Русские исторические женщины
Шрифт:
Первое известное письмо Шепелевой в цесаревне относится в 22-му октября 1727 года, следовательно, к самым первым месяцам пребывания герцогини Анны Петровны, а вместе с ней и Шепелевой, в Киле.
Передаем это письмо с дипломатической и филологической пунктуальностью – в ней-то вся и сила.
«Всемилостивейшая государыня цесаревна Елисавет Петровна!
«Доношу я вашему высочеству, что их высочество слава Богу в добром здравье обретаются; при сем же благодарствую за вашу высокую милость, что изволили ко мне писать, и впреть прашу я вашева высочества, дабы незабвесва была, писмами. Еше ш благодарствую за вашу высокую милость, что изволили ко мне, недостойной, прислать цытер катол бриллиантовой, и я не знаю, за что ваша высочество так меня, недостойной,
Таков был язык и такова грамматическая и литературная сила в писаниях придворной особы первой половины XVIII века: особенно характерны такие выражения как «еше ш данашу» (т. е. «еще ж доношу») и подобные.
Со следующим письмом Шепелевой, от 26-го октября, мы уже познакомились в предыдущем очерке, относящемся к герцогине Анне Петровне: это то письмо, в котором Шепелева извещает цесаревну Елизавету Петровну, что сестрица ее готовится к предстоящим родам и запасает «чепчики и пелонки», что «по всякой день варошитца у ней в брюхе будущей племянник или племянница» цесаревны (т. е., как оказалось впоследствии, будущий император Петр III), что «в Кили очен дажди велики и ветри», а «печи всо железния, и то маленкие».
В следующем письме, от 20 ноября, Шепелева извещает цесаревну, что к ним в Киль должен скоро быть почетный гость – «пренцес Элизабет муж», и просит своего высокого друга назвать ее, Маврутку, своею «дочерью», как и прежде называла ее Елизавета Петровна.
«Матушка моя государыня цесаревна, Элизабет Петровна! – пишет Шепелева. – Данашу я вашему высочеству, что ваша сестрица и зять ваш, слава Богу, в добром здравье. Прашу я вас, матушка цесаревна, даби я, бедная, незабвенна была вашей высокой милости. Данашу вашему высочеству, что на етой недели будить к нам пренцес Элизабет муж будит. Инова вашему высочеству данасит не имею, точию остаюс верная ваша раба, так же, ежели не перемените свой милое ка мне, что вы меня называли, то верная ваша дочь Мавра Шепелева».
Через два месяца Шепелева опять пишет в Россию к своему высокому другу и покровительнице, извещает о здоровье сестры ее, герцогини, о том, что у них в Киле должен быть 12-го января «банкет» в честь дня рождения королевского высочества «по новому стилю» – Европа, как видно, и ее, Маврутку, научила различать «стили»; при этом Шепелева называет себя и верной рабой цесаревны, и «дочерью», и «холопкой и кузыной».
«Всемилостивейша государыня цесаревна и мать моя!
«Во первых данашу я вашему высочеству, что их высочество, слава Богу, в добром здравье. Прашу я ваша высочество, дабы я, ваша раба и дочь, на оставлена была вашей высокой милости. Данашу я вашему высочеству, что у нас севодьни банкет, раждение ево каралевского высочества по новому стилю, и будит много дам и кавалеров. Инова вашему высочеству данаевть ничого не имею, точию остаюсь верная ваша раба и дочь, и холопка и кузына Мавра Шепелева».
Время, однако, близится к развязке; а какова должна была быть эта развязка, никто не знал.
18-го января Шепелева извещает цесаревну, что сестрица ее «дожидаитца на етих днях» и поэтому приказала придворным дамам и фрейлинам «готовить робы к крестинам», что, наконец, вследствие ожидания родов, без приказу никто из придворных дам не смеет ходить к беременной герцогине.
«Всемилостивейшая государыня цесаревна и матушка моя!
«Данашу я вашему высочеству, что их высочество,
В письме от 1-го февраля Шепелева пишет цесаревне о смерти их придворного певчого, по фамилии Чайка: это, вероятно, бедный малоросс, за свой хороший голос (голосами, как видно, и тогда славилась Малороссия) взятый ко двору, подобно Разумовскому, и умерший вдали от своей родной Украины.
«Всемилостивейшая государыня цесаревна и матушка моя! – пишет Шепелева в этом письме. – Данашу я вашему высочеству, что их высочество, слава Богу в добром здаровьи. Прашу я ваша высочество, чтоб я не оставлена была вашей высокой милости. Еше ш данашу, что у нас умер певчей Чайка желчью. Еше ш данашу, что у нас зыма стоит две недели. Инова я вашему высочеству к данашению писать не имею, точию остаюсь верная ваша раба и дочь и кузына Мавра Шепелева».
В это время герцогиня Анна Петровна разрешается от бремени сыном, будущим всероссийским императором Петром III, и Шепелева сообщает цесаревне Елизавете Петровне, от 15-го февраля, о здоровье ее маленького племянника и о том, что в кормилицы ему взята была «от обар камаргера», а потом за болезнью этой кормилицы взята другая.
«Всемилостивейшая государыня цесаревна и матушка моя!
«Данашу я вашему высочеству, что ваша сестрица в добром здаровьи, и ево каралевское высочество и племянник ваш в добром здаровьи, кармилица была у вашева племянника взета от обар камаргера, и нине занемогшей и взяли другую кармилицу. Инова не имею, точию остаюс верная ваша раба и дочь и кузына Мавра Шепелева».
После этого письма следует перерыв в корреспондента до 25-го июля 1728 года.
В течение этого промежутка, как известно, умерла несчастная дочь Петра Великого, которой жизнь вдали от родины далеко была не красива.
О смерти ее Шепелева ничего не пишет; по крайней мере, мы не имеем письма ее об этом собственно обстоятельстве. Пишет она только 25-го июля, что в Киль ожидаются корабли, те, конечно, которые должны были перевезти тело умершей герцогини в Россию, на родину, что навстречу этим кораблям посылается из Киля большая яхта, что всем чинам и придворным особам приказано съезжаться «на винос» тела умершей, и Шепелева обещает даже описать для Елизаветы Петровны церемонию выноса тела усопшей сестры ее.
Вот это любопытное письмо:
«Всемилостивейшая государыня цесаревна!
«Во первых данашу вашему высочеству, что их высочество, слава Богу, в добром здаровьи. Еше ш данашу я вашему высочеству, что приставили к принцу камар фроу Румерову жену, каторой камар фурьер у ево высочества. Дажидаим караблей суда завтря, или канешно посли завтрява, и послали яхт балшую на ветречу, и приказал ево высочество съежатьца всем на винос, а понесут чрез весь горот, и ежели я успею написать церемонию, то пошлю к вашему высочеству; надеюс, что карабли пробудут у нас неделю, потому что не в всо готова. Боля вашему высочеству данасыть не имею, точию остаюсь верная вашева высочества раба Мавра Шепелева».
Наконец, сохранилось еще одно письмо Шепелевой из Киля. Письмо это – образцовое произведение пера молоденькой русской фрейлины первой половины прошлого века, девушки, по-видимому, большой охотницы до описания наружности красивых кавалеров – и вообще это такое интересное послание, которое для нас было бы дороже всяких других исторических известий о жизни Шепелевой, если бы эти известия и сохранились в достаточной полноте. В письме этом, кроме наивного восхищения красотой разных принцев, кроме подробнейшего описания их наружности, походки, голоса, фрейлина жалуется на обилие в Голштинии пчел, которые кусаются, и пренаивно хвалится своему другу, что купила она любопытную табакерку, а в ней нарисована «персона», и что всего удивительнее для русской барышни – «персона» эта похожа на Елизавету Петровну, когда она нагая.