Русские писатели о евреях. Книга 1
Шрифт:
Ахматов лежал в кресле, не дыша. Плавно вышла из дверей высокая женщина.
— Соломон, не убивай его.
— Роза!
— Оставь его, Соломон. Ну чем он опасен?
— Роза, ты дура. Такие люди всего опасней. Пока они есть, революции в России не будет. Идейный жандарм, чтоб я так жил! Но я убивать не стану. Господин поручик сами проснутся у себя в гробу.
На третий день Ахматова похоронили. Перед гробом выступал взвод жандармов с музыкой. Венок от сослуживцев
Газетчики кричали:
— Последние телеграммы из Киева! Покушение на жизнь премьер-министра Столыпина!
Часть третья
Дракон
Христос уставший крест несет.
Уничтожить труп убитого царя поручено трем красноармейцам: Балкаю, Авербуху и Брагину. Привычное дело и легкий труд. У ямы с известью шипит автомобиль, вороны кружатся над тихим полем.
— Ну, Его Величеству еще не очень хочется помирать, — шутливо заметил Авербух, тронув носком сапога слабо вздохнувшее тело.
— Это я ему загвоздил, — сказал Брагин и высморкался в руку. — Ишь, аккурат промеж глаз. Шабаш, крышка.
— Закапывай, — буркнул Балкай.
Он отошел с Авербухом к автомобилю и закурил. Брагин еще раз высморкался, приподнял тело, снял с мертвой руки обручальное кольцо, сунул себе в рот. Он собирался вывернуть карманы, но Балкай крикнул:
— Но, но! — и прибавил что-то не по-русски.
Авербух захохотал. Брагин обиженно швырнул покойника в яму, заровнял, вздохнул, утерся и, подойдя к товарищам, долго сопел и переминался.
Балкай шевельнул усами:
— Ну?
— Стало быть, мне теперича ехать?
— Да. Отправляйся. Вот бумаги.
— Ладно. А за труды-то уж положь сколь ни на есть.
— Держи.
— Ну, спасибо. Маловато сорок-то рубликов. Чай, прибавь.
— Больше не стоит. — Балкай опять сказал нерусское слово и умчался в автомобиле с хохочущим Авербухом.
Брагин подтянулся, поправил фуражку и вынул из-за щеки кольцо. Примерил, но оно не лезло на ноготь мизинца.
— Ладно. Продам. Поди, сотельную дадут.
От Екатеринбурга Брагин ехал в заплеванном вагоне первого класса с ободранными диванами и с выбитым окном. Медленно попивал он коньяк, заглатывая бутылку. Пассажиры на него глядели с тревогой.
— Это ваш, стало быть, дитенок? — указал Брагин на девочку лет семи.
Черноглазая дама в белом вздрогнула и прижала к себе ребенка.
— Да, это моя дочь.
— Ишь ты. Как звать-то тебя, касатка?
— Скажи дяде, не бойся: дядя добрый.
— Соня.
— Софья, стало
— С хутора.
— С футура? У вас, стало быть, футор есть? На футуре хорошо. Собирайтесь дети в школу, петушок давно пропел! — гаркнул Брагин на весь вагон.
Девочка обеими руками вцепилась в мать.
— Одевайтесь попроворней. Смотрит солнышко в окно!
Девочка заплакала.
— Цыть, шкура! Я вас, буржуев, анафемов! Ишь, навалили, полон вагон! Перестрелять всех и больше никаких!
Брагин выхватил револьвер. Истерические крики и женский визг утолили его ярость. Он ухмыльнулся.
— Ладно, пес с вами, — и захрапел.
Малоконский губернский комитет российской коммунистической партии открылся в бывшем губернаторском дворце. Председательствует присяжный поверенный Исакер. Президиум: доктор Розенталь с женой, заведующая отделом народного образования Цацкина, редактор газеты «Малоконская коммуна» Лавринович и литератор из Петербурга Осип Шоколад. Обязанности секретаря несет жена председателя Роза Абрамовна Исакер.
— Товарищи, заседание открыто. И прежде всего поздравляю вас и за вами всю великую свободную Россию. Николай Кровавый со своей паскудной семьей казнен. Эту светлую новость привез нам один из исполнителей народного приговора, товарищ Брагин. Предлагаю выразить ему сочувствие.
Рукоплескания. Брагин угрюмо кланялся.
— Теперь на очереди универсальный вопрос о народном образовании, вопрос реагирующий на всю будущность нашей освобожденной родины. Товарищ Цацкина, изложите ваше мнение.
Цацкина, прокуренная, желтая, в кожаной юбке, наскоро затянулась.
— Я ставлю борьбу с религиозными пережитками на самом переднем плане. В нашей губернии замечается перепроизводство церквей, эксплуатирующих народный труд. Всех этих попов и архимонахов необходимо заставить работать, помещения в алтарях и папертях отвести под театры и кино, так называемые мощи разослать по музеям. Впрочем, о последнем специальном виде религиозного шарлатанства сделает сообщение товарищ Розенталь.
— Товарищ Розенталь, слово за вами.
— Уважаемые товарищи! Мне, человеку науки, смешно доказывать, что никаких мощей нет, что эти нетлеющие тела не что иное, как натуральные препараты, возникшие под совокупным влиянием физиологических и почвенных взаимодействий. Правда, все они издают особый специфический запах, напоминающий атмосферу парфюмерного магазина, но тут, по моему глубочайшему убеждению, действует какой-то бальзамический секрет, возможно, занесенный в Византию из Египта.