Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Шрифт:
Итак, 20 июля 1739 г. русские студенты покинули Марбург, направляясь во Фрейберг на попечение химика И. Ф. Генкеля. Вольф провожал своих учеников до городских ворот и, согласно предусмотрительной инструкции Академии, вручил им деньги на дорогу не раньше чем увидел, что они сели в карету. Расставание с учителем, которого русские студенты на протяжении двух с половиной лет видели почти ежедневно, было трогательным: казалось, они искренне сокрушались о том, что доставили ему столько бед, а Ломоносов «от горя и слез не мог промолвить ни слова».
Об окончании учебы Ломоносова и его спутников в Германии здесь упомянем лишь кратко. Условия жизни и быт Фрейберга в Саксонии, несмотря на наличие здесь «Берг-академии», резко отличались от университетского Марбурга простотой и суровостью. Стесненные финансовые обстоятельства, в которые с самого начала студенты были поставлены
Именно в это время Марбург покинул Христиан Вольф. В начале декабря 1740 г. проходили его проводы в Галле, в которых Ломоносов без сомнения принимал участие. Но даже из Галле немецкий просветитель продолжал помогать своему ученику: именно Вольф оттуда переслал ему вексель из Академии наук, предоставлявший средства на обратную дорогу, и даже поручился за Ломоносова по очередному, не столь большому как раньше долгу, оставшемуся в Марбурге. 8 июня 1741 г. Ломоносов прибыл в Петербург, а его товарищи, продолжая учебу у Генкеля, еще почти три года «не могли для долгов в отечество возвратиться» [244] . Разрешение денежных трудностей произошло только тогда, когда финансирование оставшихся во Фрейберге Виноградова и Райзера, благодаря хлопотам отца последнего, перешло от Академии наук к Берг-коллегии.
244
Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 38, 275.
Оценивая в целом итоги первой командировки русских студентов из Академии наук в Германию, отметим, что, несмотря на все высказанные трудности, она имела несомненный успех. Имена двоих из трех посланных студентов оказались вписаны в историю русской науки. Для гениального Ломоносова Марбург был очень важной школой, окончательно сформировавшей его научное мировоззрение, открывшей перед ним через вольфианскую философию новую рационалистическую картину мира, основанную на математике и естествознании, которой он, хотя и расходясь с Вольфом по многим конкретным вопросам, будет следовать в своей ученой деятельности. Теплые же личные отношения с учителем Ломоносов сохранит до конца жизни: последнее письмо Вольфа, в котором тот радовался, что его ученик «великую честь принес своему народу», было послано из Галле 6 августа 1753 г. — за год до смерти философа [245] . Кроме того, именно во время учебы в Марбургском университете определились литературные интересы Ломоносова, и он увлекся литературой немецкого классицизма, главным авторитетом в которой для него явился ученик Вольфа И. Готтшед.
245
Там же. С. 572.
Д. И. Виноградов, после того, как в Марбурге так бурно пронеслась его студенческая юность, усердно учился у Генкеля, посещал горные шахты, составил коллекцию руд и, вернувшись в Россию, прославился как создатель русского фарфора, возглавивший Императорскую порцелиновую (фарфоровую) мануфактуру [246] . Лишь о научной деятельности Г. У. Райзера нам ничего не известно: по словам Ломоносова, советник И. Д. Шумахер приглашал его в Академию наук, обещая должность профессора химии, но Райзер, уже почувствовав на своей судьбе прелести академического управления, или, как его называли, «шумахерщины», наотрез отказался [247] .
246
Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 276.
247
См.: Безбородов М. А. Д. И. Виноградов — создатель русского фарфора. М.; Л., 1950.
Заметим также, что именно «шумахерщина» показала
Академические командировки
На рубеже 1740—1750-х гг. Петербургская академия наук вновь остро испытала недостаток отечественных кадров. Согласно Уставу, подписанному императрицей Елизаветой Петровной в 1747 г., при Академии полагался университет, но наладить в нем регулярное чтение лекций, как и в петровское время, никак не удавалось: для этого не хватало ни достаточного числа профессоров (многие академики по предлогом занятости уклонялись от преподавания), ни слушателей. В академической гимназии, которая по-прежнему была призвана готовить подрастающую смену для Академии, учили в основном учителя-немцы, не знавшие русского языка, что также не могло привлечь туда много учеников.
Поэтому решение о новой командировке на учебу за границу двух русских студентов, принятое в 1751 г., диктовалось прежде всего желанием преодолеть эту ситуацию и ввести в состав Петербургской академии наук молодых отечественных ученых. В то же время, отличием этой поездки от прежней служило то, что посылавшиеся — Семен Котельников и Алексей Протасов — были уже далеко не юношами (первому исполнилось двадцать восемь, а второму — двадцать семь лет) и имели в Академии должности адъюнктов. Таким образом, речь уже не шла об отправке незрелых учеников за первыми познаниями в науке, но скорее о совершенствовании, повышении образования командируемых до европейского уровня.
Неудивительно, что первый из них, С. К. Котельников, собственно на университетских скамьях провел не так много времени. Ученик Феофана Прокоповича и Ломоносова, прошедший курс обучения сначала в Александро-Невской семинарии, а затем в академической гимназии, он выбрал основной своей специальностью математику. Перед отправкой за границу студенческие научные работы Котельникова были одобрены Ломоносовым, а сам он выдержал экзамен в присутствии академиков, после чего был произведен в адъюнкты и направлен за границу. 6/17 сентября 1751 г. Котельников прибыл в Лейпциг, а 23 сентября 1751 г. был занесен в матрикулы Лейпцигского университета.
Принимал его здесь профессор высшей математики Готфрид Гейнзиус, уже давно тесно связанный с Академией наук и способствовавший установлению новых контактов между Лейпцигским университетом и Россией в 1750-е гг. Гейнзиус родился в 1709 году в г. Наумбург в Саксонии и учился в Лейпцигском университете сперва богословию, затем математике. В 1734 г., получив ученую степень магистра, он обратил на себя внимание известного математика из соседнего Виттенбергского университета И. Вейдлера, по рекомендации которого в 1736 г. был приглашен в Петербургскую академию наук. Выполняя здесь роль помощника астронома Н. Делиля, Гейнзиус в отсутствие последнего, выехавшего в экспедицию в Сибирь, с 1741 г. занял должность ординарного профессора астрономии, успешно проводил наблюдения, занимался теорией кометных хвостов, совместно с Эйлером работал над составлением «Генеральной карты России». Однако после возвращения Делиля в 1743 г. их отношения испортились, в результате чего Гейнзиус вынужден был подать в отставку, уволился из Академии в мае 1744 г. и вернулся в Лейпцигский университет. Однако его переписка с Академией не прерывалась: с 1747 г. он был избран ее почетным членом и получал ежегодную пенсию, в последующие годы активно участвуя в приглашении новых академиков, а затем в поиске профессоров для новооткрытого Московского университета [248] .
248
Пекарский П. П. История императорской Академии наук в Петербурге. Т. СПб., 1870. с. 369, 577–581.