Русские флибустьеры
Шрифт:
– Сам я ничего не видел, - упрямо набычился стармех.
– А если и услышал обрывок чужого разговора, то повторять его не буду. Сами говорите, это допрос. А не обмен сплетнями.
– Что ж, на этом и остановимся, - сказал Орлов.
– Мне важно было установить, что вы непричастны к гибели наших людей и нашего судна. У меня больше нет вопросов.
– У меня тоже.
– Беренс встал.
– Вы можете идти в свою каюту. Никаких ограничений. Все остается как прежде.
– В свою каюту? А что с остальными?
– Можете заглянуть к мичману Доновану, он у
– А я и Донован, получается, правильно?
– Вы моряки, и этим все сказано.
– Кто отвечает за машину?
– спросил Митчелл угрюмо.
– Я должен дать вашему механику пару советов, пока он не угробил котлы.
– Он сейчас в машинном отделении. Вы знаете дорогу туда.
Митчелл вытер лысину и нахлобучил фуражку. Пробурчав что-то невнятное, он вышел из каюты.
– Как думаете, Павел Григорьевич, можем мы на него рассчитывать?
– спросил Беренс.
– Попросите кочегаров и машинистов, чтобы присматривали за ним, когда он там будет крутиться, - ответил Орлов.
– Не отвинтил бы чего.
– У нас нет другого шанса прорваться через блокаду, - сказал Беренс.
– С патрулями должен говорить тот, кого они знают. Уверен, «Орион» досматривать не станут. Но хотя бы пару знакомых физиономий на мостике они должны увидеть.
– Действуйте, как считаете нужным. Приготовьте документы, флаги, что там еще~ - Орлов помолчал и добавил: - Я тоже приготовлюсь.
Он уже не сомневался, что ему понадобится все вооружение «Ориона».
Они вышли на палубу. Непроглядная ночь окружала корабль, шедший с погашенными огнями. Низкие тучи казались темнее невидимого моря. Видны были только белые полосы пены, с шипением отбегающие от борта.
«Все кончено?»
Орлов вспомнил, какая усталость охватила его в первые минуты на корабле. Сейчас он был снова полон злой непреклонной силы. Ему казалось, что эта сила вливается в него через упругое железо палубы, под которой мощно урчали машины. Пароход, конечно, не сравнить с парусником. Но Орлов уже любил эту нескладную громоздкую гору железа, которая упрямо раздвигала вязкую, тяжелую воду, пробивая в ней путь. Путь для него. И еще для нескольких десятков русских мужиков, возвращающихся в свой дом.
25
Ночью в кают-компании собрались почти все офицеры, свободные от вахты, и Виктору Гавриловичу пришлось выдержать нелегкое испытание. Вырвавшиеся из плена моряки воспринимали Беренса прежде всего как источник новостей - ведь он побывал за пределами их тесной бухты, в мире больших городов, газет, телеграфа. Четыре года они узнавали о событиях на родине только из редких писем и старых газет, доставляемых раз в год с курьером, а последние месяцы провели в полнейшей изоляции. Виктор Гаврилович попал в затруднительное положение. Сведения, полученные им из газет и, в основном, из бесед с российским военно-морским агентом, не доставили бы радости его товарищам. Молчать он не мог, обманывать не хотел. Что делать? Пришлось отвечать, с медицинской скрупулезностью отмеряя дозы горькой правды.
– А что слышно
– спрашивал его Шпаковский.
– Покойный император завещал укрепиться на Кольском полуострове. Как продвигается дело?
– Понемногу, - отвечал Беренс.
– Начата прокладка железной дороги.
– Но позвольте! Дорогу стали вести еще при нас. Следует ли вас понимать в том смысле, что с мурманским портом решено подождать? Неужели наследник склонился к Либаве?
Давний спор о том, где строить главную военно-морскую базу, на Балтике или на Кольском, решился в пользу Либавы. Конечно, адмиралов можно понять. Гораздо приятнее и легче расширять старый порт, чем строить новый, да еще в столь диком месте, на берегу Баренцева моря.
– Да, склонился, - кивнул Беренс.
– Точнее, его к этому склонил великий князь Алексей Александрович.
– Но это же катастрофа! Иметь главную базу в двух шагах от границы? Германцы займут ее в первые же дни, если не часы, войны. Со всеми ее припасами и выходами на железные дороги. Противнику ничего не стоит запереть наш флот в Балтике. В то время как из незамерзающего порта на Мурмане мы бы имели постоянный выход в Атлантику~ - Шпаковский махнул рукой.
– Простите за неуместную риторику. Ну, а что слышно о восточных базах? Обустроили их? Или по-прежнему сибирская эскадра стоит в японских портах и в Сан-Франциско?
– На Востоке никаких перемен. Если не считать того, что мы взяли в аренду изрядный кусок Кореи и Китая. Сейчас наша передовая база там - Порт-Артур.
– Порт-Артур? Не самый удачный выбор, - сухо заметил Шпаковский.
– Но как нас туда пустили китайцы?
– Наши дипломаты объясняют все просто. Мы пообещали, что будем защищать китайские порты от германских поползновений. Немцы как раз незадолго перед этим захватили Циндао. А наше присутствие положило предел их дальнейшему продвижению. Мол, как только немцы уйдут, мы тоже выведем войска.
– Трудно поверить, что китайцев удовлетворили столь примитивные объяснения.
– Тем не менее, они были вполне удовлетворены. Говорят, все решили деньги. Раздали взятки мелким чиновникам, получили выход на крупных. Одному генералу - сто тысяч, другому - пятьдесят. Естественно, в золотых рублях. И китайский гарнизон живенько вышел из крепости. Затем стали подкупать сановников рангом повыше, чем генералы. Министру внешних сношений - пятьсот тысяч, наместнику - двести пятьдесят. Вот и завоевали Порт-Артур без единого выстрела. К всеобщему удовольствию.
– Так уж и к всеобщему? А как же Япония? Стерпела? Это же неприкрытый вызов - держать военные корабли у нее под брюхом.
– Молодой государь относится к японцам не так, как его великий родитель. Для Николая Александровича они суть варвары узкоглазые, макаки желтолицые.
– Значит, будет война, - то ли спросил, то ли заявил Шпаковский.
– На мой взгляд, определенно.
– Вовремя же мы поднялись с насиженного места. Засиделись. Я так понимаю, про Атлантическое направление в Морском министерстве сейчас уже и не помышляют. Так?