, всевозможным бабкам-ворожеям и иным специалистам того же рода. В 1860-е в городе Богородске (нынешний Ногинск Московской области) на полном серьезе обсуждалось - а не упразднить ли вообще весь этот институт земской медицинской помощи? Особенно это касалось фельдшеров - медработников без высшего образования.