Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания
Шрифт:
Все, и ламутские, и чуванские, учились в марковской школе, жили в интернате, и сейчас дети и внуки… все женятся друг на друге, все перемешались. Думаю, что когда были отдельные колхозы в Чуванском и Ламутском – они жили отдельно. А когда в марте 1960 года создали совхоз «Марковский» с отделениями – тут началось смешение, потому что появилось одно единое хозяйство. А до этого, думаю, жили более обособленно. Детдом, интернат – это все заставляет людей больше соприкасаться (м 40 МК).
К этой централизации постепенно привыкли, и наступивший после 1991 года организационный хаос, когда каждый поселок был предоставлен самому себе, воспринимается как зло. На территории «марковского куста» остается сейчас одна объединяющая структура – управление жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ), которая и обеспечивает связи и совместную борьбу за выживание, но, конечно, не способна как-либо повлиять на конфигурацию identity живущих здесь людей:
В 1990-е годы центр экономической жизни сместился от совхоза в ЖКХ: теперь все вертится вокруг них. Это единственное, что осталось от централизации: поселки Чуванское, Ламутское, Марково объединены в единый ЖКХ. Администрация в каждом поселке
Несмотря на постоянно подчеркиваемое и нашими информантами, и нами в этой книге единство территории «марковского куста», современная ситуация, прежде всего экономическая, в разных поселках все же несколько различается. Прежде всего, Марково по-прежнему считается центром всего «куста» и выполняет в каком-то отношении ту же роль, что поселок Провидения, центр Провиденского района, – для поселков Юго-Восточной Чукотки или поселок Лаврентия, центр Чукотского района, для поселков Северо-Восточной Чукотки: из небольших сел, спасаясь от безработицы и голода, жители норовят перебраться в райцентр, а жители райцентра – в столицу округа или, в случае Маркова, в соседний Магадан. Возникает цепочка переездов из мелких поселков в крупные, из крупных – в райцентры, из райцентров – в Анадырь. Впереди этого «великого переселения» еще в конце 1980-х – начале 1990-х годов прошла мощная волна русских, выехавшая из Анадыря, Маркова и других мест на материк и освободившая большое количество жилья и рабочих мест, которые теперь по мере сил заполняются прежде всего старожилами. В результате этих переселений старожилы оказались основной, титульной этнической группой Маркова – того самого Маркова, где решаются все вопросы и куда жители окрестных сел стремятся переехать.
Во-вторых, складывается впечатление, что в отношении оленеводства есть обратная зависимость между тем, насколько далеко то или иное село продвинулось по советскому пути в предшествующие десятилетия, и современным положением этого села: чем более было советизировано село, чем более успешно развивалась его экономика в условиях государственных дотаций, тем более резкой и болезненной была утрата в одночасье этой государственной поддержки; напротив, чем традиционнее и упорнее в своей традиционности было село, тем легче ему было после 1991 года сохранить хотя бы какое-то подобие работающей экономики.
К сожалению, мы не имеем собственных наблюдений на этот счет, поскольку поработать в Ламутском, Чуванском и других мелких селах нам не удалось; однако наши информанты единодушны в этом вопросе.
Один из наших собеседников, рассуждая вслух, пытался понять, почему в селе Усть-Белая, где живут «одни чукчи» и где ему в 1970-е годы, в бытность его совхозным специалистом, было так трудно объяснить оленеводам, как нужно правильно оформлять отчетность и «делать экономический анализ», тем не менее сегодня все олени сохранены в целости – хотя эти оленеводы явно менее грамотны, чем в Чуванском. Напротив, в чуванских стадах «каждый оленевод может самостоятельно составить месячный отчет» – а стада растеряли. Результаты его размышлений для него парадоксальны:
В Усть-Белой люди с виду забитые, несмелые… Зато у них олени почти все целы. Потому что там силен патриархальный уклад. Там в тундре старики, женщины, бабки, деды, отцы, сыновья, внуки – все вместе. Т. е. там полноценная семья, полноценная среда. Здесь же у нас женщины из тундры бегут, полно холостяков, даже женатые мужчины зиму в тундре проводят одни. Стариков кормить в тундре невыгодно, они получают пенсию, их в поселок отправляют. Но зато, с другой стороны, все наши оленеводы грамотные, каждый может самостоятельно составить месячный отчет. А в Усть-Белой этого не сумеет сделать никто, только специалист. Наверное, нигде по Чукотке нет таких грамотных оленеводов, как у нас… И при этом эта грамотность, это образование сыграли отрицательную роль. И так плохо, и так нехорошо… (м 40 МК).Другой собеседник отмечал, что положение в Чуванском и Ламутском разное. В Чуванском сегодня многие дети недоедают, в Ламутском лучше: там сильные традиции, если кто-то добыл на охоте мясо – он обязан поделиться со всеми. В Чуванском – каждый за себя, потому что много пришлого населения: многие женщины привозят с собой мужей, когда возвращаются с учебы. А вот высказывание о Ваегах:
Оленеводческий совхоз [в Ваегах] был хороший, сейчас все порушилось… совхоз в очень тяжелом положении, на грани краха. Когда совхоз все объединял, Ваеги было очень процветающее село. Совхоз держал детский сад, школу, больницу, было строительство. А сейчас… в 1994 году поселок был на грани замерзания, мы чудом его удержали. Сейчас перевели на жидкое топливо, стало полегче. Но у нас есть средства только на минимальное поддержание жизни (м 40 МК).
На особую традиционность, патриархальность Ламутского указывали по разным поводам практически все наши собеседники; не исключено, что относительно благополучное положение в этом селе (по сравнению с Чуванским и Ваегами) связано именно с этим. Естественно, говорить о благополучии можно лишь с очень большими оговорками: фактически речь идет не более чем о выживании села с помощью оленеводства. Однако тот факт, что в «традиционном» Ламутском (и в чукотском поселке Усть-Белая) состояние оленеводства удовлетворительное, а в «прогрессивном» Чуванском (и в чукотском поселке Ваеги) оленеводство в гораздо более тяжелом положении, нельзя обойти вниманием.
В этом отношении и само Марково значительно благополучнее, чем многие другие села Чукотки, прежде всего благодаря особому, уникальному климату, позволяющему заниматься огородничеством и – шире – сельским хозяйством, т. е. особой, не похожей ни на оленеводство коренных, ни на работу за зарплату русских деятельностью, развитость которой явно является еще одним способом поддержания своего «старожильческого самосознания».
Как самоотверженно работали «на земле» еще при колхозах, вспоминают многие и противопоставляют те времена нынешним, когда «молодежь работать не хочет»:Тут колхозное поле было, турнепс
Одна из старейших жительниц села вспоминает о хозяйственном укладе «до колхозов»:
Раньше огороды были грядками. Сейчас полями, а раньше грядками – репу, картошку. Капусту просто посадим, бросим и уедем на рыбалку. Приедем – удивляемся – что за головы? За ней не ухаживали. Рыбачили кету, нельму, чиров… Большие уловы были. 24 собаки было у папы. Пушнину сдавал – американцы здесь были. Американцы давали сахар, масло за пушнину… Женщины шили торбаза, шкуры выделывали. Табунщики, в табунах они по-разному шьют, а у нас по-разному шьют. Рoвдуги выделывали, замшу. Перчатки шили, тапочки, рукавицы. Мама перчатки вышивала, тапочки. Не на продажу – продавать некому… (ж 23 МК).
Ср. описание сегодняшней хозяйственной деятельности в Ламутском и Чуванском:
В Ламутском… картошку сажали. Сейчас сажают около домов, на участках, а совхозных полей нет. Но мало кто сажает, только начали – раньше ведь продукты были. Есть теплицы почти у всех. Охота есть: на уток охотятся только поселковые, я больше на крупную дичь, оленеводы вообще на мелочь не охотятся. Охотимся на лося, на дикого оленя, на зайцев, на куропаток. Рыбачат. Женщины рыбачат, дети. Кета, голец, форель. Ягоды тоже, как здесь. Все собирают (м 60 МК). В Чуванском сажают картошку, у нас была теплица и огород. Раньше не сажали, стали сажать только в 90-е годы, когда стало трудно жить… раньше ведь легко было, привозили и картошку, и капусту осенью, мы все покупали (ж 38 МК).
Восстановление огородничества и заготовок, конечно, вынужденная мера: все, с кем нам удалось поговорить, подчеркивают это: приходится выращивать свои продукты, поскольку нет возможности купить продукты в магазине. Размеры заготовок напрямую зависят от экономического положения: после Второй мировой войны, в очень трудное и голодное время, заготовок было много, в 60–70-е годы – меньше, сейчас вновь пришлось обратиться к ним. Однако это не просто «не от хорошей жизни»: это своего рода постоянный ресурс, запасной выход марковцев, отличающий их как особую группу.
Этот постоянно присутствующий, но используемый лишь по мере надобности ресурс составляет важное отличие жителей «марковского куста» как от приезжих русских, которые в массе своей горожане и привыкли к работе за зарплату, так и от «коренных», которые в массе своей оленеводы. И для первых, и для вторых (в разной степени и по разным причинам) крушение советской системы было катастрофой – а марковцы снова выжили, снова продемонстрировали свою непохожесть на другие народы, свою отдельность, как демонстрировали ее на протяжении полутора веков своей жизни на Анадыре, при всех властях, при любых изменениях политики и экономики.
Вот что ответила одна их наших собеседниц на вопрос о будущем Маркова:Я думаю, что мы никуда не денемся, мы выстоим, потому что каждая семья – трудяги. Мы картошку посадим, капусту посеем, теплицы у всех, единственное, если прекратится авиасообщение… Но такого, наверное, не будет (ж 54 МК).
Заключение
Мы хотели бы теперь суммировать некоторые результаты в отношении рассмотренных выше трех общин и оценить сходство и различие между ними. Как ясно из предшествующего изложения, сходства между Походском и Русским Устьем больше, чем между Марковом и любым из двух других поселков. Первая и самая очевидная причина этого – географическая: Марково расположено в полосе лесотундры, в то время как Русское Устье и Походск – типичные тундровые поселки. Кроме того, Марково расположено в среднем течении Анадыря, а Походск и Русское Устье – в устьях рек, неподалеку от моря. Эти различия в географическом положении определяют и различия в хозяйственном укладе: походчане и русскоустьинцы живут в условиях изобилия рыбы, марковцы кроме рыболовства занимаются еще и огородничеством. Кроме того, Марково – райцентр, имеющий всю обычную инфраструктуру, Походск и Русское Устье – небольшие и труднодоступные поселки. Русское Устье даже более изолировано, чем Походск (в который, несмотря на довольно хорошее развитие транспорта, тоже бывает непросто попасть, особенно весной и осенью). Наконец, Марково административно относится к Чукотке, Походск и Русское Устье – к Республике Саха (Якутия). Якутия – относительно богатый регион (по сравнению с другими северными территориями), обладающий также своими особенностями в законодательном и административном отношении.
Необходимо отметить также, что Походск и Русское Устье, хотя и имеют много сходного, все же демонстрируют и некоторые различия. В экономическом отношении различия на первый взгляд довольно существенные: в Походске сохраняется совхоз, в Русском Устье создана родовая община. Однако эти различия при более внимательном анализе оказываются не более чем различиями в названиях: экономическая организация и уровень экономического благосостояния в этих двух поселках очень близки. Более важно, что в Походске живет больше молодежи и людей среднего возраста, чем в Русском Устье, что может иметь значение для будущего этих поселков. (Интересно, что из Походска в райцентр Черский уезжают преимущественно пожилые люди, а в Русском Устье ситуация обратная: в райцентр Чокурдах стремятся уехать молодые и люди среднего возраста.) Кроме того, Походск – один из немногих северных поселков, население которого на протяжении 1990-х годов постоянно росло. В Русском Устье больший процент браков между своими – по-видимому, по причине большей изоляции поселка. В Походске, с другой стороны, меньший процент официально зарегистрированных браков. Наконец, в советской истории были попытки переселить или закрыть Походск, в отношении же Русского Устья подобных намерений никогда не было (мы не считаем перенос поселка на другое место, чуть ниже по течению Индигирки).