Русские и японцы на Сахалине
Шрифт:
II
13-го апрля. — Наконецъ, наступило время, когда ясно должны были выказаться вс предсказанныя мною невыгоды занятія японскаго селенія Томари. Вотъ уже 9-я сутки, какъ японцы высадились въ Сирануси, и давно должны были бы у нихъ начаться работы приготовительныя для рыбныхъ промысловъ съ помощью аиновъ. Но японцы нейдутъ, аины разбжались — несмотря на вс ласки ваши и уговариванія тхъ и другихъ, чтобы безбоязненно начинали свои работы.
Сколько дйствительно пріхало судовъ и японцевъ, съ какими намреніями они пріхали — мы ршительно не можемъ знать. Анны говорятъ розно — японцы говорятъ розно — отъ Березкина, посланнаго разузнавать, нтъ извстій. Одни говорятъ, что пришло однихъ джанчиновъ 15 ч., другіе говорятъ — трое, третьи — одинъ. Аины толкуютъ, что пушки привезены, японцы отрицаютъ это. Обращеніе съ нами какъ японцевъ, такъ и аиновъ оставшихся при нихъ, тоже измнилось. Японцы приходятъ къ намъ, но во всхъ ихъ словахъ видно, что они что-то скрываютъ. Аины рдко показываются, можетъ быть потому, что японцы настращали ихъ. Я хотлъ послать записку къ Березкину, но не нашлось ни одного аина, который бы согласился доставить ее. Видя необходимость выдти изъ этого положенія, я призвалъ къ себ японца Асануя и сказалъ ему обо всемъ, что я замтилъ и что я изъ этого вывожу — или японцы, не довряя русскимъ, нейдутъ на работы, боясь, что мы ихъ встртимъ враждебно, или японцы хотятъ драться съ нами, и поэтому скрываютъ въ какомъ числ пришли. Въ первомъ случа они худо длаютъ, потому что должны были убдиться изъ обращенія русскихъ съ ними, какъ мы хотимъ дружно жить съ ними. Если же хотятъ драться съ нами, то пусть идутъ, мы готовы, а обманывать насъ и лгать не къ чему, потому что это нисколько не поможетъ имъ. Бдный Асануя совершенно былъ ошеломленъ моею рчью и началъ говорить, что японцы не хотятъ драться съ русскими, потому что драться худо. Я на это ему замтилъ, что дйствительно это худо, потому что тогда наврно японцамъ придется уходить съ Сахалина, между тмъ если они будутъ дружны съ нами, то будутъ по прежнему свободно продолжать рыбные промыслы. Потомъ я ему сказалъ, что я слышалъ, какъ японцы худо обращались съ Березкинымъ, и хотя я знаю, что аины много врутъ, но такъ какъ и японцы послднее время розно говорили, то чтобы увриться, что Березкинъ свободенъ, я требую, чтобы японцы свезли ему письмо отъ меня и чтобы онъ не позже какъ черезъ шесть сутокъ или пріхалъ самъ или написалъ записку. Асануя съ робостью взялся исполнить мое порученіе. Съ тмъ мы разстались.
На другой день утромъ въ 5 часовъ онъ пришелъ ко мн въ сопровожденіи аиновъ Пенкуфнари и Испонку и сказалъ мн, что послдній былъ посланъ отвезти Березкину мою записку и встртилъ на пути Пенкуфнари, хавшаго изъ Тіотомій отъ японскаго начальника съ извстіемъ во мн, что онъ упросилъ Березкина хать съ нимъ на судн въ Томари, чтобы быть увреннымъ, что русскіе не будутъ стрлять въ ихъ суда, что суда эти въ этотъ же день
III
Вотъ разсказъ Березкина о случившемся съ нимъ:
«5-го апрля, я и матросъ Алексевъ вышли изъ Муравьевскаго поста съ провизіей на 10 сутокъ и съ ружьями. Того же числа мы дошли до р. Туотоги, гд и ночевали въ аинской юрт. На другой день пошли дале на нанятой лодк съ двумя аинами и встртили у села Тананай одного японца съ 7-ю аинами на лодк, хавшихъ въ Томари. Отъ нихъ мы услышали, что пришло 4 япон. судна съ 50-ю чел. рабочихъ, изъ которыхъ десять ушли въ Мауну, а прочіе остались въ Странуси Написавъ извстіе это, мы похали дале и дошли до р. Несуторо, гд и остановились ночевать въ пустой аинской юрт. Аины, провожавшіе насъ, хотли оставить насъ, боясь провожать русскихъ къ мсту высадки японцевъ. Мы уговорили ихъ перевезти еще насъ черезъ небольшую рчку, которую намъ иначе пришлось бы переходить въ бродъ. Они согласились. На другой день, только что мы выхали, встртили 2-хъ японцевъ съ 7-ю аинами, хавшими на лодк въ Томари. Одинъ изъ японцевъ былъ нашъ знакомый Яма-Мадо. Онъ спросилъ меня, зачмъ я иду въ Сирануси, я отвчалъ что меня послали стеречь русскія суда. На кто онъ мн сказалъ, чтобы я воротился, потому что японцы пріхали съ Мацмая, и чтобы мн не было худо повстрчаться съ ними. На кто я отвчалъ что не знаю, будетъ ли мн худо или хорошо, но что возвратиться не могу, потому что мой начальникъ приказалъ идти. Яма-Мадо не переставалъ уговаривать меня воротиться, говоря, что онъ вмст придетъ со мною къ намъ, чтобы объяснить, почему вернулись и что тогда вы не будете на меня сердиться. Я не соглашался. Онъ погрозилъ, что возьметь силою насъ; тогда мы съ Алексевымъ взялись за ружья и сказали ему, что пусть попробуетъ.
— „Такъ вы не боитесь идти въ Сирануси, гд теперь много японцевъ и гд они могутъ васъ убить“. — Не боимся, отвтилъ я. — „Ну такъ я съ вами поду, чтобы поговорить объ васъ съ джанчиномъ“. Мы похали; товарищъ же Яма-Мадо продолжалъ путь въ Томари. Къ ночи мы пріхали въ Тіатомари, гд застали одного японца, работавшаго въ японскомъ дом. Яма-Мадо звалъ меня ночевать въ этотъ домъ, но я отказался, сказавъ, что мн не приказано занимать подъ ночлеги японскіе дома. Утромъ мы пошли пшкомъ дале и посл двухъ часовъ пути, у небольшой рчки встртили 3-хъ японцевъ шедшихъ пшкомъ (на залив былъ ледъ). Двое изъ нихъ молодые — имли за поясомъ по одной сабл и по одному кинжалу, — третій былъ работникъ. Встртившіе насъ японцы, изъ которыхъ одинъ отозвался сыномъ японскаго начальника, тоже стали уговаривать насъ воротиться хотя до Тіатомари, говоря, что туда придутъ въ тотъ же день ихъ суда и старшій начальникъ. Услышавъ это, мы согласились вернуться въ Тіатомари. Пришедъ туда, я пошелъ въ аинскую юрту. Японцы тоже вошли туда и мы сли у огня. Когда стало смеркаться, послышался шумъ, и мы узнали отъ аина, что суда подошли къ берегу. Японцы ушли изъ юрты. Я тоже вышелъ. Пришло два судна. Изъ нихъ японцы стали выходить поодиночк, спускаясь по доск. Я пересчиталъ: ихъ 94 чел.; изъ нихъ человкъ 15 были съ саблями, а другіе безъ оружія. Черезъ четверть часа времени прибжалъ Яма-Мадо съ коврами, а нсколько японцевъ съ чайнымъ приборомъ, и на ними вошелъ младшій японскій офицеръ. Онъ началъ угощать насъ; потомъ сказалъ намъ, что старшій начальникъ еще не пріхалъ изъ Сирануси, и чтобы мы лучше воротились обратно. Мы отвчали, что нашъ начальникъ будетъ сердиться, если мы воротимся безъ причини. Онъ сказалъ тогда намъ, что японцевъ пришло много и что мы должны бояться, а потому лучше вернуться. Мы на это ему сказали, что начальникъ нашъ не приметъ эту отговорку, да мы и не боимся японцевъ. Онъ тогда сталъ просить еще подождать въ Тіатомари, пока не прідетъ старшій офицеръ. Мы согласились; тогда онъ ушелъ. Аинъ, который былъ проводникомъ у меня отъ Туотоги, зашелъ ко мн и сказалъ, что японцы приказали ему остаться въ Тіатомари, но что онъ хочетъ убжать. Когда наступила ночь, ко мн пришелъ аинъ, служащій при кухн японской и понимающій немного японскій языкъ. Онъ сказалъ мн, чтобы я не боялся, потому что японцы сами боятся русскихъ; что онъ слышалъ, какъ они говорили, что у русскихъ поставлены такъ пушки, что откуда ни подойдешь, всюду они смотрятъ; пушки эти такія сердитыя, что какъ изъ нихъ выстрлятъ, то они кувыркаются назадъ [11] , а когда изъ ружей стрляютъ, то они тоже такъ сердито бьютъ, что отталкиваютъ плечо у солдата. Узнавъ, что онъ поставленъ караулить пришедшіе суда, я попросилъ его повести меня показать ихъ. Онъ сначала отговаривался, но потомъ согласился.
„Мы пошли къ судамъ; ихъ было три. Зажегши фонарь, я осмотрлъ ихъ и увидлъ, что въ нихъ, кром кулей съ рисомъ и съ табакомъ, ничего нтъ. Когда мы хотли уже вернуться изъ-за послдняго судна аинъ увидлъ шедшаго къ судамъ японца. Тогда онъ тотчасъ погасилъ фонарь и сказалъ мн, чтобы я убжалъ. Я соскочилъ съ судна и побжалъ по берега къ юрт. Японецъ же подошелъ къ аину и спросилъ, кто пріходилъ къ судну; тотъ отвчалъ, что аинъ; но японецъ веллъ ему идти съ нимъ. Они вошли въ юрту, гд я уже усплъ уссться у огня и закурить трубку; японецъ посидлъ немного и потомъ ушелъ“ Аинъ передъ утромъ опять пришелъ и сказалъ, что четвертое судно пришло, что теперь собралось всхъ 15 джанчиновъ. Въ то время, когда онъ мн разсказывалъ объ этомъ, другой аинъ прибжалъ сказать, что японцы идутъ въ юрту. Аинъ спрятался подъ кипу рогожъ. Японцы вошли, спросили, не видли ли мы его, но мы отвчали, что нтъ; они начали звать его около юрты. Когда они отошли далеко отъ нашей юрты, мы выпустили его, и онъ убжалъ. Скоро опять поднялся шумъ — пришло еще два судна, и аины намъ сказали, что самый старшій джанчинъ пріхалъ. Солнце уже взошло. Посл того прошло около часу времени, когда къ намъ пришелъ младшій офицеръ и сказалъ по-аински, что старшій начальникъ зоветъ насъ, чтобы мы съ нимъ пошли, оставивъ ружья въ юрт. Я отвчалъ, что къ джанчину я готовъ пойти, но что ружья не оставлю; онъ сталъ просить, я отказалъ, и мы пошли съ ружьями на нимъ. У входа въ домъ было поставлено много значковъ и флаговъ и постланы были соломенные маты. Мы вошли въ длинную валу. Вдоль ея сидли въ два ряда, одинъ противъ другого около 40-ка японцевъ съ саблями, на ними стояло множество другихъ безъ сабель. На конц ряда сидвшихъ японцевъ стояло три кресла, а противъ нихъ два ставчика, выкрашенные подъ черный лакъ. Мы остановились, поднявшись на ступеньку пола, на которомъ сидли японцы. Офицеръ, приведшій насъ, прошелъ въ комнату въ конц залы. Оттуда скоро вышло съ нимъ двое стариковъ въ богатыхъ одеждахъ, имя по дв сабли на поясомъ. Посреди шедшій старикъ и былъ старшій начальникъ; по правую его руку, старичокъ офицеръ, по лвую младшій, говорящій по-аински; за нимъ шелъ еще одинъ офицеръ и нсколько солдатъ съ пиками и саблями. Они подошли къ кресламъ — вс бывшіе въ зал японцы наклонили головы и положили руки на колни, а начальникъ осмотрлъ насъ и приложилъ руку къ голов, какъ наши офицеры берутъ подъ козырекъ. Мы стоимъ и смотримъ, что будетъ, и не знаемъ, что намъ длать; японецъ не перестаетъ руку держать у головы. Наконецъ, Яма-Мадо подбгаетъ къ намъ и говрттъ, чтобы мы подошли въ ставчикамъ, мы и подошли; — Яма-Мадо говоритъ намъ по-русски: „Говорить садись, здравствуй“. Я понялъ, что японецъ ждетъ, чтобы я поздоровался съ нимъ; я и сказалъ ему: здравствуй, садись; онъ слъ, а съ нимъ сли и другіе. Мы тоже помстились на ставчикахъ, опершись на ружья. Тогда японецъ началъ по-своему говорить долго, другіе еще боле наклонили головы и слушаютъ. Потомъ вс выпрямились, значило, что онъ пересталъ и все сказалъ что было нужно. Офицеръ, говорившій по-аински, объяснилъ намъ, что его начальникъ объясняетъ намъ, что насъ встртилъ на дорог японецъ Яма-Мадо и сказалъ намъ, что японцевъ съ Мацмая пришло много, и чтобы мы воротились; но мы не покорились и вдвоемъ пошли навстрчу къ нимъ; что мы въ этомъ слушались своего начальника, и что видно, что я не простой человкъ. Я на это сказалъ, что я и Алексевъ оба солдаты простые. Японецъ отвчалъ, что нтъ, потому что меня постоянно видли здившимъ при джанчин, а Алексевъ работаетъ прочую работу. Потомъ онъ сказалъ, что начальникъ еще объявилъ, что потомъ онъ послалъ къ намъ на встрчу сына офицера просить насъ воротиться, но что мы и его не хотли послушаться, а только тогда воротились, какъ намъ сказали, что ихъ суда придутъ въ Тіатомари. Потомъ онъ послалъ офицера сказать намъ, чтобы пришли безъ ружей, но мы не хотли этого сдлать; значитъ, нашъ начальникъ приказалъ вамъ такъ поступить, а своего начальника надо слушать, слд., мы хорошо поступали. Но
11
Зимою я длалъ пробу боевымъ зарядамъ. Орудіе не было приготовлено. Порохъ у насъ винтовочный, и потому дйствительно отъ такого заряда орудіе перевернулось. Вслдствіе этого я уменьшилъ заряды, разсчитанные на силу пушечнаго пороха. Не думалъ я, что неудобство это такъ устрашитъ японцевъ.
IV
Слушая разсказъ этотъ, я невольно вспоминалъ описанія у Головнина его плна у японцевъ. Безъ всякаго сомннія, мы должны теперь боле всего совтоваться съ этими описаніями, для успшной завязки дружескихъ сношеній съ японцами.
На другой день, 15-го апрля, Яма-Мадо прибжалъ ко мн въ 9-мъ часу, въ праздничной одежд, спросить, могу ли я принять старшаго начальника. Я отвчалъ, что съ охотою приму его. Попросивъ меня, чтобы я призвалъ Рудановскаго присутствовать при свиданіи, онъ убжалъ. Я надлъ сюртукъ и пошелъ за Рудановскимъ. Отворились ворота крпости, и мы увидли черезъ окошко шествіе джанчина. Впереди шелъ младшій офицеръ, за нимъ двое и наконецъ старшій. Сзади шли солдаты съ пиками и саблями, всего человкъ 12-ть съ двумя аинами, Испонку и Пенкуфнари, одтыми въ пестрые халаты. Я вышелъ на крыльцо принять гостей, и помогъ рукой взойти на лстницу сдому старику, который и былъ старшій офицеръ. Войдя въ комнату, я посадилъ его на диванъ и хотлъ-было ссть подл него у другого угла, но второй офицеръ, впрочемъ также пожилой человкъ, очень торопливо слъ тоже на диванъ, — я взялъ табуретъ и слъ подл дивана. Солдаты размстились, кто гд могъ въ моей тсной изб. Аины сли на полъ. Старикъ подозвалъ Яма-Мадо, долженствовавшаго служить переводчикомъ. Тотъ всталъ на колни, преклонилъ голову и положилъ руки на колни. Старикъ сказалъ ему нсколько словъ; тотъ всталъ, отошелъ шага два назадъ, опустился на колени и обратившись въ казаку Дьячкову, моему переводчику, сказалъ ему, что японскій начальникъ благодаритъ русскаго начальника на то, что онъ дружески принялъ ихъ. Я веллъ Дьячкову отвтить, что я съ своей стороны благодарю его, что онъ доврился моей дружб и пріхалъ съ рабочими промышлять рыбу, и я надюсь, что когда мы поживемъ немного вмст, то полюбимъ другъ друга. Выслушавъ мой отвтъ, онъ поклонился. Потомъ сказалъ нсколько словъ, и мн поднесли въ двухъ чисто отдланныхъ ящикахъ гостинцы. Яма-Мадо раскрылъ ихъ — въ одномъ были конфекты, въ другомъ — пастила. И то и другое довольно хорошо приготовлено, только въ конфекты было положено много муки. Я приказалъ подать экстрактъ пуншу, кофе, черносливъ и изюмъ. Экстрактъ пунша очень имъ понравился. Рюмки ходили по рукамъ всхъ офицеровъ и солдатъ. Не могу довольно надивиться вжливости и благородному обращенію солдатъ японскихъ — конечно, всякаго изъ нихъ можно ввести въ любую гостинную. Видно, съ какимъ любопытствомъ японцы разсматривали различныя вещи, находившіяся у меня; я началъ съ Рудановскимъ имъ показывать часы, зрительныя трубки и разныя картинки изъ книгъ. Осторожность и ловкость, съ какою они осматривали вещи, замчательны въ людяхъ, носящихъ званіе солдатъ. Большая часть изъ нихъ ли молодые и многіе очень красивые и статные, но роста вообще ниже средняго. Разсматривая часы и другія вещи, они, обращаясь ко мн, часто повторяли — «пороторика» (очень хорошо), боле изъ вжливости, чмъ изъ удивленія, потому что вещи наши были простой работы и не должны были удивлять японцевъ.
Просидвъ часа полтора у меня, джанчинъ простился мною и пошелъ въ казарму. Копьеносцы провожали его, но при вход поставили свои прекрасно обдланныя пики. Изъ казармы онъ пошелъ въ квартиру Рудановскаго, и просидвъ у него съ четверть часа, пошелъ обратно домой. Я приказалъ Дьячкову сказать Яма-Мадо, что я на другой день полагаю отдать визитъ японскимъ начальникамъ. Яма-Мадо просилъ дать знать передъ тмъ, что я выйду изъ дому. Утромъ я всталъ съ сильно распухшею вкою надъ правымъ глазамъ. Наканун я чувствовалъ нарываніе ячменя, который я вроятно застудилъ во время пріема японцевъ. Я послалъ тотчасъ за Яма-Мадо и поручилъ ему передать своему начальнику, что я не могу придти къ нему, но что дня черезъ три я надюсь выздоровть и тогда тотчасъ же посщу его. Посл обда пришелъ младшій офицеръ и опять со всмъ чайнымъ препаратомъ. Вроятно, ему хотлось убдиться, дйствительно ли я боленъ. Въ этотъ визитъ онъ мн сказалъ, что при первомъ попутномъ втр пойдутъ три канкася въ Тіатомари за старшимъ джанчиномъ. На другой день, 17-го апрля я послалъ Дьячкова съ матросомъ Ефимовымъ искать удобной земли подъ огороды, въ сосднемъ селеніи Поруонъ-Томари. Возвращаясь, онъ встртился съ молодыми офицерами, и они вмст пошли къ нашему посту. На дорог они разговаривали на счетъ настоящихъ обстоятельствъ, и японецъ разсказалъ ему, что онъ знаетъ, что Путятинъ адъютантъ государя, показалъ, какъ русскіе длаютъ пріемы ружьемъ, и прибавилъ, будто Путятинъ не зналъ, что русскіе пришли на Сахалинъ и что онъ хотлъ послать два судна туда и что эти суда придутъ раньше японцевъ, но японцы безбоязненно шли, увренные, что русскіе ихъ не тронутъ. Когда пришло время рабочимъ хать, то они спросили губернатора Мацмая, можно ли отправляться на Сахалинъ, и губернаторъ послалъ приказаніе хать, а если они боятся, то приказалъ имъ взять солдатъ. Пріхавъ въ Сирануси, они узнали, что суда отъ Путятина не пришли, и потому не зная, какъ приметъ ихъ русскій начальникъ, боялись идти. Разсказъ этотъ иметъ много правдоподобія. Какое-то вліяніе имло занятіе Томари на переговоры Путятина съ японскимъ правительствомъ, но какое приказаніе онъ дастъ намъ? Я все считаю, что хорошаго тутъ ничего нтъ, и что мы должны будемъ оставить Аниву. Офицеръ японскій между прочимъ сказалъ фамиліи своихъ офицеровъ, но просилъ Дьячкова, чтобы не говорилъ объ этомъ его начальнику;- старика зовутъ Мивасама, второго офицера Уди-Сама, а его самого — Сумеди-Сама.
Разсказъ Дьячкова объ этомъ свиданіи съ японскимъ офицеромъ невольно заставилъ меня подумать: «Счастливъ Невельской»! и дйствительно — насъ 60 человкъ очутилось въ главномъ японскомъ селеніи, безъ увренности, что суда придутъ вовремя къ намъ на помощь въ случа нужды, и въ настоящее время онъ долженъ быть въ большомъ безпокойств. Но дла наши съ японцами идутъ пока какъ нельзя лучше при сложныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ мы находимся. Это еще не значитъ, чтобы я оправдывалъ или находилъ безполезнымъ занятіе Томари; я по прежнему увренъ, что послдствія покажутъ справедливость моихъ доводовъ по этому предмету. Я никакъ не могу согласиться съ мыслью, что японцы пришли сюда по одному дозволенію промышлять рыбу, живя вмст съ русскими. Вліяніе Путятина ясно — но какъ онъ договорится съ японскимъ правительствомъ на счетъ занятія Сахалина русскими, трудно отгадать; во всякомъ случа мы обязаны Путятину, что не дошло у насъ дло до пушекъ. Въ этомъ случа, я не могу сказать, чтобы шансы успха были на нашей сторон.
Когда получено было извстіе о приход японскихъ судовъ, принялъ вс нужныя мры къ защит поста. Второе капральство перешло ночевать въ ограду. Орудія заряжены были картечью. Кром часовыхъ, стоявшихъ на башняхъ, поставлены были внутри башенъ при орудіяхъ. Ограда освщалась на ночь фонарями. Людямъ указаны были мста въ случа тревоги, которая должна была даваться выстрлами часовыхъ. Но все это недостаточно было бы для сопротивленія нсколькимъ тысячамъ японцевъ, которыхъ правительство ихъ могло, конечно не затрудняясь, прислать на Сахалинъ. Въ особенности ночное нападеніе могло быть опасно, потому что ограда окружена въ 15-ти шагахъ разстоянія съ трехъ сторонъ закрытыми мстами, и потому мы не успли бы еще встать къ орудіямъ, когда бы непріятель могъ быть у стнъ. Нападенія малаго числа японцевъ нельзя было ожидать, — они слишкомъ трусливы для этого. У насъ въ настоящее время изъ 64-хъ человкъ 47 больныхъ — большая часть цынгою.
18-ое число. — Я сдлалъ вс нужныя приготовленія для визита японцамъ, т.-е. сварили кофе и налили его въ самоваръ, наложили на тарелки и блюда — сахару, черносливу и изюму и завернули все это въ шелковые платки. Когда все это было готово, я послалъ казака Березкина спросить японскаго старшаго офицера, можетъ ли онъ меня принять. Къ сожалнію Дьяковъ былъ усланъ мною на р. Лютогу съ 4-мя матросами за травами для больныхъ цынгою. Березкинъ воротился съ отвтомъ, что младшій офицеръ ухалъ на р. Сусую, и что такимъ образомъ старикъ лишенъ теперь своего переводчика, и не зная о моемъ приход, онъ не приготовилъ ничего для моя пріема; вслдствіе сихъ важныхъ для японцевъ обстоятельствъ онъ проситъ меня пожаловать на другой день. Очень досадно было получить этотъ отвтъ, потому что я зналъ, что три конкася ушло въ Тіатомари, чтобы перевезти оттуда японскаго начальника старшаго между всми, которые пріхали на Сахалинъ. Этотъ начальникъ далъ знать, что онъ не можетъ постить русскаго начальника, на что я отвчалъ, что это его добрая воля знакомиться со мною или нтъ; но зная, какъ японцы считаютъ важнымъ вс наружныя церемоніи, и что они готовы употребить всевозможныя хитрости, чтобы заставить меня первымъ явиться къ ихъ старшему офицеру, я боялся, что длая визитъ знакомымъ уже мн японскимъ офицерамъ тогда, когда уже старшій прідетъ изъ Тіатомари, они устроять такъ дло, что меня приметъ онъ.
Дйствительно, во 2-мъ часу мн дали знать что показалось три паруса — это были конкаси, посланныя наканун въ Тіатомари. Яма-Мадо пришелъ сказать, что идутъ японскія суда. Я спросилъ его, что это, идетъ ли старшій ихъ офицеръ; онъ отвчалъ, что нтъ: понъ-джанче такой же, какъ уже пріхавшій сюда старикъ. Съ этимъ я его отпустилъ, сказавъ, что когда суда подойдутъ ближе, я посмотрю съ башни на пріздъ новаго офицера. Часа въ три пополудни мн дали знать, что конкась подходитъ въ берегу и что младшій офицеръ и Яма-Мадо идутъ ко мн съ чайнымъ приборомъ. Ясно было, что они хотли удержать меня дома, пока будутъ выходить японцы съ судовъ. Я тотчасъ же вышелъ съ трубою на башню. Суда еще были въ саженяхъ 200 отъ берега, когда мн доложили что японскій офицеръ пришелъ въ комнату и проситъ видться со мною. Я сошелъ внизъ, поздоровался съ Сумеди-Сама и Яма-Мадо, и сказалъ имъ, что я хочу видть встрчу японскаго начальника, и пригласилъ ихъ выйти вмст со мною на башню. Отказываться было нельзя; лукавые японцы видли, что я ихъ понялъ. Взошедъ на башню, я началъ разсматривать море, а бдные японцы въ своихъ легкихъ одеждахъ не знали куда скрыться отъ холоднаго втра, который сильно дулъ на высот башни. Наконецъ, они спустились внизъ, приглашая и меня пойти съ ними въ комнату, — я общался тотчасъ придти, какъ кончится церемонія прізда офицера ихъ. Съ двухъ первыхъ конкасей, подошедшихъ къ берегу, вышло человкъ 20 солдатъ и встали толпою на берегу. Третій конкась сталъ подходить и потомъ вдругъ убралъ парусъ и остановился: къ нему подошли лодки съ двумя японцами, которые стали переговариваться съ находящимися на конкас. Замтно было какое-то смятеніе, причиною которому, разумется, была зрительная труба, наведенная мною на нихъ. Наконецъ начали притягивать конкась къ берегу, но не у того мста, гд приготовлена была сходня и огорожено мсто, а дале къ средней высот бухты. Аины наскоро набрасывали мостки на избранномъ мст для схода на берегъ офицера. На конкас я нашелъ до 20-ти чел. японцевъ въ разныхъ одеждахъ, съ саблями, съ ружьями, съ пиками. Вс они поднялись на берегъ и стали въ кучу. Кое-гд сидли на земл, склонивъ голову, японскіе и аинскіе работники. Наконецъ вышедъ старшій, вс преклонилсь и потомъ начали строиться для шествія, которое и двинулось въ слдующемъ порядк: впереди два японца о двухъ сабляхъ, одинъ на другимъ; за ними, два японца несли на плечахъ полосато-украшенный шестъ, длиною въ дв сажени; за ними, одинъ конецъ о двухъ сабляхъ, дале японецъ въ остроконечной черной шапк съ круглыми полями; на нимъ шесть солдатъ въ два ряда о три; съ правой и лвой руки японцы въ шляп, за ними два офицера въ шляпкахъ, дале солдаты въ томъ же порядк какъ предыдущіе. За солдатами опять офицеры, потомъ солдаты, сзади ихъ одинъ офицеръ, а за нимъ двое офицеровъ безъ шляпъ. Офицеры въ шляпахъ имли на спин мдныя выточенныя бляхи съ чайное блюдечко величиною и разныхъ формъ. Солдаты имли за плечами ружья, а нкоторые пики. Гд именно шелъ старшій офицеръ я не могъ разобрать. Процессія эта, пройдя нижній японскій домъ, начала подниматься по алле къ дому выстроенному на гор, гд скоро она и скрылась за воротами. Я спустился внизъ и сказалъ Самеди-Сама, что удивляюсь, какъ пріхало такъ много офицеровъ, вмсто одного, о которомъ они мн говорили прежде. Онъ отвчалъ, что это младшіе все офицеры. Напившись чаю, они ушли.
Въ сумерки возвратился Дьячковъ съ Лютоги, не доставъ травъ. Я его послалъ къ японцамъ сказать Сумеди-Сам, что хочу на другой день придти къ нимъ, но я желаю, чтобъ меня приняли только т офицеры, которые были у меня съ визитомъ. Дьячковъ воротился, пробывъ боле часа у японцевъ. Онъ передалъ мн, что Сумеди-Сами, принявъ дружески его, сказалъ ему, что они такъ и хотли сдлать, какъ я желаю. Во время ихъ разговора собралось много аиновъ. Старшины ихъ сли на возвышенномъ полу въ ряды, остальные на земляномъ полу. Сумеди слъ на табуретъ лицомъ къ аинамъ, посадивъ на другой табуретъ Дьячкова. Усвшись и поклонившись аинамъ, Сухеди началъ говорить рчь, время отъ времени будучи прерываемъ стукомъ палочекъ, по которому онъ тотчасъ уходилъ въ комнату старика для полученія приказанія. Вотъ содержаніе его рчи.