Русский исторический анекдот: от Петра I до Александра III
Шрифт:
Другой судья, узнав об этом и желая себе того же, спросил однажды Д’Акосту:
– Не снабдите ли вы и меня очками?
Но как он был весьма курнос и дело Д’Акосты было не у него, то шут сказал ему:
– Прежде попросите, сударь, чтоб кто-нибудь ссудил вас порядочным носом. [92, с. 116.]
Сказывают,
Князь Меншиков, рассердясь за что-то на Д’Акосту, крикнул:
– Я тебя до смерти прибью, негодный!
Испуганный шут со всех ног бросился бежать и, прибежав к государю, жаловался на князя.
– Ежели он тебя доподлинно убьет, – улыбаясь говорил государь, – то я велю его повесить.
– Я того не хочу, – возразил шут, – но желаю, чтоб Ваше Царское Величество повелели его повесить прежде, пока я жив. [92, с. 120.]
< image l:href="#"/>Жена Д’Акосты была очень малого роста, и когда шута спрашивали, зачем он, будучи человек разумный, взял за себя почти карлицу, то он отвечал:
– Признав нужным жениться, я заблагорассудил выбрать из зол по крайней мере меньшее. [92, с. 121.]
Несмотря на свой малый рост, женщина эта была сварливого характера и весьма зла. Однако Д’Акоста прожил с нею более двадцати пяти лет. Приятели его, когда исполнился этот срок, просили его праздновать серебряную свадьбу.
– Подождите, братцы, еще пять лет, – отвечал Д’Акоста, – тогда будем праздновать тридцатилетнюю войну. [92, с. 121.]
В царствование Петра посетил какой-то чужестранец новопостроенный Петербург. Государь принял его ласково, и вследствие того все вельможи взапуски приглашали к себе заезжего гостя, кто на обед, кто на ассамблею.
Чужестранец этот между прочим рассказывал, что он беспрестанно ездит по чужим землям и только изредка заглядывает в свою.
– Для чего же ведете вы такую странническую жизнь? – спрашивали его другие.
– И буду вести ее, буду странствовать до тех пор, пока найду такую землю, где власть находится в руках честных людей и заслуги вознаграждаются.
– Ну, батюшка, – возразил Д’Акоста, случившийся тут же, – в таком случае вам наверное придется умереть в дороге. [92, с. 121–122.]
Д'Акоста, несмотря на свою скупость, был много должен и, лежа на смертном одре, сказал духовнику:
– Прошу Бога продлить мою жизнь хоть на то время, пока выплачу долги.
Духовник, принимая это за правду,
– Желание зело похвальное. Надейся, что Господь его услышит и авось-либо исполнит.
– Ежели б Господь и впрямь явил такую милость, – шепнул Д’Акоста одному из находившихся тут же своих друзей, – то я бы никогда не умер. [92, с. 124–125.]
Антонио Педрилло
Однажды Педрилло был поколочен кадетами Сухопутного Шляхетного корпуса. Явившись с жалобою к директору этого корпуса барону Люберасу Педрилло сказал ему:
– Ваше Превосходительство! Меня обидели бездельники из этого дома, а ты, творят, у них главный. Защити же и помилуй! [92, с. 138,]
Педрилло дал пощечину одному истопнику, и за это был приговорен к штрафу в три целковых.
Бросив на стол вместо трех шесть целковых, Педрилло дал истопнику еще пощечину и сказал:
– Ну, теперь мы совсем квиты. [92, с. 139.]
Жена Педрилло была нездорова. Ее лечил доктор, спросивший как-то Педрилло:
– Ну что, легче ли жене? Что она сегодня ела?
– Говядину, – отвечал Педрилло.
– С аппетитом? – любопытствовал доктор.
– Нет, с хреном, – простодушно изъяснил шут. [92, с. 140.]
Василий Кириллович Тредиаковский, известный пиит и профессор элоквенции, споря однажды о каком-то ученом предмете, был недоволен возражениями Педрилло и насмешливо спросил его:
– Да знаешь ли, шут, что такое, например, знак вопросительный?
Педрилло, окинув быстрым, выразительным взглядом малорослого и сутуловатого Тредиаковского, отвечал без запинки:
– Знак вопросительный – это маленькая горбатая фигурка, делающая нередко весьма глупые вопросы. [92, с. 140–141.]
Генерал-лейтенант А. И, Тараканов в присутствии Педрилло рассказывал, что во время Крымской кампании 1738 года даже генералы вынуждены были есть лошадей.
Педрилло изъявил живое сожаление о таком бедствии, и генерал в лестных выражениях благодарил шута за его участие.
– Ошибаетесь, ваше превосходительство, – отвечал Педрилло, – я жалею не вас, а лошадей. [92, с. 147.]
В Одном обществе толковали о привидениях, которых Педрилло отвергал положительно. Но сосед его, какой-то придворный, утверждал, что сам видал дважды при лунном свете человека без головы, который должен быть не что иное, как привидение одного зарезанного старика.
– А я убежден, что этот человек без головы – просто ваша тень, господин гоф-юнкер, – сказал Педрилло. [92, с. 154.]