Русские исторические женщины
Шрифт:
Но и тут является новое препятствие для въезда царя с матерью в Москву: находясь еще у Троицы, по дороге к Москве, старица Марфа и царь говорят боярам и плачут, что на Русской земле воров еще много, что в государстве все еще царствует неладица, тогда как бояре и выборные люди, призывавшие Михаила на царство, говорили, что земля-де Русская успокоилась, от своей шатости отстала, что в Русской земле воров и изменников более не осталось. В виду всех этих неурядиц в государстве, царь и мать его не решаются ехать к Москве.
Их успокоили, и 2-го мая 1612-го года совершился
С этой поры присутствие старицы Марфы опять становится незаметным. Из литовского полона возвращается ее муж Филарет Никитич и возводится в высокий сан патриарха Русской земли. Отец и сын вместе правят Русскую землю, и о старице Марфе нет уже упоминаний.
Правда, сильное влияние ее выступает наружу еще один раз – по вопросу о женитьбе сына царя на девице Марье Хлоповой; но об этом мы скажем в своем месте.
Неразрывно с именем Ксении Ивановны Романовой, или старицы Марфы, должно быть поставлено имя боярышни Марьи Ивановны Хлоповой, судьба которой решилась совершенно не так, как желала и надеялась эта молодая девушка, потому только, что Ксения Ивановна в деле Хлоповой приняла решение не в пользу этой девушки.
В 1616-м году, когда юному царю Михаилу Федоровичу было уже около двадцати лет, отец его, Филарет Никитич, заботясь об упрочении престола за своим родом, задумал женить сына, и с этой целью, по примеру Ивана Васильевича Грозного, воспитавшего для своего сына, Федора, невесту с малолетства, взяв для этого во дворец семилетнюю Ирину Годунову, – решился взять ко двору молоденькую девицу, боярышню Марью Ивановну Хлопову.
Боярышню Хлопову, по обычаю того времени, во дворце из Марьи переименовали в Настасью, вероятно, в честь бабки, знаменитой Анастасии Романовны Захарьиной-Кошкиной, первой супруги царя Ивана Васильевича Грозного, и стали называть царевной.
Вдруг царю доносят, что невеста его, боярышня Марья, или царевна Настасья, опасно и неизлечимо больна. Болезнь эта проявилась тем, что боярышню-царевну однажды рвало.
Не расследовав дела, несчастную царевну-невесту тотчас же, вместе с родными ее, ссылают в Тобольск, конечно, за то, зачем они не предуведомили, что боярышня больна и недостойна быть царской невестой.
Филарет Никитич, по-видимому, подозревал, что тут кроется интрига, и потому понемногу начал смягчать суровость ссылки Хлоповой и ее родных, из Тобольска, в 1619-м году, приблизив их в Верхотурье, а в 20-м году передвинув еще ближе – в Нижний.
Но между тем молодой царь оставался без невесты, и Филарет задумал женить его на иностранной принцессе.
С этой целью тогда же, в 1621-м году, отправлено было в Данию, к королю Христиану, посольство, состоявшее из князя Алексее Михайловича Львова и дьяка Шипова.
При этом королю Христиану из Москвы написано было:
«По милости Божьей, великий государь царь Михаил Федорович приходит в лета мужеского возраста и время ему приспело государю сочетаться законным бравом; а ведомо его царскому величеству, что у королевского величества есть две девицы, родные племянницы, и для того великий
Послам дан был наказ следующего содержания:
«Если будут говорить, что королевская племянница для любви супруга своего в русской вере приступит, а креститься ей в другой раз непригоже, потому что она и так христианской веры и крещена по своему закону, – то отвечать: королевской племяннице в другой раз не креститься никак нельзя, потому что у нас со всеми верами рознь немалая: у иных вер вместо крещения обливают и миром не помазывают; так король бы свой племянницу на то наводил, и отпустил ее тем, чтоб ей принять святое крещение».
Если король и его приближенные скажут: «как она будет за великим государем, то пусть сам великий государь ее к тому приводит, а они у нее воли не отнимают, или пусть послы сами говорят об этом с королевской племянницей» – то отвечать, что им самим говорить о том с высокорожденной королевской племянницей непригоже, потому что их девическое дело стыдливо, и им с ней говорить много для остережения их высокорожденной чести непригоже.
Послы должны были промышлять, родственникам и ближним людям невесты говорить всякими мерами, веру православную хвалить и на то невесту привести, чтоб она захотела быть с государем одной веры и приняла святое крещение; к людям, которые будут этим промышлять, быть ласковыми и приятельными, и, если надобно, то, смотря по мере, и подарить, и вперед государским жалованьем обнадеживать.
Если король спросит: будут ли его племяннице особые города и доходы, то отвечать: «если, по божественному писанию, будут оба в плоть единую, то на что их, государей, делить? все их государское будет общее; чего она, государыня, захочет, все будет ей невозбранно; кого захочет, того, по совету и повелению супруга своего, жаловать будет, и тем датским людям, которые будут с нею, неволи и нужды не будет, и чаем, что с ней будут не многие люди: многим людям быть не для чего, у великого государя на дворе честных и старых боярынь и девиц – отеческих дочерей – много.
Если на все это будет получено согласие, то послам просить ударить челом племянницам, и пришедши к ним, ударить челом по обычаю учтиво об руку, и поминки королеве и девицам поднести от себя по сорок соболей или что пригоже, причем смотреть девиц издалека внимательно, какова которая возрастом, лицом, белизной, глазами, волосами и во всяком пригожестве, и нет ли какого увечья, а смотреть издалека и примечать вежливо. Если королева позовет их к руке, то идти; королеву и девиц в руку целовать, а не витаться с ними (не брать за руку), и, посмотрев девиц, идти вон, после чего проведывать, которая к великому делу годна, чтобы была здорова, собой добра, не увечена и в разуме добра, и какую выберут, о той и договор с королем становить, спрашивать сколько дадут за невестой земель и казны.