Русские поэты. Предсказанный уход
Шрифт:
Что было до рокового июля
Первая ссылка Лермонтова из столицы на Кавказ, в действующую армию, оказалась краткосрочной, всего на год (1837–1838). Причиной ее стало даже не само стихотворение «Смерть поэта» – на смерть Пушкина, а дописанные потом уже 16 финальных строк («Вы, жадною толпой стоящие у трона, / Свободы, Гения и Славы палачи!..»). Доброхоты подбросили текст царю с примечанием: «Призыв к революции». Реакция последовала незамедлительно: арест, высылка из Петербурга – под пули горцев. Но повоевать Лермонтову тогда, собственно, и не довелось. Хлопоты родни вернули поэта домой.
Жить бы ему и творить еще долго на
В 1840-м начинается вторая кавказская ссылка Лермонтова. На этот раз без всяких снисхождений: велено было держать его на первой линии схваток и от пуль не беречь. Нашли кого напугать! Лермонтов, между прочим, состоял в «охотниках», то есть, по-современному говоря, в спецназе, совершал рейды по тылам, в боях с горцами отличался удивительной храбростью и хладнокровием, не раз был отмечен.
Роковой оказалась встреча не с врагами, а как раз с добрым старым знакомцем по юнкерской школе, майором Николаем Мартыновым; это случилось в Пятигорске в середине лета 1841 года.
Место встречи со смертью изменить нельзя
Саму дуэль, произошедшую 15 (по старому стилю) июля 1841 года, и гибель поэта подробно описал в заметках секундант Лермонтова князь Александр Васильчиков. Вот выдержки:
«Однажды на вечере у генеральши Верзилиной Лермонтов в присутствии дам отпустил какую-то новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым. Что он сказал, мы не расслышали; знаю только, что, выходя из дому на улицу, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах», на что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения».
…Больше ничего в тот вечер и в последующие дни, до дуэли, между ними не было, по крайней мере нам, Столыпину, Глебову (другим секундантам) и мне, неизвестно, и мы считали эту ссору столь ничтожною и мелочною, что до последней минуты уверены были, что она кончится примирением.
На этом сокрушились все наши усилия; трехдневная отсрочка не послужила ни к чему, и 15 июля часов в шесть-семь вечера мы поехали на роковую встречу; но и тут в последнюю минуту мы, и, я думаю, сам Лермонтов, были убеждены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут себе руки и поедут… ужинать.
…Когда мы выехали на гору Машук (близ Пятигорска) и выбрали место по тропинке, ведущей в колонию (имени не помню), темная, громовая туча поднималась из-за соседней горы Бештау.
Мы отмерили с Глебовым тридцать шагов; последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде «марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову, и скомандовали: «Сходись!»
Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого
Мы подбежали. В правом боку дымилась рана («Глубокая еще дымилась рана…» – так в стихе! Мистика. – О.Ш.), в левом – сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие».
«…Хотя признаки жизни уже видимо исчезли, но мы решили позвать доктора, – продолжает свои записки князь Васильчиков. – По предварительному нашему приглашению присутствовать на дуэли доктора, к которым мы обращались, все наотрез отказались. Я поскакал верхом в Пятигорск, заезжал к двум господам медикам, но получил такой же ответ, что на место поединка по случаю дурной погоды (лил проливной дождь) они ехать не могут, а приедут на квартиру, когда привезут раненого.
Когда я возвратился, Лермонтов уже мертвый лежал на том же месте, где упал; около него Столыпин, Глебов и Трубецкой. Мартынов уехал прямо к коменданту объявить о дуэли. Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу».
Суть и дело
Сразу же было возбуждено разыскное дело. По предписанию конторы Пятигорского военного госпиталя тело освидетельствовали. Вот что записано в документе:
«При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящем, пробила правое и левое легкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны и при выходе прорезала мягкие части левого плеча; от которой раны Поручик Лермантов (настоящая фамилия Лермонтова была именно такой. – О.Ш.) мгновенно на месте поединка помер. В удостоверение чего общим подписом и приложением герба моего печати свидетельствуем.
Город Пятигорск. Июля 17 дня 1841 года».
Подписали этот документ Пятигорского военного госпиталя ординатор лекарь титулярный советник Барклай-де-Толли и еще четверо присутствовавших при осмотре военных, судейских и жандармских чинов.
Пуля вошла в правый бок ниже последнего ребра, а вышла между пятым и шестым ребрами с левого бока. Почему такая странная косая траектория, если дуэлянты стояли напротив друг друга? Да потому, что идеально ровной поляны не нашлось, а местность при дороге шла под наклоном в 6–7 градусов. Лермонтову по жребию досталась позиция повыше, а Мартынову ниже. Соответственно и стрелял он, приподняв ствол пистолета, как утверждают некоторые исследователи.
Но если взять анатомический атлас и провести под-над ребрами линию, как описано, то будет не 6–7 градусов, а все 45! Это Лермонтову надо было на скале стоять, а Мартынову у ее подножия. Что же произошло? Разгадка, как мне кажется, вот в чем. Скорее всего, пуля, попав в правый бок, дала рикошет, и поэтому получился такой странный раневой канал.
Другого объяснения нет. Пуля срикошетила.
А во всем ли точен секундант Лермонтова князь Васильчиков, рассказывая про дуэль? В одной очень важной детали – нет. Его повествование относится к жанру мемуаров и писалось много лет спустя. Престарелый князь мог подзабыть, с какого точно расстояния был произведен смертельный выстрел.