Русские вопреки Путину
Шрифт:
Нерусь. К дефиниции одного понятия
Исходным текстом является статья Константин Крылов: Русь и Нерусь, впервые опубликованная 7 октября 2003 года в Русском Журнале. В новой редакции, представленной на сервере «Традиция», она была разбита на два отдельных текста: «Прогнать чертей» (о событиях 1993 года) и собственно «Нерусь».
Традиционная ошибка традиционного национализма состоит в том, что, выделяя нацию в качестве субъекта исторического действия, он не видит иных субъектов, действующих на той же арене. Отсюда представление о том, что нации может противостоять только другая нация.
Подобная теория хорошо описывает определенную часть исторических фактов, но все же не все факты. Зазор обычно заполняется введением скрытых сущностей, то есть конспирологическими теориями разного толка. Например, классический антисемитизм, равно как и антимасонерия, понимают «мировое еврейство/масонство» примерно так же, как современная физика – «скрытую массу» Вселенной: нечто, ускользающее от восприятия и тем не менее действующее [79] .
Несколько дальше заходят те, кто постулирует существование квазинациональных сущностей: например, Лев Гумилев с его понятием «антисистемы».
Однако, проблему можно решить иначе, предположив, что нации и ее интересам может противостоять любое сообщество, устроенное на любых принципах, и объединенное только «отрицательным интересом» по отношению к данной нации. Это, кстати, парадоксальным образом возвращает нас к основаниям националистического дискурса: французская «нация» как органическое целое против «аристократов» как «класса» [80] , недолжным образом выделившегося из национального тела и паразитирующего на нем [81] .
Специфика русской истории состоит в том, что на протяжении последних столетий русским как нации противостоит некое сложное образование, которое я предлагаю называть Нерусью [82] .
Нерусь – это совокупность народов, классов, социальных групп, а также профессиональных, конфессиональных и иных сообществ, стремящихся подчинить, подавить или даже уничтожить русских как народ и Россию как самостоятельное государство.
Причины этого стремления не столь важны, и к тому же сильно варьируются. В сущности, они могут быть любыми – начиная от вполне рациональных, экономических соображений (например, желания «пограбить»), и кончая иррациональной, абсолютно беспричинной, «животной» ненавистью ко всему русскому. Следует понимать: когда речь идет о ненависти, ее
Не нужно представлять себе это сообщество как «нацию», особенно в «биологическом», «расистском» ее понимании – хотя бы потому, что в него входят и многие этнические русские [84] . В него же входят и такие экзотические образования, как, например, «правящие круги» (иногда очень узкие) некоторых государств, население которых при этом относится к русским индифферентно или даже позитивно [85] .
Особенно же скверно то, что так называемые «правящие круги» самой России довольно часто либо сами принадлежали к Неруси [86] , либо, как минимум, были обязаны считаться с ее интересами.
Важно понять, что в самом факте существования «антирусского сообщества» нет ничего оригинального. Сейчас, например, существует (и хорошо известно) «антиамериканское сообщество», куда входят самые разные силы – начиная от отдельных интеллектуалов-нонконформистов и кончая народами и государствами, сделавшими антиамериканизм частью своей идентичности [87] . Нерусь уникальна другим: это самое старое и самое сильное антинациональное сообщество из всех существующих на сегодняшний день [88] . Его история насчитывает несколько веков, причем практически всегда оно было сравнимо по своей силе и возможностям с русским государством и русским народом.
Несколько раз Нерусь захватывала (тем или иным путем) власть в России, после чего принималась подчинять себе или просто уничтожать русских. Последний раз это произошло в 1991 году, когда антирусски настроенная часть населения сумела, прикрываясь «антикоммунистическими» и «антисоветскими» лозунгами, захватить власть в стране.
Уникальность нынешней ситуации состоит в том, что если раньше Нерусь стремилась к подчинению и эксплуатации русского народа, то теперь она поставила своей целью его физическое уничтожение, вымирание (точнее, вымаривание) русских – с последующим присвоением природных (прежде всего минеральных) ресурсов «этой страны».
Именно поэтому в современной России ЕДИНСТВЕННОЙ абсолютно запрещенной идеологией является русский национализм – будь он умеренный, «экстремистский» или какой бы то ни было другой.
Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать самые ходовые лозунги нынешнего режима. Эту интересную задачу мы оставляем нашим читателям. Впрочем, приведем один – но характерный – пример. Невинное вроде бы выражение «многонациональное государство» применительно к России означает лишь одно: нерусское государство, государство не для русских. Доказать это несложно: приведенное словосочетание используется как антоним слогану «Россия для русских».
Заметим, что словосочетания «Франция для французов» или «Америка для американцев» ни у кого не вызывают ни малейшего отторожения, но «Россия для русских» (или Русская Россия) считаются «однозначно фашистскими», то есть абсолютно запрещенными. Напротив того, «многонациональное государство» – это эвфемизм, маркирующий современную «Россию общего пользования», в которой хозяйничает Нерусь и допущенные ею «хозяйствующие субъекты».
Понятно, что любая идеология, сколько-нибудь терпимо относящаяся к национальным чувствам русских, сейчас называется «фашизмом» (культурные люди пишут прямо – «русским фашизмом») и подвергается обструкции. То, что во всем остальном мире (в том числе и «цивилизованном») национализм является необходимым фоном самого существования государств и народов, не только не принимается в расчет, но и прямо отрицается.
Все, что делалось и делается в «этой стране» после 1991 года (а на самом деле – много раньше), сводится к подавлению национального чувства русских людей. При этом любые нерусские «национальные чувства» поощряются и даже спонсируются [89] . Впрочем, слишком явные (то есть слишком поспешные) антирусские выступления тоже подавляются – в основном из соображений «сохранения единства страны». Кремлю – кто бы в нем ни сидел – не хочется раньше времени терять Ямало-Ненецкий автономный округ.О критериях принадлежности к Неруси
Разговор с Михаилом Якубовым
Непосредственной темой дискуссии является статья «Русь и Нерусь», опубликованная 7 октября 2003 года в «Русском журнале».
В новой редакции она разбита на два отдельных текста («Прогнать чертей», о событиях 1993 года, и собственно «Нерусь», о проблемах «антирусской идентичности»). В разговоре с Михаилом Якубовым обсуждалась вторая часть.
Текст отредактирован: исправлена орфография и пунктуация, удалены некоторые реплики, не представляющие самостоятельного интереса. Желающие ознакомиться с полным вариантом беседы могут обратиться непосредственно к оригиналу беседы в Живом Журнале:html?thread=6156367Михаил Якубов:
Ясно, что ваш текст в РЖ – агитка, не могущая претендовать на систематичность. Тем не менее – каковы внятные критерии включения в вашу-Нерусь и, обратно, в вашу-Русь? Есть ли, кстати, на основе этих критериев определяемая промежуточная, третья часть?
А то ведь пока легко с вашей подачи в Нерусь записать бабушек, продающих у метро пирожки на машинном масле (русские так не поступают), алкашей (злостно подрывают генофонд нации), не говоря уж о юридически оформленных преступниках (Украл? Сидишь? Тогда почему еще не забыл русский язык?). Это все вполне системные явления, коль скоро вы не ограничиваетесь исключительно властвующими и властвуемыми – а вы таким делением не ограничиваетесь, говоря об оргпреступности и т. п.
Иначе говоря – какие бывают русские? есть ли среди них богатые? вороватые? скупые? подталкивающие падающего ближнего? пекущиеся только о собственной выгоде? упивающиеся безнаказанностью? безрассудно рискующие чужими жизнями? и так далее.
Еще иначе – какие враждебные действия внутри группы русских-в-вашей-терминологии еще не являются причиной для исключения действующего из состава русских-в-вашей-терминологии, а какие уже являются? Хоть примеры приведите, если нет концепции.
Здесь, конечно, краткого ответа может и не хватить. Тем не менее, хотелось бы видеть суть, а не воду. В вашей большой статье на traditio.ru отвергнут как таковой даже критерий самоопределения. Не входит в противоречие с ее положениями лишь критерий идеологически/тавтологический – «русские – те, кто разделяет некоторую (изложенную в частности и в этой статье) русскую идеологию». Из этого может быть понята роль агитации в вашей деятельности – если это так, то без вашей агитации и русских в вашем понимании нет – но более внятным понятие не становится. «Наши это те кто знает что они наши». Или даже «Наши – это те, кто знает кто может считаться нашим» – тогда, выходит, я у вас вовсе тайную тайных выпытываю.
Если не ошибаюсь, одна из ваших мыслей – «Нерусь – это те кто систематически (или системно) противостоит Руси» (это не цитата, но, думаю, вы не станете возражать). Вопрос, еще иначе, в критериях этого противостояния – по каким вопросам, или в каких плоскостях, внутри вашей-Руси противостояния нет (или оно ослаблено), а снаружи, в паре ваша-Русь-Нерусь, оно есть? Причем, очевидно, что для того, чтобы ваша концепция обернулась не пустым словопереливанием, а чем-то осмысленным, необходимо придумать вопросы и плоскости, не имманентные любому и каждому общественному устройству. Или, по крайней мере, дать некое уникальное их сочетание, чтоб родился концепт, а не ловкий способ назвать известное нужным вам образом. Глупо будет сказать ваша-Нерусь богатая, а ваша-Русь бедная: это будет просто вопрос между богатыми и бедными, Русь тут ни при чем.
У меня нет плана вступать с вами в дискуссию о судьбах России, мне интересна ваша позиция, взгляд на этот вопрос.Константин Крылов:
Тут придется вкратце изложить теорию национальной идентичности. Совсем коротко это сделать не получится, но попробую.
Человек, являющийся частью некой нации, должен иметь в себе две вещи:
(а) Набор средств опознания и коммуникации с другими «своими» (грубо говоря, «чтобы принимали за своего»);
(б) Ощущение принадлежности к ней (грубо говоря – радоваться ее успехам и горевать по поводу ее неудач и несчастий).
Эти критерии независимы. Штирлица немцы принимали за немца, но он им не был (по п. б). С другой стороны, сентиментальный русский германофил, считающий себя «истинным патриотом Великой Германии», но не знающий немецкого языка и немецкой культуры, тоже немцем не является.
Разберем оба критерия более подробно. Важно иметь в виду, что набор коммуникативных средств, указанных в (а) – «чтобы принимали за своего» – может быть устроен по-разному. Для большинства народов в списке критериев значится язык, обычаи (второе обычно важнее), иногда – религия, или ее национальная разновидность. В некоторых экзотических случаях в списке может присутствовать что-то еще (например, антропологические признаки) или что-то отсутствовать (например, язык). Интересно, что сам список критериев, определяющих «нацминимум», входит в этот самый «нацминимум». Например, для русских очень важен русский язык (причем достаточно чистый: даже диалекты русского воспринимаются почти как «другие языки» – чего нет, например, в немецком, где верхнесаксонский диалект (хохдойч) считается «литературным», но не отменяет существования иных диалектов, иногда различающихся даже элементами грамматики). Напротив, два классических (до XX века) еврея могли говорить на разных языках, но критически важна была религиозная общность и связанные с нею обычаи. Для современных американцев для самоидентификации не столь важна чистота языка или религиозная принадлежность, сколько нахождение в общем культурном поле: смотреть в детстве одни и те же телепередачи, узнавать цитаты из фильмов, носить определенную одежду и проч.
Для русских в п. (а) входит, судя по всему, русский язык в качестве родного, некоторые общие обычаи, а также некоторый общий культурный багаж (в основном литературный). Внешность играет роль, но не определяющую.
Теперь о критерии (б). Он более важен, чем (а). Я бы даже назвал его «первичным» – поскольку без него (а) не имеет смысла.
Представьте себе англичанина, читающего газету, и вдруг натыкающегося на сообщение: «Английская сборная проиграла». Он цедит сквозь зубы «О, дьявол», и его настроение испорчено. При этом он относится к спорту совершенно равнодушно. Ему неприятно, что Англия в чем-то проиграла.
Теперь возьмем еврея, просматривающего газету и находящего упоминание о каком-нибудь акте антисемитизма. Он хватается за сердце, пьет валидол, и звонит знакомым, чтобы сообщить о таком безобразии. Возможно, антисемитская выходка произошла на другом полушарии и никак его лично не коснется. Но – пострадали евреи, или могли пострадать евреи, или даже – «гои могут подумать, что евреев можно безнаказанно обижать». Поэтому он испуган, возмущен и негодует.
Вот наличие или отсутствия этого укола в сердце – «наших бьют!» – и является важнейшим для определения идентичности.
Тут нужны две оговорки. Во-первых, важно только само наличие импульса. У человека могут быть какие-то дополнительные соображения, по которым он может его в себе подавлять или «преобразовывать». Например, левый израильский интеллигент, читая об очередном теракте в Хевроне, старается думать так – «убили евреев, это ужасно… но ведь это справедливо, борьба палестинского народа, их надо понять…» и проч. Русский большевик, индоктриниванный идеями «пролетарского интернационализма», может искренне возмущаться «преступлениями русских держиморд против угнетенных народов России». Американский наркоделец, сбывая наркоту детям, забивает чувство национальной солидарности соображениями выгоды («это грязный заработок, но это чертовски хорошие деньги!») И т. п.
Однако, есть существенная разница, «забит» этот импульс посторонними соображениями или его нет вовсе и человеку «действительно похуй».
Понятно, что «ощущение причастности» может быть разной силы. Если человек готов немедля перегрызть глотку любому врагу своего народа, действительному или воображаемому, то перед нами «ярый шовинист». Если ощущение причастности умеренное, но постоянное, то это просто «хороший немец», «хороший американец». Если оно слабое – то это «скверный немец», «непатриотичный
Вопрос: может ли это чувство быть отрицательным?
Очевидно, да. Человек может искренне радоваться поражениям и несчастьям какого-то народа, и, наоборот, огорчаться его успехам. Это чувство может быть как вызванным конкретными обстоятельствами (после «Аргентина – Ямайка – 5:0» жители Ямайки будут некоторое время недолюбливать аргентинцев, но это пройдет, когда те проиграют Венесуэле), так и долговременными факторами. В самом крайнем случае «отрицательное чувство» к некоей нации может стать частью национальной идентичности (и не только национальной, поскольку изложенное применимо к любым устойчивым сообществам) в смысле (а).
Например, в идентичность (в смысле (а)) современного армянина входит ненависть к туркам и «всему турецкому». Замечу, что для «ощущения в себе армянской идентичности» бывает достаточно иметь армянскую фамилию и не любить Ататюрка. Точно так же, в конструируемую сейчас национальную общность украинцев входит обязательная ненависть к «кацапне».
Ненависть к определенной нации или государству может объединять разные народы, классы, даже отдельных людей. (Ненависть к менее устойчивым сообществам просто не успевает сплотить сколько-нибудь заметное количество людей, о котором можно говорить.)
Обычно «отрицательные сообщества» включают в себя несколько народов в качестве стержня, а также классы, социальные прослойки, даже отдельных личностей. Они объединены общей ненавистью. Это очень своеобразный вид отношений, но он куда более распространен, чем кажется (я не случайно писал о психологии сообщников).
Возьмем, например, «мировое антиамериканское сообщество». Оно включает в себя столь разные силы, как, скажем, руководство Северной Кореи, некоторых утонченных европейских интеллектуалов, арабских террористов и, скажем, негров-бездельников. Казалось бы, между этими сообществами нет буквально ничего общего. На практике же это не так: когда араб-террорист взрывает что-нибудь американское, северокорейское руководство делает политическое заявление в стиле «так вам и надо, империалисты», европейский интеллектуал восхищается эстетикой террора в изящном эссе, а простодушные негры поют и пляшут. Более того – поскольку они наблюдают за действиями друг друга, устанавливаются и «всякие полезные контакты».
То же самое можно сказать и о других сообществах такого типа. Гитлер, например, не случайно рассчитывал на «антисемитов всех стран» – у них был повод «соединяться» с ним.
«Сообщества с отрицательной идентичностью» можно называть «антисистемами»: гумилевский термин здесь очень точен, хотя его трактовка подобных образований, как мне представляется, излишне мистифицирует явление.
«Нерусь» – это исторически сложившееся сообщество «отрицательного» типа. В него входят все, кто по каким-либо причинам считает частью своей идентичности ненависть к русским (а также русскому государству – но здесь я уже не буду углубляться). Сюда входят такие разные силы, как, скажем, американское экспертное сообщество (условно говоря, «Бжезинский и иже с ним») – и, допустим, российская интеллигенция. Входят сюда также и некоторые народы – например, чечены… Этот разношерстный союз, тем не менее, вполне успешно функционирует. Понятно, что у Бжезинского, Масхадова и Политковской очень мало общего. Тем не менее, общая ненависть их сближает – плоды чего мы и наблюдаем воочию.
Теперь, наконец, мы можем поговорить о критериях принадлежности к Неруси. Следует различать «прагматических врагов» (которые делают нам зло, потому что им это выгодно – и готовы делать добро в противоположной ситуации), и врагов, для которых вражда к русским стала частью идентичности. Первое превращается во второе не так уж сложно: достаточно вспомнить историю «враждующих родов», где на входе – ссора по чисто практическим вопросам, а на выходе – всякие «монтекки и капулетти» и «Эсав ненавидит Яакова».
С чем именно мы имеем дело в каждом конкретном случае, надо разбираться отдельно, разбираясь именно с критериями идентичности. Если ненависть к русским и России «зашита» в критерий (а) («режь русских» для кавказцев, «москаляку на гиляку» для украинцев, «патриотизм последнее прибежище негодяев» для русских интеллигентов) – значит, это оно самое.Михаил Якубов:
Вот что именно понятно о высказанной вами позиции.
Вы, думаю, не станете возражать что первая половина – ваш способ определения Руси-в-вашем-понимании, особенно его «более важная» часть Б – субъективен, к делу его не подошьешь.
Таким образом, вы умалчиваете о пункте В – кто именно вправе оценивать наличие-отсутствие импульса, тем более что, по-вашему, речь зачастую идет о сложных случаях подавления такового. Ясно, что такое право вы оставляете в первую очередь за своими.
Во второй части, определяя Нерусь, вы опять пишете о субъективных вещах – вражде к русским-в-вашем-понимании как (существенной, если не основной) составляющей идентичности. Ваши собственные многочисленные записи свидетельствуют, однако, о другом – вы записываете в Нерусь по делам. Как, в общем, методологически и следует, то есть это и есть настоящий и внятный подход. Сказал то-то – в Нерусь, сделал это – следом. Уже внутри ваших рассуждений, явно или неявно, добавляется промежуточный пункт – «ну, раз он так сказал/сделал, не может не быть в его душе некоей эталонной глубокой вражды к русским, а значит».
Я вас и спрашивал, на разные лады, о ваших критериях русскости/нерусскости дел, поступков, в том числе и слов. Вы, как могли, ушли от ответа. Между двумя половинами вашей конструкции незримо присутствует этот необъявленный набор критериев. Но объявить его для вас затруднительно, потому что тогда, полагаю, конструкция рассыплется. Для каждого из критериев будет виден один из двух фактов – либо конкретная антирусскость идет вразрез лично с вашими взглядами на должное, каковые уже не представится возможным приписать Руси-в-вашем-понимании, либо она вообще имманентна общественному устройству, и таких же противоречий можно достаточно найти и внутри Руси-в-вашем-понимании. Я говорю о внутрироссийских делах, Бжезинский и другие пусть останутся за кадром.
Антирусские настроения и дела – реальное явление, Россия не сто рублей, чтоб ее все любили. Вы же говорите не о нем, а о системном разделении внутри общества, якобы на этом основании.
Скажем, близкий пример – интеллигенция. Ее общественная роль, говоря нудно, всегда и везде была мутить воду. Балабонить, шуметь, звать, говорить умные вещи, строить дикие прожекты, прятаться в кусты, наоборот, подставлять грудь под пули, дуриком или героически, жить частной жизнью, кропать себе что-то там в уголку, гореть общественным служением, понимая его то так, то эдак, прислуживать власти, в меру сил сопротивляться власти, игнорировать власть. Ясно что в таком противоречивом (а других, если мы говорим о социальных группах, и не бывает) качестве она и входит целиком в нацию, при любой попытке последовательного выяснения этого понятия. Говно интеллигенция, или не говно, вся ли, частью ли, и с какой точки зрения – вопрос при этом второй. Ваш ход – объявить вечные разногласия (условно) левых и правых системным этносоциальным различием, после чего назвать нужную часть именем нации, приписать к ней себя, спрятать концы в субъективных определениях, и далее конвейерно навешивать на оппонентов ярлык нерусскости, отсылая к якобы проделанной уже и закрытой работе по прояснению определений – пропагандистски ловок, но пуст по сути.Константин Крылов:
Вы, думаю, не станете возражать что первая половина – ваш способ определения Руси-в-вашем-понимании, особенно его «более важная» часть Б – субъективен, к делу его не подошьешь. Таким образом, вы умалчиваете о пункте В – кто именно вправе оценивать наличие-отсутствие импульса, тем более что, по-вашему, речь зачастую идет о сложных случаях подавления такового. Ясно что такое право вы оставляете в первую очередь за своими.
Стану возражать, разумеется. Потому что, как мне кажется, вы смешиваете (или сознательно отождествляете, что менее вероятно) две вещи: «субъективное» в значении «нечто трудно наблюдаемое» и «субъективное» в значении «нечто произвольное, могущее быть приписанным извне».
Действительно, определение чувств и намерений представляет трудности: человеку в голову не залезешь. Однако насчет невозможности подшить оные к делу вы неправы – даже в самом прямом, буквальном смысле.
Анализ намерения входит в следственную практику и даже является ее важнейшей частью, поскольку само понятие преступления основано на понятии злого умысла. Так, например, в самой «крутой» части УК – в разделе VII, главе 16 (статьи 105–125, тяжелые преступления против жизни и здоровья, начиная с убийства), слово «умышленный, умышленно» встречается 11 раз, а слово «побуждения» – 4 раза, слово «мотив» – 4 раза. Во всех случаях речь шла именно об установлении намерений – от чего зависят конкретные сроки отсидки.
Вот, например, полный текст статьи 105 («Убийство»). Я выделил места, где имеются прямые указания на намерения, то есть на то, что, по вашему мнению, «к делу не подошьешь».
7. Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку, наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет. 2. Убийство: а) двух или более лиц;
б) лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; в) лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека либо захватом заложника; г) женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности; д) совершенное с особой жестокостью; е) совершенное общеопасным способом; ж) совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; з) из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом; и) из хулиганских побуждений; к) с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера; л) по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести; м) в целях использования органов или тканей потерпевшего; н) совершенное неоднократно, – наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы.При этом никто не отрицает, что анализ намерений является сложным и нетривиальным делом. В некоторых случаях (например, в делах об изнасиловании, где вообще все «очень субъективно») возникает ворох проблем, да. Но никто не отказывается от институтов следствия и суда на том основании, что «такое к делу не подошьешь». Шьют, да. (На всякий случай напоминаю: ошибки следствия не являются достаточным основанием для уничтожения самих институтов правосудия.)
Аналогия со следствием позволяет понять и то, что «право судить» об этих вопросах следует оставлять не «за своими», а за компетентными людьми. Которые, разумеется, должны быть в известной мере «своими» – хотя бы потому, что суд чужих в таких вопросах столь же немыслим, как и, скажем, участие преступников в следственных мероприятиях.
Разумеется, аналогия условна: речь идет не о реальном «следствии по делу», а об исследованиях вопроса.
Впрочем, ничего особенно оригинального в тематике таких исследований нет. Например, понятия «антиамериканизма» и «антиамериканского сообщества» являются вполне обсуждаемыми. Еще более известен «антисемитизм», существует множество исследований по «антисемитским сообществам», где предлагается множество остроумных и глубоких теорий «антисемитизма» и его корней. Я хотел бы видеть столь же подробные и интересные исследования русофобии.
Я вас и спрашивал, на разные лады, о ваших критериях русскости/нерусскости дел, поступков, в том числе и слов. Вы, как могли, ушли от ответа. Между двумя половинами вашей конструкции незримо присутствует этот необъявленный набор критериев. Но объявить его для вас затруднительно, потому что тогда, полагаю, конструкция рассыплется. Для каждого из критериев будет виден один из двух фактов – либо конкретная антирусскость идет вразрез лично с вашими взглядами на должное, каковые уже не представится возможным приписать Руси-в-вашем-понимании, либо она вообще имманентна общественному устройству, и таких же противоречий можно достаточно найти и внутри Руси-в-вашем-понимании. Я говорю о внутрироссийских делах, Бжезинский и другие пусть останутся за кадром.
Начну с конца. Бжезинского никак нельзя вычеркнуть из списка, потому что Нерусь определяется именно как сообщество людей, для которых ненависть к русским является частью идентичности. Но, если угодно, оставим его в покое.
Теперь о критериях. Душа человека, конечно, потемки – хотя, как уже было сказано выше, и в этих потемках иногда разбираются. Но изучение культур (включая субкультуры) – это не столь уж сложное дело. Так вот, если данная культура (или субкультура) требует от всякого разделяющего ее человека чего-то явно русофобского (замечаю – русофобского не с «моей личной точки зрения», а с точки зрения незаинтересованного наблюдателя: нам же не составит большого труда диагностировать, к примеру, франкофобию в сочинениях немецких националистов XIX века?), то данное сообщество принадлежит к Неруси. (Ну хотя бы: если в некотором сообществе принято – все примеры условные! – называть русских «тупыми пьющими свиньями» и «неверными собаками», дружеские и тем более родственные отношения с русскими осуждаются вплоть до изгнания из сообщества, а убийство или ограбление русских – приветствуются и даже являются предметом похвальбы.)