Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций
Шрифт:
Итак, духовная Ивана Калиты, как вполне основательно считает A. Л. Юрганов, первый акт, фиксирующий новую для Руси систему удельно-вотчинных отношений:
«…торжество великокняжеской власти заключалось в укреплении семейно-родовой собственности. В русском средневековом обществе с его традиционализмом в социальных отношениях не возникало (да и не могло возникнуть) идеи об отказе от этой формы собственности… <…> Уделы существуют, пока существует великокняжеская… семья верховный распорядитель собственности» [528] .
528
Юрганов А.Л. Удельно-вотчинная система и традиция наследования власти и собственности в средневековой России//Отечественная история. 1996. 3. С. 170–171.
Так была заложена экономическая основа власти династии Калитичей…
В заключение разговора о московском князе хотелось бы вернуться к той проблеме, которая была затронута еще в лекции об Андрее Боголюбском. Если помните, В. О. Ключевский назвал того первым великороссом.
«А СЕ КНЯЗИ РУСЬСТИЕ… И по смерти сего Александра поиде в Орду князь великии Иван Данилович, и царь его пожаловал, и дал ему княжение великое надо всею Русьскою землею, якоже и праотец его великий Всеволод Дмитрии Юрьевич; а правил княжение ему Албуга. И оттоле пошли русскыи князи» [529] .
529
Приложение второе: Статьи, находящиеся в рукописи Археографической комиссии перед Комиссионным списком Новгородской первой летописи//Новгородская первая летопись. С. 469.
Видимо, этим и следует закончить наш разговор о великом споре Твери и Москвы за право стать новым центром богоспасаемой Русской земли… Единственно, что можно добавить, он оказался не последним. Пройдут годы, и в XV столетии Тверь вновь заявит свои претензии на то, чтобы стать Новым Римом и Новым Иерусалимом.
Подведем некоторые итоги.
1. На рубеже XIII–XIV вв. в Твери впервые после Батыева нашествия зарождается идея сопротивления ордынским ханам. Противницей ее выступает Москва, ориентирующаяся на развитие связей великокняжеской власти с Ордой. Победителем в этом противостоянии стала Москва, опиравшаяся на военную поддержку Орды и воспринявшая ордынскую систему властвования.
2. В то же время, современники этих событий рассматривали в качестве истинных защитников православия именно проигравшую Тверь и тверских князей (многие из которых были убиты в Орде). Идеалом человека в источниках середины XIII первой трети XIV в. продолжает оставаться новый Иов, терпением и верой добивающийся исправления грехов, а также князья-мученики, готовые добровольно принести себя в жертву за спасение многыя душа.
3. В представлении древнерусских авторов середины XIII первой трети XIV в. власть ордынских ханов была вполне легитимной, Богом установленной; законность ее пока не ставилась под сомнение.
Лекция 10
ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ: НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ И ЗА ЕГО ПРЕДЕЛАМИ
Несомненно, Куликовская битва относится к числу событий самых значительных для исторического сознания и самоидентификации русского человека. Показательно, что в 1980 г. в СССР с большой помпой отпраздновали 600-летний юбилей победы над Мамаем, в то время как гораздо более круглая и, казалось бы, более важная дата, приходившаяся на тот же год, полутысячелетие (!) освобождения Руси от монгольского владычества осталась практически незамеченной. Естественно, дело не в датах с двумя нулями (не будем забывать, что десятеричная система счета всего лишь условность, к которой мы привыкли). Тем более что все равно никто за исключением Президиума Академии Наук не знал, когда же именно исполняется ровно 600 лет со дня знаменитой битвы. Официально празднования прошли 8 сентября (которым Мамаево побоище помечено в летописи), в то время как это дата юлианская, а для того, чтобы ее правильно перевести на григорианский календарь для XIV в. следует прибавлять 8 дней. Другими словами, по всем правилам, юбилей следовало праздновать 16 сентября.
Столь возвышенное отношение к Куликовской битве сформировалось в значительной степени благодаря древнерусским книжникам. На протяжении многих десятилетий они неоднократно возвращались к сражению, произошедшему в 1380 г. на Куликовом поле. При этом описания обрастали все новыми и новыми подробностями, чтобы приблизительно к середине XV в. приобрести тот вид, который вполне соответствует современным средним представлениям о Мамаевом побоище. К числу источников, объединяемых в так называемые памятники Куликовского цикла, относятся летописные повести «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище», а также «Слово о житии и преставлении Дмитрия Ивановича».
История памятников Куликовского цикла выстраивается, по большей части, на основании текстологических наблюдений над их текстами. Однако взаимоотношения текстов данных источников столь сложны, что сплошь и рядом не позволяют прийти к однозначным выводам. Поэтому датировки отдельных произведений этого цикла носят приблизительный характер.
Судя по всему, наиболее ранними являются тексты летописной повести о Куликовской битве. Впрочем, они сохранились в двух редакциях: краткой (в составе Симеоновской летописи, Рогожского летописца и Московско-Академического списка Суздальской летописи) и пространной (в составе Софийской первой и Новгородской четвертой летописей, восходящих к общему протографу так называемому своду 1448 г.) [530] .
530
Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М.; Л., 1938. С. 153, 184, 212. По мнению современной исследовательницы М. А. Салминой, развитие пространной повести шло в основном в двух направлениях: одну линию, идущую от…свода 1448 года, представляют Новгородская IV, Новгородская V летописи, Летопись Авраамки, Суп-ральский список, изданный М. А. Оболенским, и другие, вторую Софийская I и летописи, восходящие к ней (подробнее см.: СалминаМ.А. Летописная Повесть о Куликовской битве и Задонщина // Слово о полку Игореве
В свое время А. А. Шахматов пришел к выводу, что краткий летописный рассказ о Мамаевом побоище имеет
«…все черты первоначальной записи, а не позднейшего сокращения» [531] .
Следовательно, его появление должно было предшествовать созданию пространной версии того же повествования. Однако несколько позже, не без влияния трудов С. К. Шамбинаго [532] , А. А. Шахматов отказался от этого заключения, заявив, что
«…повесть по Симеоновской летописи, которую я одно время был склонен признать древнею записью о Куликовской битве, не больше, как извлечение из обычной повести» [533] .
531
Шахматов А.А. Общерусские летописные своды XIV и XV вв.//Журнал Министерства народного просвещения. 1901. Ноябрь. С. 65.
532
См.: Шамбинаго С.К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906. С. 78–83.
533
Шахматов А. А. Отзыв о сочинении С. К. Шамбинаго: Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906//0тчет о двенадцатом присуждении премий митрополита Макария. СПб., 1910. С. 104.
Лишь в последние десятилетия исследователи сошлись на том, что первоначально все-таки А. А. Шахматов
«…был прав, когда оценил рассказ…о великом побоище иже на Дону как древнейшее сообщение о Куликовской битве» [534] .
Ныне считается общепринятым, что краткая повесть о Куликовской битве восходит к своду 1408 г. и не является сокращением пространного ее варианта. Следовательно, именно она является самым ранним источником, отобразившим побоище на Дону. Вместе с тем, специалисты расходятся в ее абсолютной датировке, хотя в своих спорах и не выходят за рамки последнего десятилетия XIV первого десятилетия XV в. Поэтому придется согласиться с точкой зрения В. Н. Рудакова:
534
Салмина М.Л. Указ. соч. С. 359.
«…Вероятнее, наиболее правильным является оценка краткой летописной повести…о великом побоище, иже на Дону в качестве памятника, появившегося в конце XIV начале XV в. и приобретшего окончательный, дошедший до нас вид в результате той летописной работы, которую вели составители…свода 1408 г.» [535] .
В отличие от краткой, пространная редакция летописного повествования испытала на себе явное влияние более поздних текстов, в частности Задонщины. По мнению большинства исследователей, повесть о Куликовской битве, дошедшая в составе Новгородской четвертой и Софийской первой летописей, могла появиться не ранее 40-х гг. XV в. [536] . При этом датировка ее оказывается напрямую связанной с установлением времени создания Задонщины. Между тем литературная история этого источника вызывает наибольшие споры у специалистов. Задонщина сохранилась в шести списках, ни один из которых не дает достаточно ясного представления о ее исходном тексте [537] . Поэтому все публикации этого поэтического произведения представляют собой более или менее удачные реконструкции. Естественно, исследователи существенно расходятся во мнениях относительно того, какой из сохранившихся списков передает наиболее ранний текст, не говоря уже о сколько-нибудь точных датировках Задонщины. В число аргументов, на которые ссылаются исследователи, пытающиеся определить время появления поэтического описания Мамаева побоища, входят все мыслимые доводы, вплоть до признания эмоциональности восприятия событий свидетельством в пользу создания Задонщины современником, а, возможно, участником битвы [538] . С другой стороны, наиболее поздние датировки относят ее текст к середине второй половине XV в. Terminus ante quem в таком случае является дата Кирилло-Белозерского списка. Пожалуй, и здесь лучше согласиться с В. Н. Рудаковым:
535
Рудаков В.Н. Отображение монголо-татар в древнерусской литературе середины XIIIXVb. С. 190.
536
Иногда ее датировка омолаживается до середины XV в. (см.: Орлов А. С. Литературные источники Повести о Мамаевом побоище // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1935. Т. 2. С. 157162; ср.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1989. Ч. 2. Вып. 2: Вторая половина XIVXVI в. С. 245).
537
По определению Л. А. Дмитриева, списки Ундольского и Синодальный пестрят ошибками и искажениями; в Ждановском, Историческом первом и Историческом втором текст дефектный; наконец список Кирилло-Белозерский самый ранний из всех (70-90-е гт. XV в.) передает только половину текста (Дмитриев Л. А. Литературная история памятников Куликовского цикла//Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 307–309)
538
См.: Дмитриев Л.А. Литературная история памятников Куликовского цикла. С. 311, 327–330.