Русский город Севастополь. Книга третья
Шрифт:
Все повскакивали, принялись поправлять одежду. Павел соскочил с банкеты посмотреть, что там твориться? Мимо орудий, в окружении многочисленной свиты, на бастион шли великие князья Михаил и Николай. На мундирах ни пылинки. Шнуры золочённые. Сапоги блестели. Как-то не вписывались их новенькие приталенные мундиры с золочёными висюльками в грязную, кровавую картину бастиона. Унтеры тут же выстроили солдат.
– От имени батюшки-царя, огромное вам спасибо! – воскликнул великий князь Михаил.
Тут же весь бастион гаркнул «Рады стараться!» и трижды – ура! ура! урраааа!
Почему-то
Великий князь Михаил, осматривая бойцов, внимательно взглянул на Павла. Чем-то он его заинтересовал. Они не раз с ним встречались на военных смотрах в училище. Сейчас Михаил его не узнал. Лицо Павла огрубело, взгляд потерял юношеский задор. Кожа потемнела. Самому великому князю Михаилу исполнилось двадцать два. Статью он напоминал своего отца: прямая осанка, вечно вздёрнутый подбородок. Движения резкие. И взгляд такой же холодный и унылый, как у государя.
– Поручик, мне кажется, я вас где-то видел. Вы из Петербурга? – спросил Михаил.
– Никак нет, ваше высочество. Я из Воронежской губернии. Поручик Жернов, – зачем-то соврал Павел. Зачем – сам не понял.
Михаил Николаевич обернулся к адъютанту.
– Обязательно занесите в наградной список поручика Жернова. – И все направились дальше.
Павел встретился с суровым, осуждающим взглядом полковника Тотлебена. Да пошло оно всё, – махнул рукой Павел и отвернулся. Перед глазами стояло бледное лицо раненого юнкера, который никогда уже не повзрослеет.
***
Тотлебен дал Павлу день отдыха. После трёх суток, проведённых в редутах перед Малаховым курганом почти без сна, его качало от усталости. Иногда он проваливался куда-то в забытьё. Однажды даже заснул на ходу, ведя солдат через Килен-балку. Упал, скатился по склону, чуть шею себе не свернул. Солдаты подумали, что его подстрелили. Пытались на руках донести до бастиона. Но Павел пришёл в себя. Ему стало стыдно за свою слабость. Тотлебен приказал выспаться и помыться.
Павел еле добрел к своей квартире. Замёрз до чёртиков. Самылин помог ему стянуть промокшие сапоги с распухших ног. Обмотки протёрлись до дыр, и смрад от них исходил невозможный.
– Ох, не знаю, что с шинелькой делать, – недовольно сказал Самылин. Шинель была вся в грязи, прожжённая пулями, в нескольких местах изодрана штыками.
– Где же другую взять? – пожал плечами Павел.
– Попробую залатать, – вздохнул Самылин. Повертел шинель в руках. – Попробую.
Матрос принёс тазик с тёплой водой. Павел опустил с блаженством в него ноги. Тут же язвы на пальцах защипало, зажгло. Самылин вышел чистить шинель, а Павел, сидя на кровати, опершись спиной о холодную стену, сразу же потонул в сладкой дрёме.
Вдруг он почувствовал, как в комнату кто-то вошёл. Это не Константинов. Шаги лёгкие, словно вплыло облачко. Он действительно, где-то в грёзах увидел белое пушистое облачко. Ему показалось, или на самом деле пахнуло ароматом весенних цветов.
***
Проснулся поздно. Заставил себя вылезти из-под одеяла. В комнате холодно. Изо рта шёл пар. Константинов сидел за столом с перебинтованной головой и жадно ел похлёбку. Пахло кислыми щами и горелой шерстью.
– Платон Павлович, что у вас с головой? – спросил Павел.
– Да, так, – нехотя ответил Константинов.
– Осколком или пулей?
– Бревном. – Он отложил ложку. – В блиндаже сидели, да бомба к нам в гости пожаловала. Двадцать человек наповал, я один живой остался. Вот, такое случается. А вы куда пропали?
– Редуты перед Корниловским бастионом строю.
– Видел, какая там бойня была, – кивнул Константинов. И вдруг вспомнил: – К вам тут вчера мадмуазель приходила.
– Кто, простите? – не понял Павел.
– Барышня. Милая такая. Черноглазая. Она не представилась, а вы уже спали. Принесла вам пироги и вино. Вы уж извините, но я немного попробовал и того, и другого.
– Ничего страшного, конечно угощайтесь…, – Павел подскочил на ноги. – Но что за девушка?
– Кажется, я её видел на Северной. Дочь какого-то торговца.
Торговца? Голова загорелась. Неужели Мария? Быть не может!
– Вот, вы какой шустрый, Кречен. – усмехнулся Константинов. – Вам уже пироги носят!
– Ну что вы, всего лишь – пироги и вино, – смутился Павел. – Наверное, Самылин заказал у Томаша.
– Да нет, вот вам и белье чистое принесла, и жилетку тёплую на овчине. В такой не замёрзнешь. Гляди-ка, и чулки вязанные! Да вы теперь, Кречен, в полном обмундировании.
Господи! – подумал Павел и чуть не задохнулся от нахлынувшего счастья. – Мария! Она! Да что там жилет и чулки! Вдруг вспомнил вчерашнее видение, горячие прикосновения и тайный поцелуй….. Нет, не может быть! Ему привиделось! А если не привиделось?
Появился Самылин с заштопанной, вычищенной шинелью.
– Скажи-ка братец, как то бишь, звать ту мадмуазель? – спросил у него Константинов.
– Так, это же дочь Фёдора Ивановича, грека, у которого балаган на Северной. Она как-то приходила, вас искала, Павел Аркадьевич. На бастион бегала, спрашивала. Я ей сказал, что вы в редутах. Туда не пробраться. Попросила, коль вы появитесь, мальчонку прислать к ней с весточкой. Того мальца, у которого дед на ялике переправщиком. Я так и сделал.