Русский калибр (сборник)

Разуваев Петр

— Нет, спасибо, — решительно отказался я. — С вами бессмысленно играть. Вы не умеете проигрывать.

— Отчего же, — усмехнулся он. — Это «умение» присуще всем. В игре, Андре, важно только одно — способность всегда выбирать единственно верную позицию. Всегда, понимаете? Увы, мне это удавалось не так уж часто.

— Вы очень скромный человек.

— Нет, Андре. Скорее, я очень доверчивый человек. Впрочем, вы в этом ещё убедитесь. Я слышал, мадемуазель Софи нас покинула?

— Её имя — Даша, Давид, — ответил я. Он

кивнул.

— Это уже неважно. Как вы думаете, её найдут?

— Вряд ли. Насколько я понимаю, генерал Стрекалов заранее готовил этот вариант. А он неплохой профессионал. Не думаю…

Давид покачал головой. Протянув руку к узкой полке над изголовьем кровати, взял с неё какую-то газету и протянул мне. Я с удивлением признал московский «Коммерсантъ».

— Вот, полюбопытствуйте. Вчерашняя. На седьмой странице, правая полоса. Криминальные сообщения.

Я послушно нашёл указанную заметку. Она оказалась короткой и скупой, как и множество других, напечатанных на этой странице.

«Очередное заказное убийство в Москве. Сегодня, около девяти часов утра, у дома № 6 по Алтуфьевскому шоссе был взорван автомобиль „BMW“, принадлежавший генерал-майору Федеральной службы безопасности РФ В. В. Стрекалову, который в момент взрыва находился в машине. Дело об убийстве высокопоставленного контрразведчика взято на особый контроль Генпрокуратурой РФ и Главным управлением ФСБ. По предварительным данным…»

Прелестно… Стрекалов всё-таки нашёл свою Голгофу…

— Даша видела это? — спросил я, откладывая газету в сторону. Давид кивнул:

— Вчера.

— А сегодня — она исчезла… Рихо в курсе?

— Думаю, да. Но дело не в этом. Скажите, Андре, что вы думаете о моей судьбе? Честно.

— В свете последних событий… Мне она видится весьма печальной, — чуть помедлив, признался я.

— Мне тоже, — согласился Давид. — Американцы наверняка запросили у месье Дюпре мою голову. Сделка заключена, Кольбиани мёртв. Значит — месье Дюпре согласился. Я рассчитывал на помощь господина Стрекалова, но… похоже, напрасно. Обмен не состоится. Меня просто убьют.

— Но… — Я чувствовал себя на редкость неуютно. Искренне симпатизируя Давиду, я, тем не менее, не видел ни малейшей возможности ему помочь. А признаваться в своём бессилии… Он меня остановил:

— Нет, Андре, вы меня неправильно поняли. Поверьте, я вовсе не сожалею об этом. Так или иначе, но я всё равно умру. И достаточно скоро. У меня есть месяц, максимум — два. Не больше. Вот только… Ужасно не хочется умирать просто так. Я много думал об этом, Андре. И пришёл к совершенно гениальному в своей простоте заключению: за всё надо платить. Единственное, что я ещё могу сделать хорошего в жизни, это поехать в Россию и заплатить там. По всем счетам. Разом.

— Вряд ли отцу понравится ваш выбор, — грустно усмехнулся я.

— Ваш отец

здесь совершенно ни при чём, — ответил Давид. — Насколько мне известно, он не нарушал законов России и никогда не вёл там никаких дел. Его это не коснётся. Я уже говорил вам, что ничего не имею против него лично. Он гений, и именно поэтому глубоко внутри себя он — несчастный человек. Поверьте, я знаю, о чём говорю. У нас с ним очень много общего. Просто я уже стою на краю жизни, а он ещё идёт к этому краю. И знаете — осознание вины гораздо страшнее, чем забвение. В конце жизни я понял, что на всём её протяжении творил зло. И не попытаться исправить его, хоть часть, хотя бы малую толику этого зла, — не имею права…

— Вы верите в бога? — Тихо спросил я. — Хотя бы в одного из них?

— Бог один, Андре. Не знаю… Раньше не верил, а теперь? Не знаю. Но если он есть — он простит мне моё неверие.

— Вы похожи на камикадзе, Давид. В вас тоже есть «Божественный ветер». Даже если мне каким-то чудом удастся вас вытащить, посадить в самолёт и привезти в Россию… Раньше ещё можно было надеяться на защиту генерала Стрекалова, но теперь его нет. Вас убьют, едва вы ступите на русскую землю. Вы знаете об этом?

— Знаю, — он мягко улыбнулся. — Вы никак не хотите понять, Андре… Искупление заключается не в поступке, вернее — не в самом поступке. Главное — это искренне хотеть его совершить, быть готовым к этому, несмотря ни на что. Это цена искупления, понимаете? И я хочу её заплатить.

— Если бы я мог…

Давид закончил фразу за меня:

— То — вы бы помогли мне? Так?

— Да. Но я не могу. Простите.

— Вы опять торопитесь, — он укоризненно покачал головой. — Вот. Возьмите. Мадемуазель Софи просила передать это вам…

С этими словами он вложил в мою руку листок бумаги, сложенный вдвое. С каким-то странным предчувствием принимал я это письмо. Аккуратный, разборчивый почерк. Русские буквы. И всего несколько слов.

«Андре! Если ты читаешь это письмо, значит, тебе уже всё известно. Прости меня за молчание, но я обещала Виктору. А обещания нужно выполнять, правда? Прости за всё. Прощай. Даша.

P. S. Оставляю тебе мою „птичку“. Заботься о ней. Она очень, очень ценная».

Я поднял глаза на Давида и увидел в его руке небольшой округлый предмет, похожий на яйцо. Только почему-то розовое. Тамагочи. Давид протягивал его мне.

— Она уже умерла, Андре. — Сказал он, указывая тонким пальцем на дисплей. — И довольно давно. Так что смело можете её «препарировать». Думаю, результат вас удивит.

Хрупкая пластмасса лопнула от одного удара. И на мою ладонь выпало два маленьких, чуть больше горошины, чёрных цилиндрика. Заворожённым взглядом я уставился на свою руку.