Русский бунт. Шапка Мономаха
Шрифт:
Но, тем не менее, выделить немного времени на общение с этими чехами я мог. Если это никчемные люди, то я быстро закруглю общение, а если что-то существенное, то можно и совместить мероприятия и пристрелить третьего зайца за день.
Визитеров я принял в Грановитой палате, сидя на своем необычном для этого времени троне. Во время приветствий и знакомства выяснилось: только один из них, Карел Достал, был носителем некоего послания, а второй, Франтишек Киршнек, был у него переводчиком и проводником по нашему беспокойному в последнее время государству. Но как
Тем временем чех-толмач начал переводить мне речь своего изрядно волнующегося спутника:
— Страдающий народ Чехии и Моравии взывает о помощи к освободителю народа русского. Как глоток свежего воздуха в смраде нашего скорбного существования, дошли до нас вести о ваших славных словах и делах. Мы все искренне верим, что Господь послал вас не только к народу России, но и ко всем страждущим и угнетенным. И коленопреклоненно молим вас, ваше величество, помочь нашей несчастной земле.
С этими словами Карел Достал реально рухнул на колени. Киршнек некоторое время изумленно на него смотрел, а потом присоединился к соотечественнику.
Экспрессия посланца меня удивила. Не чувствовалось в этом никакой фальши. Лицо мужчины выражало смесь ожидания и надежды. Я даже несколько неловко себя почувствовал, осознав, что все, сказанное перед этим, не просто вызубренный текст, а выражение истинных чувств. По крайней мере, этого конкретного человека.
— Встаньте, друзья мои, и объясните мне, чем я могу помочь вашему народу? Ведь наши земли разделяет большое расстояние, да и мои дела в России далеки от завершения.
Чехи встали и поведали мне о готовящемся восстании. Они не просили у меня ни денег, ни оружия, но им нужен был военачальник, который сумел бы из крестьян сделать армию.
— Насколько мне известно, Чехия и Моравия — земли густонаселенные. Неужели в ваших краях не найдется подходящего ветерана?
— В наших селениях есть много ветеранов, служивших и у Гогенцоллернов, и у Габсбургов, но мало кто из них поднялся выше фельдфебеля. А офицеры все как один немцы и дворяне, так что если и присоединятся к нашему восстанию, то только искатели удачи с корыстными целями. И веры им от крестьян не будет. А генерал от самого Государя-Освободителя воодушевит на борьбу робких и придаст решимости колеблющимся.
Я слушал рассказ о том плане, который придумали заговорщики, чтобы придать легитимности своим действиям, и размышлял. Нужно ли мне это? С одной стороны, обозначая свое вмешательство в дела Священной Римской империи, я однозначно даю повод для войны. И не только Вене, но и всем желающим.
С другой стороны, я и так считаю интервенцию неизбежной. Поводом больше, поводом меньше. Какая разница. История Великой Французской Революции учит, что дворянские элиты Европы легко забывают разногласия и объединяются против угрозы своим привилегиям.
И чем тогда мне может быть полезна эта заварушка в Чехии? Ну, например, тем, что на ее подавление будет потрачено время, которое я смогу использовать для укрепления своей власти
А с этим есть трудности. Между нами, расположено королевство Польское. Большое. Густонаселенное. Что-то около пятнадцати миллионов человек. Всего на пять миллионов меньше, чем в несравненно большей по территории России. Из-за своего дебильного общественного устройства Польша уже вполне созрела для раздела и утилизации соседями. Они уже отщипнули по кусочку в 1772 году. И в отношении одного из этих соседей у меня есть надежды на взаимопонимание, основанное на взаимной выгоде.
Король Фридрих Великий недаром получил свой титул. И дело даже не в его военном гении, не раз изменявшем ему, а в общей его государственной мудрости. И одним из проявлений этой мудрости была отмена крепостного права в Пруссии еще десять лет тому назад. Правда, только на землях, принадлежащих короне. Но и это говорит о том, что к моим аболиционистским инициативам прусский король отнесется скорее одобрительно, нежели агрессивно. Так что я вполне могу рассчитывать на его дружелюбный нейтралитет. Который вполне возможно подогреть еще одним кусочком Польши.
А если Фридриха как-то пристегнуть к этому восстанию в Чехии? Прусский король любитель погреть руки у чужого костра, и может статься так, что Вене будет вообще не до меня и она сцепится с Потсдамом. В таком случае никакой интервенции не случится. Этот вариант был слишком хорош, чтобы не попытаться его воплотить. Но для этого надо будет действительно всерьез помочь восстанию новых Гуситов.
Я оторвался от своих размышлений и обнаружил, что посетители смотрят на меня и терпеливо ждут моего ответа. Кажется, я слишком сильно погрузился в внешнеполитические расчеты.
— Я признаю справедливость вашей борьбы, — начал я. — И согласен с вашими доводами. Я буду думать о том, как именно вам помочь. А пока будьте моими гостями. Вы уже определились с проживанием?
— О да, государь! — ответил Франтишек Киршнек. — Мы остановились в доме причта при Михаэлькирхе. Меня давно приглашали туда настроить орган. Так что я в Москву собирался ехать и так. Но получилось еще и помочь родственнику жены.
— Орган? — переспросил я. — Ты органный мастер?
У меня в голове щелкнуло, и я вспомнил, где я слышал это имя.
Как-то раз, в начале нулевых, будучи в Москве по делам школы, на Тверской-Ямской я набрел на Музей русской гармоники. Поскольку гармошку я любил и играть умел, я не смог не зайти. Среди уникальнейших экспонатов и документов я увидел реконструкцию первого в мире музыкального инструмента, работающего именно по тому принципу, на котором основано звукоизвлечение в гармошках и аккордеонах. А именно — на колебании упругого металлического язычка. Автором же этого изобретения и похожего на клавесин инструмента был не кто иной как Франтишек Киршнек!