Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели
Шрифт:
Должен сказать, что времена были тяжкие. Но я уезжал в достаточно бодром настроении. Повторяю, как-то всю войну не терял уверенности в том, что останусь жив, хотя ехал в Сталинград, откуда мало кто возвращался. На аэродроме в Багай-Барановке мне сообщили, что наш полк, только что получивший одиннадцать «ЯК-1», минут пятнадцать как взлетел в воздух, но за ним вот-вот последует транспортный самолет, на который я и сел в последнюю минуту. Летчики пристроили меня в открытом переднем «Моссельпроме», стеклянном открытом носе. Я, в пилотке, мог бы очень сильно простудиться, но в кармане оказалась пара новых теплых портянок, которыми обмотал голову. И все же за два часа полета изрядно простудился. К моему удивлению, транспортник совершил посадку на уже знакомом мне аэродроме в Житкуре, а полк был на аэродроме в Демидове, километров за восемьдесят.
Только через пару дней за мной прилетел «ПО-2», который одолжили в соседнем полку, и я оказался там, где с наибольшим основанием считал себя дома — в родной части. Моя семья ютилась в эвакуации, предвоенная квартира и родные места были заняты немцами, что же я еще мог назвать домом, кроме второго истребительно-авиационного полка, вместе с которым мне мой родной дом еще предстояло отвоевывать?
Я уже вскользь рассказывал об истории второго истребительно-авиационного полка. В Первую мировую войну это был второй авиационный отряд царской армии, который,
Ко времени появления нашего полка под Сталинградом в конце сентября 1942 года, обстановка была следующей: немцы, что вообще-то было им не очень свойственно, и сводило на нет их преимущества в огневой мощи и маневре, упорно прогрызались сквозь развалины Сталинграда к Волге, больше налегая на нож, гранату и приклад, в чем и наши солдаты были большие мастера. Казалось бы, немцам стоит бросить это дело и обойти город, как они умели, но все на свете — приближающаяся зима, все усиливающийся нажим наших, без конца подбрасываемых через Волгу подкреплений, делало их выход из боя в районе Сталинграда не таким уж простым делом. И немцы упорно сражались за каждый метр территории своей будущей ловушки. Наш полк включили в состав 226 штурмовой авиадивизии 8 воздушной армии. Дивизия, которой командовал полковник Горлаченко, постоянно наносила удары по целям в развалинах Сталинграда, на которые ее наводили с земли. Это было мощное соединение, в которое входили 74, 75 и 76 штурмовые авиационные гвардейские полки, которое после Сталинградской битвы было переименовано в Первую Гвардейскую Сталинградскую штурмовую авиационную дивизию. Нас влили в ее состав временно — для поддержки и защиты от истребителей противника штурмовиков «ИЛ-2», идущих на боевые задания. Работка была нудная и противная. Штурмовики, закованные в броню, шли на боевое задание на высоте 100–200 метров со скоростью около 300-от километров в час, а наши скоростные, но прикрытые лишь перкалью и фанерой «ЯКи» должны были тащиться с ними рядом, практически на половине оборотов своих двигателей, зато в полной мере получая сталь и свинец зениток противника.
Немцы редко занимались подобной глупостью. Обычно их истребители летали где-нибудь в стороне, а наши стратеги понимали слово — «прикрывать», как необходимость буквально висеть рядом с бомбардировщиком или штурмовиком. И потому частенько штурмовики возвращались с боевого задания в полном составе, а один, а то и два истребителя горящими факелами ударялись о землю. Эта работа была неблагодарной еще и потому, что все результаты штурмовок относились на счет штурмовиков, а истребители, вроде бы, при сем присутствовали. Но мы честно делали эту черновую работу. Приятно было посмотреть, как прикрываемый нашим огнем штурмовик утюжит немецкие позиции. Бомбы, реактивные снаряды и пушечный огонь, применяемые с короткой дистанции, крушили транспортные средства, артиллерийские батареи, пулеметные гнезда, танки и бронетранспортеры. Пилоты «черных смертей», как называли немцы штурмовик «ИЛ-2», свое дело знали. Во время их штурмовок в Сталинграде, немцы нередко прятались в окопах и отрытых норах, а наши войска поднимались в атаки и, в считанные секунды окопы противников были почти рядом, захватывали утерянные ранее позиции. Кроме всего, это очень поднимало боевой дух наших войск, прижатых к Волге. В бою сразу становилось ясно, кто есть кто. Высокий, русоволосый москвич Константинов, бывший тогда старшим сержантом, а позже маршал авиации, в конце октября 1942-го года в атаке «свечой» сбил над Сталинградом «МЕ-109-Ф». Это очень приободрило всех наших молодых летчиков. Константинов уверенно брал ручку управления воздушного лидерства в полку на себя. После той его боевой удачи летчики долго говорили об умелом маневре «Блондина», как называли тогда и на земле, и в воздухе Анатолия Устиновича Константинова. Он сразу стал популярен в полку. Конечно, у всех летчиков были официальные позывные для связи в воздухе: «Беркут-1», «Беркут-2» и так далее по номерам, ведь главный позывной нашего полка тоже был «Беркут». Но в бою очень неудобно соображать и вспоминать, кто такой, например, «Беркут-5», и ребята, прибывшие в полк летом 1942-го, постепенно становившиеся его главной ударной силой, придумали всем своим яркие, индивидуально определенные, хорошо запоминавшиеся позывные: «Блондин» — Константинов, «Тимус» — Лобок, «Малыш» — Ветчинин, «Граф» — Гамшеев, «Петро» — Дзюба, «Шервуд» — Бритиков и «Иерусалимский казак» — конечно же Роман Слободянюк, еврей по национальности, отлично воевавший. Эти позывные невозможно было перепутать в любой воздушной карусели.
Самое грустное, что самолеты, равные «Мессершмитту», а в чем-то даже его превосходящие, мы получили буквально за несколько недель до конца войны. А сталинградский воз вытаскивали из грязи на «ЯК-1», которые, конечно, значительно превосходили «И-16», но столь же значительно уступали «Мессершмитту». Главным недостатком была низкая, по сравнению с немецкой машиной, скорость — меньше на целых сто километров. А когда истребитель не может догнать противника, которому зашел в хвост для атаки, то он получает от своего огня разве что лишь моральное удовлетворение. «ЯК-1» был вооружен двадцатитрехмиллиметровой пушкой «Швак», стрелявшей через редуктор винта, и крупнокалиберным пулеметом «БС», стрелявшим через лопасти винта, с помощью синхронизатора. Баки с горючим находились в плоскостях, откуда они переливали горючее в третий небольшой бак, в центроплане самолета. На этой машине мы воевали почти до конца войны, и, как не удивительно, даже умудрялись одерживать победы в воздухе.
Итак, наши войска продолжали оборонительный этап Сталинградской операции. Продолжалась и наша нудная, однообразная и опасная работа по сопровождению штурмовиков в бой. Иной раз приходилось без конца кружиться над одним и тем же местом: то немцы захватят развалины Тракторного завода, то наши выбьют их оттуда. Плохо было, что зенитная артиллерия противника прекрасно пристреливала воздушное пространство. Кроме Тракторного завода, постоянными объектами штурмовок «ИЛ-2», которых мы прикрывали, был завод «Красный Октябрь», вернее его развалины, а также руины завода «Баррикады», Бекетовская электростанция, Воропоновский аэродром, аэродром в Гумраке.
После этой директивы наш особист, старший лейтенант Филатов, стал, как борзый пес рыскать по эскадрильям, вынюхивая, что, где, кто сказал. Эта история имела печальные последствия для командира эскадрильи капитана Викторова, о чем в свое время расскажу. Немного отвлекусь, политработников и особистов тогда нередко пускали под нож, когда командиров было жаль или они имели хорошие связи. А на эти две категории военнослужащих любых собак повесить можно. Помню, уже после войны, в Австрии, какой-то пилот-шарлатан, с какого-то дуру, перелетел к злейшему личному врагу Сталина — маршалу Тито. Дело усугублялось тем, что именно к Тито. Начальника политотдела дивизии полковника Мозгового разжаловали и осудили на четыре года лагерей за потерю бдительности и слабую политико-воспитательную работу. Человеку, между прочим, без всякой его вины, поломали жизнь, но механизм, который работал по своим законам, выплюнул Сталину удовлетворяющее его кровожадность решение.
Так что у меня комиссарских обязанностей был полон рот: массовые мероприятия, политические занятия и информации, разбор разнообразных склок и напряженных ситуаций, индивидуальная работа с людьми, организационно-партийная работа, быт, культура и прочее, и прочее. И все же, я хотя бы раз в неделю стремился вылетать на боевое задание. Во-первых, считая неудобным выступать на митинге, как, например, 18-го сентября 1942-го года, вместе с командиром, начальником штаба и летчиком Романом Слободянюком, призывая разгромить под Сталинградом немецко-фашистских захватчиков, а самому отсиживаться в холодке с началом активных боевых действий полка. Кроме того, как летчик, я прекрасно понимал всю опасность потери боевой формы и стремился ее поддерживать. Сразу после этого митинга, посвященного началу активных боевых действий нашего полка под Сталинградом, я, вместе во всеми, вылетел для прикрытия восьмерки штурмовиков, наносивших удар по западной части развалин Тракторного завода. Штурмовики выстроились каруселью и почти полчаса молотили немецкие позиции, до тех пор, пока наши войска не поднялись в успешную контратаку. Уже в конце боя появились «ME-109» и наша первая эскадрилья, которую мы водили в бой с командиром полка, сцепилась с ними в вертящейся карусели. В конце концов, один «Мессершмитт» загорелся и рухнул в развалинах Сталинграда. Победную бочку сделал в воздухе «Тимус» — старший лейтенант Тимофей Лобок. Как всякая победа над таким грозным врагом, этот успех Лобка очень вдохновил всех.
Сложилось любопытное положение: мы постепенно брали верх над немцами, все больше наращивая преимущество. Они оказались в невыгодном стратегическом положении, но, будто каток, крутящийся по инерции, продолжали рваться к Волге, и хотя мы уже явственно ощущали, что до зимы их песня спета, но они все же вырвались к Волге, несмотря на все наши клятвы не дать врагу напиться волжской воды. Правда, он ею и захлебнулся навеки. Мы были еще слабоваты. Например, в нашем полку было всего одиннадцать самолетов вместо тридцати. Летчики пытались компенсировать отсутствие машин, вылетая в бой по три-четыре раза в день на смену, но это было не то. Пилот должен иметь постоянную машину, которую изучил досконально. Боевые действия наших штурмовиков усложнились. Немцы уже заняли почти весь Сталинград, в развалинах которого прятались при появлении наших «Черных смертей» или «Горбатых», как мы их называли. Штурмовать позиции на линии фронта становилось все труднее. 62-я армия под командованием генерала Василия Ивановича Чуйкова продолжала оборонять в самом Сталинграде всего два крошечных участка: один четыреста на двести метров и другой двести на сто пятьдесят метров, прикрывшись склоном волжских обрывов и мертвой зоной, которую немцы визуально не просматривали — своеобразный мертвый конус — обстреливать его было крайне неудобно. Наши сумели извлечь из своего отчаянного положения определенные выгоды, основательно врывшись в кручи, откуда их было не так просто выковырять. Но когда штурмовики заходили на атаку, было очень трудно определить, кто, где находится. И все же, пока на западном берегу Волги наши обороняли хотя бы один метр земли, речь продолжала идти о боях в Сталинграде, а уже одно это поднимало боевой дух всей страны — город продолжал держаться.
Сопровождая штурмовиков, мне не раз приходилось видеть, как немецкие штурмовые наземные группы, перебегая поодиночке, накапливаются в домах, а потом, скорректировав при помощи радиосвязи, артиллерийский огонь, атакуют следующий объект. Мы нередко, используя большую по сравнению со штурмовиками, маневренность своих машин и более широкий обзор, если поблизости не было вражеских истребителей, тоже начинали штурмовку наземных целей пушками и пулеметами своих «Яков». Итак, действия штурмовиков сворачивались, а бомбардировщики полностью их прекратили. Теперь воздушная война над нашими плацдармами в Сталинграде почти полностью легла на плечи истребительно-авиационных полков: второго, девятого гвардейского, тридцать первого гвардейского и семьдесят третьего гвардейского. Почти каждое утро мы встречались с «Мессершмиттами» и выстраивались в смертельно опасной воздушной карусели. Истребители, завывая, даже визжа моторами, гонялись друг за другом. И хотя нас еще не открепили от штурмовиков, уже становилось ясно, что для нас открылся новый фронт боевой работы, и речь скоро пойдет о создании самостоятельной истребительно-авиационной дивизии.