Русский флаг
Шрифт:
Генерал обдуманно избрал место для своего командного пункта. Сидя на сером валуне за погребом и прислушиваясь к перестрелке между батареей Коралова и неприятельскими фрегатами, он отдавал должное проницательности Муравьева, который пять лет назад при посещении Камчатки предсказал, что северные подступы к городу в случае высадки неприятеля окажутся наиболее уязвимым местом.
Попытка неприятеля пробиться в Петропавловск с парадного подъезда четыре дня назад была сорвана искусством и мужеством артиллеристов Сигнальной и Кошечной батарей. Сегодня неприятель постарается ворваться с черного хода, с фланга и тыла, не оставляя вместе с
От мысли сосредоточить свои стрелковые партии по гребню Никольской горы Завойко отказался сразу же. Трудно сказать, куда направит удар враг. Десантные отряды могут обойти гору, послав вверх для отвлечения внимания лишь небольшие группы стрелков. Портовые партии на горе окажутся окруженными, отрезанными от Петропавловска, а дорога в город и порт будет открыта. Сражение могло быть проиграно мгновенно.
Поэтому Завойко послал на Николку лишь две стрелковые партии: поручика Губарева к северной оконечности горы и партию аврорцев к югу, к седловине. Они встретят неприятеля ружейным огнем и попытаются, под прикрытием кустарника, задержать его на береговом склоне Николки. А тем временем выяснится и главное направление десанта. Завойко твердо рассчитывал на то, что стрелковые партии, собранные в более тесное кольцо вокруг Петропавловска, сумеют оказать длительное сопротивление неприятелю и сломить его настойчивость. Беспокойство вызывала батарея Култушного озера: всего четыре орудия, едва прикрытые валом, сложенным из мешков с крупчатой мукой, орудийная прислуга, набранная из писарей, чиновников и рядовых нестроевой роты.
Командир батареи, корабельный инженер-поручик Гезехус, заметно волновался. Он зарядил два орудия из четырех картечью с твердым намерением подпустить неприятеля на близкое расстояние.
В артиллерийском резерве одна легкая сухопутная пушка на конной тяге. Жалкий резерв! Титулярный советник Зарудный, командир этой пушки и отряда волонтеров, имел весьма грозный и воинственный вид. Отряд Зарудного насчитывал девятнадцать человек, которые держались тесной молчаливой кучкой.
"Дрянные ружья, - заключил Завойко и, оглядев побледневших чиновников, подумал: - А стрелки, надо полагать, и того хуже".
Завойко удерживал при себе резервную партию. Всего двадцать три человека. Они могут понадобиться в любой момент. При штыковом бое, да еще на такой гористой местности, никогда не знаешь, куда устремится враг, где ему удастся найти незащищенный проход или опрокинуть малочисленный заслон. Важно сохранить до критического момента какие-то, пусть незначительные, но способные оживить сопротивление силы.
О южных подступах к порту Завойко почти не тревожился. Вестовые приносили успокоительные сведения. Три батареи, испытанные в бою 20 августа, надежно запирают вход в гавань. "Аврора" и "Двина" не боятся малых судов неприятеля. Пожалуй, в трудную минуту батареи Гаврилова и Дмитрия Максутова смогут выделить стрелковые команды в помощь городу. Стрелковые резервы "Авроры" тоже пойдут в дело.
Завойко невольно ухмыльнулся собственному ходу мыслей. Резервы... Команды... Стрелковые партии... Громкие, обнадеживающие слова! Небольшие группы в семнадцать, двадцать, самое
На батарее Коралова орудия умолкали одно за другим. Посыльный опаздывал с донесением. Завойко и сам слышал, что на батарее палит только одна пушка. Ранен капитан-лейтенант Коралов.
– В госпиталь!
– приказал Завойко.
Не успел скрыться кондуктор, сообщивший о ранении командира батареи, а уж из-за горы показались носилки. Коралов с вяло склоненной набок головой вытянулся во всю длину носилок. Он был в беспамятстве. Лежал неподвижно, с кровавой полосой на мертвеннобледной шее, а батарея продолжала действовать... Но почему с такой тревогой смотрят на раненого волонтеры? Генерал сердито отвернулся от волонтеров. Он смотрел на дорогу, по которой непременно покажется неприятель, после того как окончательно разгромит батарею.
Несколько орудий "Президента" обстреливали навесным огнем внутреннюю отлогость Никольской горы. Вначале казалось, что это случайные выстрелы: артиллеристы, не рассчитав заряда и угла прицела, вместо порта обстреливают гору.
Но в неприятельских выстрелах была какая-то методичность и система. Ядра и бомбы ощупывали взгорье, на котором устроен пороховой погреб. Шаг за шагом, меняя участок, они приближались к погребу.
"Неужели они знают, где пороховой погреб!
– Недоброе чувство к Усову хмурит лоб Завойко.
– Может быть, матросы с "Авроры" не выдержали пыток?.. Или старик Киселев?"
Бесцельно думать об этом... Кто бы ни открыл англичанам секрет, они нащупывают пороховой погреб, защищенный со стороны дороги полуокружностью рва.
На площадку перед самым входом в погреб упала полуторапудовая бомба. Бомба скрыта от Завойко насыпью, образованной вынутой из рва землей. Сейчас раздастся взрыв, который затем повторится с несравненной силой. Крошечные капли пота выступили на лбу Завойко.
Еще полсекунды, секунда - и шипение потонет в грохоте взрыва. Завойко перестал слышать выстрелы "Президента" и "Форта", - на всей земле только и осталось, что зловещее шипение и дымок у входа в погреб.
...Кто-то бросился к бомбе. Крик изумления и испуга раздался в группе людей, стоящих вокруг Завойко.
Часовой порохового погреба наклонился, поднял тяжелую бомбу и бросил ее в глубокий ров. Взрыв потряс воздух. Часовой упал, вероятно оглушенный.
Вскоре его представили Завойко. Это отставной кондуктор Петр Белокопытов, по прозвищу Крапива. Он надел свой старый матросский костюм и наравне с прочими попросился "в службу".
Крапива был доволен до чрезвычайности, дряблые щеки румянились в седой щетине.
– Спасибо, дружок!
– Завойко положил руку на костлявое плечо Белокопытова.
– Не посрамил седой головы!
– Старая сноровка, ваше превосходительство, - козырнул Крапива, и при резком движении руки стало особенно заметно, как сильно сдал старый служака, - матросское платье свободно болталось и топорщилось на нем.
– Заслужил ты сегодня "Георгия", Белокопытов.
– Для "Георгия" грудь нужна молодецкая, - ответил Крапива, пожимая плечами и становясь еще тоньше.
– А дадите - не откажусь. И седой голове лестно.