Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания
Шрифт:
…сейчас коренные жители духом воспряли. Сейчас больше ценятся способности. А тогда коренные жители работали больше на подсобных работах.
Под коренными жителями он имеет в виду, естественно, марковцев – таких же, как он сам, родившихся здесь и постоянно живущих в селе людей. Однако в Маркове до сих пор многие (если не большинство) руководящие должности (директор совхоза, главврач больницы, директор ЖКХ, директор школы, начальник милиции) заняты все же приезжими. Что касается занятости населения, то положение примерно следующее. В приведенной ниже таблице 4.1 цифры приблизительные и, видимо, слегка завышенные: эти данные получены в администрации села, а администрация сейчас не всегда способна, да и не хочет оперативно следить за движением населения, занятостью и т. п. Кроме того, многие жители села наверняка числятся более чем на одной работе, поэтому при численности примерно 900 человек взрослых и численности детей только школьного возраста в 1997/98 учебном году 288 человек общее количество жителей Маркова в таблице приближается к тысяче.
Таблица 4.1. Занятость населения в поселке Марково, 1998.
Работники
Работники совхоза – коренные жители – не имели права ловить кету [в 1975-м и следующих годах]. Рыбы мне продавали столько, сколько я мог купить, икры выделяли 5 литров, и все. Больше я не имел возможности ее купить. В 1989 году меня избрали председателем профкома, и я решил выяснить, почему нам, коренным жителям, работникам совхоза, нельзя ловить рыбу. Выяснилось, что нам на это отпускался лимит в 20 тонн в год – он должен был раздаваться бесплатно. Но те, кто знал об этом, перевели этот улов на хозяйственные нужды и стали эту рыбу, которая нам полагалась бесплатно, нам же и продавать. Восстановили [порядок], посчитали на каждого, оказалось, всего 12 тонн. Мы создали бригаду, первый год ловили централизованно, а потом стали каждому выдавать такой талончик на вылов. Потому что я считаю, что лов лососевых – это для человека праздник. Это раз в году бывает. Выезжают семьей, с друзьями, и лови, соли – пользуйся (м 48 МК).
Эта ситуация сейчас тоже меняется, прежде всего – в результате того, что старожилы оказались в Маркове на руководящих постах и сумели повлиять на систему распределения лицензий и прав (состояние, которое наш собеседник застал, заняв должность главы администрации, он квалифицировал как «прямой грабеж») [109] . Однако и сами старожилы, похоже, умело воспользовались некоторой растерянностью властей и административной неразберихой начала 1990-х. По словам одного из наших информантов, дети, попадая в интернат, теперь сами выбирают себе национальность, под которой их записывают, причем предпочитают выбирать национальность из «коренных», потому что это дает льготы. В систему льгот, как мы уже писали, входят нешуточные для сегодняшних марковцев блага: возможность поступать в вуз по контракту (между совхозом или администрацией и вузом заключается контракт) с оплатой обучения за счет государства (дорога и проживание – за счет родителей); запрет на увольнение с работы; право бесплатного приобретения лицензии на отлов рыбы; преимущество при получении жилья; право приобретать оружие мальчикам с 14 лет [110] . При этом, по словам одной из информанток, дети обычно не хотят писаться чукчами – это непрестижно. Но мой вот сын записался чукчей, хотя ни языка, ни внешности у него нет. Почему? – ответил: «Мама, а вдруг я поступать [в вуз] надумаю по контракту? (ж 54 МК).
Жители Маркова, таким образом, прекрасно осознают, что на происхождении можно «играть» – и многие этим пользуются. Так же, как соответствующее происхождение может являться достаточным признаком отнесения себя к той или иной «национальности», существуют многочисленные примеры, когда человек «записывается эвеном или юкагиром» ради получения каких-то льгот и преимуществ без особых на то оснований – подобно тому, как в XIX столетии все стремились «записаться казаками» или породниться с казаком. Эти случаи известны, охотно пересказываются, а герои таких историй часто становятся объектами беззлобных насмешек. Это имеет место и в других старожильческих регионах. Так, на вопрос, есть ли в Русском Устье юкагиры, собеседница отвечает:
Есть. Мы даже всегда смеемся: ты – юкагир. У него мама юкагирка. Ну, можно сказать, он – юкагир. Г: Сам записался просто? Инф: Да, он записался и детей своих записал юкагирами. Малая национальность же. Ш: А там какие-то льготы полагаются? Инф: Да, скорее всего. При поступлении там или еще где-то. Да сейчас на это не смотрят. Сейчас надо деньги везде. Тут, там. Тут заплатил, там заплатил – все тебе будет. Не заплатил – так ты хоть юкагир, хоть ты американец, хоть ты русский, хоть ты африканец. Разницы нету… Да, он – юкагир, мы даже над ним подшучиваем» (ж 70 РУ).
Эта игра (распространенная на всей территории бывшего СССР [111] ) – игра в то, кем нужно прикинуться, чтобы получить от государства максимальную выгоду, – существовала и существует на всех уровнях, в том числе и на уровне сегодняшней поселковой власти. Глава марковской администрации задумчиво сказал нам: «Марково считается поселок городского типа, а не село, поэтому мы выпадаем из программы поддержки национальных сел. Нам было бы выгоднее числиться селом».
Иными словами, в советские годы социально-экономическое положение старожилов было крайне невыгодным: они не были «настоящими русскими» и, следовательно, не получали (до 1968 года) северных надбавок и не допускались приезжими, которые рассматривали их как «чужих», до выгодных рабочих мест. Но они не были и «коренной национальностью» – и, соответственно, не получали никаких положенных «коренным» льгот. Сейчас это положение меняется: не отступая
Это, естественно, вызывает недовольство как со стороны «настоящих русских», так и со стороны «коренных». От многих «настоящих русских» мы слышали раздраженные и довольно оскорбительные высказывания по поводу интеллектуального уровня чуванцев, в особенности – умственных способностей школьников-марковцев, учащихся в анадырских школах. По-видимому, этой же подспудной борьбой за ресурсы объясняется и уже приводившаяся фраза одного чукотского депутата, что «чуванцы – это не народ и не люди».
Положение марковцев на этнической карте Чукотки в 1960– 1970-е годы и, соответственно, степень изменения этого положения хорошо видны из следующей истории. В 1968 году в Марково прислали нового парторга совхоза – чукчу из Рыркайпийской тундры (его сводная сестра, считавшаяся ламуткой, жила в Маркове, была замужем за председателем сельсовета – чуванцем). Вот что рассказывает жена парторга:
Марковские занимались своими делами, огород сажали. Мне это было внове: первый год собрали всего четыре мешка картошки, потом все больше и больше. И капусты урожай снимали. Я тогда поняла, что человек может своим трудом себя прокормить [см. ниже об этом «чисто марковском» варианте экономики]. …марковские – очень дружелюбные, приветливые, хотя я и немного с ними общалась, не получалось: у нас и жизнь, и взгляды, и воспоминания разные… Они не русские вроде бы, но и не наши, не как вот мы сами себя считаем. У них своя жизнь, свой диалект и своя культура. И от русских, которые жили в Марково, они тоже отличались (ж 35 АН).Здесь любопытно то, что парторгом в старожильческое село Марково присылают чукчу – в полном соответствии с советской политикой продвижения представителей «коренной национальности» на руководящие посты низового звена: должность председателя сельсовета отдали чуванцу, но высший партийный пост в селе должен был занять «представитель коренной национальности». Его жена репрезентирует (и, видимо, воспринимает) старожилов как «других», отличных как от русских, так и от «коренных» – но вполне симпатичных и милых людей. И далее следует очень интересный пассаж:
Хотя все мы и старались освоить эту новую жизнь – они в меньшей степени ее восприняли, чем мы, чукчи. Я выросла в яранге, но мы стараемся это [русифицированный, городской образ жизни] поддерживать для себя, когда переезжаем в другое место…
То есть, по ее мнению, образованные чукчи-горожане, занимавшие относительно высокие посты, были в советские годы более успешны в восприятии европейской культуры, чем чуванцы-старожилы. В те годы это воспринималось как «отставание» старожилов и составляло, возможно, предмет гордости для «малочисленных народов Севера», однако сейчас выясняется, что чуванцы (марковские старожилы) не так доверчиво, как другие, клюнули на соблазн советизации, в большей степени сохранили свою устойчивую оседлую традицию и свою identity и, как мы постараемся показать ниже, теперь благодаря этому в каком-то отношении оказались в выигрыше. После 1991 года государственные дотации прекратились, однако совхоз «Марковский» сохраняется до сего дня; его продукция – оленье мясо и рыба. Никаких родовых общин, в отличие от Якутии, здесь не создавали; из новых демократических институтов имеется лишь ассоциация коренных жителей «Мое Марково», зарегистрированная в марте 1990 года. Ассоциация образовалась самостоятельно, по инициативе жителей, однако через некоторое время из округа пришел типовой устав, в соответствии с которым в члены ассоциации должны были принимать не только коренное население, но всех желающих. Поначалу в ассоциации было около 150 членов, к 1999 году осталось около 25, и существовать на мизерные членские взносы она бы не смогла. К счастью, администрация поселка оказывает ассоциации финансовую помощь. Вот как описывает деятельность ассоциации ее председатель:
Основная задача ассоциации – поддержать людей. Ассоциация купила два мотора, возили людей на рыбалку. Помогали способным детям поступать в вузы, ходатайствовали перед администрацией. Сейчас это уже не нужно, так как администрация сама дает направление на учебу. Ассоциация занималась и политической деятельностью. В 1990 году на выборах председателя поссовета мы поддержали <нынешнего председателя> против <его конкурента>, собрали за ночь много подписей, и NN выиграл с перевесом в несколько голосов. В 1994 году ассоциация опять поддержала <нынешнего главу администрации> против <второго кандидата-чуванца> и <другого – приезжего> на выборах главы администрации. Мы буквально с каждым депутатом отдельно говорили, и NN победил. Наше село под давлением ассоциации заключило договор с золотопромышленниками. По этому договору те обязаны предоставлять селу рабочие места, развивать его инфраструктуру, беречь природу и платить в фонд села 2% от выручки. У золотопромышленников есть лицензия, но добычу золота они пока не начали, поэтому никаких денег мы пока не получаем. Вначале, когда золотопромышленники приехали к нам, был сход жителей села, и все были против разработок [по экологическим причинам, видимо], потом приехал их генеральный директор, встретился сначала с руководством ассоциации, потом с администрацией, потом с жителями. Мы объяснили сходу, что это нам выгодно, и заключили договор.
Этой ассоциации, конечно, еще далеко до того сельского схода, который решал в начале века ежедневные проблемы жизни села, однако это явный шаг на пути к самоуправлению, причем самоуправлению по территориальному признаку, что для марковских старожилов и знакомо, и понятно. Распад централизованной советской системы оказал прямое воздействие и на структуру «марковского куста», и на самосознание людей, живущих здесь. По мнению наших информантов, в период существования колхозов жители Маркова, Чуванского, Ламутского «жили отдельно», а после объединения всех в один совхоз в 1960 году все смешалось, и прежде всего потому, что с закрытием колхозов в более мелких селах закрыли и школы и все дети стали учиться в марковском интернате: