Русский город Севастополь
Шрифт:
Татарин с изумлением открыл рот, пробормотал что-то невнятное.
– Вы, Кречен, откуда научились так лихо говорить на татарском? – удивился Тотлебен.
– Дед мой служил на Кавказе ещё с Ермоловым, – объяснил Павел.
– Да, да, что-то такое ваш отец рассказывал.
– Влюбился без памяти в местную княжну. Всеми правдами и неправдами вымолил родителей отдать её в жены. Занял у генерала Ермолова денег на выкуп. Генерал Ермолов, вы же знаете, сам жён покупал в горах.
– Да, что-то слышал, – кивнул Тотлебен.
– Эй, старик, как у вас называется временная жена? – спросил Павел.
– Мута, – недовольно ответил
– Так, вот, – продолжал Павел. – Бабушка моя из карачаевского княжеского рода.
– Княжеского! – удивился Тотлебен.
– Вроде того, – усмехнулся Павел. – Аул у них, да отара овец – вот и всё княжеское достоинство. Но бабушка у меня – золотая. Добрая, ласковая. Уже совсем старушка, но я её безумно люблю. А был у неё младший брат Аслан. Он у себя в горах поссорился с черкесами, да какого-то важного хана зарезал. От кровной мести бежал в Россию. Вот, он нас с братьями с самых пелёнок и воспитывал. Гувернёры – гувернёрами, а дед Аслан как нянька за нами ходил. А так, как он по-русски ничего не понимал, приходилось с ним на карачаевском разговаривать. Однажды я холеру подхватил. Доктора только руками разводили: все, помрёт дитя. Но дед Аслан прогнал докторов и сам меня выходил. Ужас, чем он меня поил. Заставлял пить горячие отвары из каких-то противных трав, да ещё соль замешивал так, что в рот невозможно взять, не то что пить…. Однако, я выздоровел.
– Шаман он у тебя – не иначе, – усмехнулся Тотлебен.
– Ваше высокоблагородие! – окликнул денщик подполковника. – Можно ехать.
Затор на дороге разошёлся. Телеги потянулись вниз, к городу. Погонщики поднимали верблюдов. Офицеры залазили в свои пролётки.
***
Коляска въехала в Севастополь.
– Надо же, какой белый город! – все восхищался Павел. – А цветов сколько! Смотрите, Жернов, вон, в том палисаднике какие огромные розы. А пахнут, наверное, как!
– Да, да, – снисходительно усмехался поручик.
– Неужели тут всегда так красиво?
– Вы влюбились в Севастополь с первого взгляда? – уже смеялся Жерновов.
– Нет, но Петербург я тоже люблю. Но этот город, как будто сделан из зефира. Прямо – зефирный торт.
– Вы не туда смотрите. Взгляните, какие барышни, не хуже ваших роз. Вот, как освоимся здесь, как закрутим романчик! У вас, Кречен, есть дама сердца?
– Есть, – уверенно ответил Павел, вспомнив о Юленьке – милом лягушонке. Он же обещал ей хранить верность, вернее хотел пообещать, но как-то не решился.
– Вот, беда! А я – свободен! – радостно воскликнул Жернов.
Большая Севастопольская бухта врезалась в материк на шесть вёрст. Ширина бухты не менее трёхсот, а где и пятисот сажень. Что Северный берег, что Южный были скалистыми, постепенно понижающимися к морю. Северный берег прорезали небольшие бухточки, переходившие в балки. Южный берег делили три бухты: Килен-балочная, Южная и Артиллерийская. Бухты глубокие и просторные. Южная, самая большая, тянулась на две версты и имела до двухсот сажень шириной. В ней размещался черноморский флот. В Артиллерийской бухте находились торговые суда. От Артиллерийской бухты, к востоку берег постепенно понижался до Херсонесского мыса. За городом на восточном побережье имелось ещё несколько удобных бухт: Карантинная, Казачья, Песочная, Камышовая и Стрелецкая.
Сам город располагался на обоих берегах
Через центр города пролегли две главные улицы: Екатерининская и Морская. С юга улицы выходили на Театральную площадь, а с севера упирались в Николаевскую площадь. Мощение камнем в Севастополе особо не применялось, посему улицы были укатаны щебнем. Екатерининская и Морская, как центральные, выглядели ухоженными, застроенными красивыми домами с портиками и колоннами. Остальные же улочки были узкими, извилистыми.
На Корабельной стороне находился порт, а рядом матросские слободки. Корабельная слободка лежала между доками и Ушаковой балкой. У подножья Малахова кургана была Малахова слободка. На северных скатах меж Доковой и Лабораторной балках рассыпались Татарская слободка и Бомбардирская.
На высоте меж Городским оврагом и бухтой был разбит большой бульвар. В центре города находился ещё один бульвар поменьше, где стоял памятник Казарскому, героическому капитану брига «Меркурий». В Ушаковой балке располагался городской сад, обнесённый каменной стеной.
***
Главнокомандующий, князь Меньшиков, временно разместил свой штаб в «Екатерининском дворце» у набережной, недалеко от Графской пристани. Снаружи сей дворец выглядел скромно: одноэтажный, с покатой черепичной крышей, простые прямоугольные окна. Зато внутри стены были украшены резными ореховыми панелями. Малиновые шёлковые портьеры на окнах. Полы устланы персидскими коврами. Кругом стояла резная мебель с позолотой в стиле позднего ампира: ножки в виде львиных лап, грифоны, сирены.
Дежурный офицер проводил подполковника Тотлебена к кабинету с тяжёлыми дубовыми дверьми, украшенными золочёной резьбой.
За небольшим письменный столом сидел адъютант и работал с корреспонденцией. Увидев Тотлебена, он встал и вышел навстречу.
– Инженер-подполковник Тотлебен, – представился Эдуард Иванович. – У меня письмо к князю Меньшикову от главнокомандующего Дунайской армией.
– Князь принимает доклады от полковых командиров, – сообщил адъютант. – Я доложу о вашем прибытии.
Он скрылся за дверью. С той стороны доносилась монотонная речь. Речь прервалась. Через несколько секунд прозвучало властно: «Пусть войдёт!» Адъютант распахнул дверь и пригласил Тотлебена.
Просторное помещение выглядело, как обыкновенный штабной кабинет: по одной стене три больших окна с тяжёлыми шторами; другая с портретами и картинами. Портрет царя, выделявшийся большим размером и более богатой золочёной рамой, висел над высоким мягким креслом. Массивный канцелярский стол посреди кабинета. На столе масляная лампа под зелёным абажуром, набор для письма и пресс-папье в виде бронзового всадника-черкеса. Неприметный шкафчики с книгами, стоял в углу, как провинившийся гимназист. На дальней стене приколота карта с очертаниями берегов Крыма.