Русский лабиринт (сборник)
Шрифт:
– Ну, обошлось, слава Богу, – выдохнул Платон.
– Не совсем, – покачал головой батюшка. – Этим самым топором она в тот же вечер своего сожителя порешила. Мне вот еще что… не странным даже… не знаю, как точно сказать… характерным показалось. Перед тем, как гражданского мужа зарубить, она это отчетливо помнила, скотине корм дала, собаку покормила, курей, а потом только снова за топор взялась. Сознательно уже, значит, осознанно. Лечилась потом много лет принудительно – несмотря ни на что, признали ее на суде невменяемой, потом, конечно, отпустили. Так вот даже теперь боится у Господа
– Господи, страхи какие, – снова перекрестилась Пелагея Никаноровна. – А дети что ж?
– Дети-то? Детей так и не нашли, то ли так спрятались в каком-нибудь глухом месте – широка Россия, – то ли… не помнит она точно, когда сознание у нее отключилось, боится, что все-таки… ну вы понимаете. Но хоть все там обшарили, и с солдатами даже – никаких тел или крови не нашли. Я это к чему рассказал, – мягко улыбнулся отец Иоанн. – Не всякую страсть любовью можно назвать, когда в сердце Господа нет, сердцем всегда Сатана завладеет, пустым оно быть не может, так уж устроен раб Божий – человек.
6
Когда матрос вернулся с гитарой, попутчики уже укладывались на боковую. Было видно, что морячок не только ходил за инструментом, но успел где-то и попеть и попить. Его немного пошатывало, словно он был не в поезде, а на корабле в открытом море.
– Ну вот, расстроилась компания, – огорчился Вася, – а я для общества расстарался.
– Долго ехать, напоешься ишо, – сказал из-под тулупа Степан Антонович.
Моряк эхнул и тяжело опустился на место, обпершись на гитару, как викинг на меч.
– Слышь, Гегель, ты как в этом смысле? – Василий щелкнул себя по горлу.
Платон хотел было отказаться – все-таки он сегодня изрядно понервничал с этим отъездом, но спустил свои длинные ноги с полки.
– А где? У меня с собой нету.
– Да здесь приличный вагон-ресторан имеется, еще часик работать будет, а для меня… Катька-буфетчица и подольше расстарается, я уже к ней пришвартовался. Если уж петь не для кого, тогда просто выпьем-посидим. Ну? Угощаю. – Моряк сделал широкий жест рукой.
Платон еще секунду колебался, потом посмотрел под полку – вещи были на месте – и согласно кивнул.
Буфетчица Катька – полная румяная молодуха – прям вилась около стола, только на моряцкие колени не садилась, пытаясь предугадать желание статного матроса и, подавая блюда, намеренно наклонялась пониже, вовсю показывая спелые дынные груди. Василий, избалованный женским вниманием, небрежно отдавал указания по водке, закускам и прочей снеди, которая незамедлительно появлялась на их столе. Платону отчего-то вспомнилась та самая рабочая столовая, где он когда-то давно, уже в позапрошлой жизни, познакомился с комсомолкой Надей, родившей ему дочь Зинку, родившую, в свою очередь, нового человечка, которому он, Сергей Васильевич Соломатин, теперь дед. Неизвестный малец непонятно какое еще получит имя, а вот фамилия будет такая же – Соломатин. О том, что дочь могла взять фамилию мужа, Платону в голову не приходило.
– Ну что, вцепились! – Рюмка в матросской лапище казалась наперстком.
– Вцепились! – поддержал Платон, чокнулся и влил в
– Эх, хорошо пошла, – погладил себя по мощной груди матрос, – хотя первачок у Степаныча тоже что надо. Надо же – зэк раскулаченный, а за любовь гутарит. Черт ее знает, эту любовь. Все шатко, зыбко, как в Кильском канале в туман, гляди в оба, а то разом на берег вынесет или чужое судно протаранишь. Одна вахта… пожизненная. Не, мы ишо погуляем, да, Катька? – Василий плотоядно подмигнул буфетчице, которая, разомлев от вожделения, пожирала моряка коровьими глазами.
– Так дело молодое, понятно, погулять можно. А все ж права наша старушка попутчица, детей только от законной жены хочется, – покачал головой Платон. – Там оно, конечно, туман впереди, но ведь и счастливые семьи бывают. Там ты нужен не на ночь, не на две, навсегда… ну не навсегда… постоянно нужен. Это ж хорошо, когда ты кому-то нужен. А заранее жалеть, что случиться может, смысла мало.
– Не исключаю. – Матрос посмотрел Платону прямо в глаза. – А вот спешить с этим делом не рекомендуется. Ты вот со своей сколько до брака вместе жил?
Платон прикинул – получалось, что нисколько и не жил, познакомился, расписался, и уж тогда только и зажили.
– Да так… поженились сперва.
– А вот я так думаю, она сперва себя показать должна. Не снаружи, что она каждому показывает, а изнутри. А для этого пожить с ней надо пару годков, посмотреть, как встречает, как уваживает, кормит как. Да и как ревнует, тоже надо посмотреть, а то с друзьями где-нибудь гульнешь, а она тебя сковородкой по харе с порога. На кой такая дырявая шаланда нужна, я тебя спрашиваю?
Платону вспомнились слова Артиста, что мол, если несчастливо женился, то станешь философом. Матрос между делом развивал свою теорию брака.
– Сколько наших так вот охомутали по слепоте, вернее, по глупости мужицкой. Девка, как Катька наша, к примеру, своими достоинствами блеснет – и все, ослеп мужик. А нашему брату-моряку по полгода в рейсе болтаться, возвращаешься и не знаешь – ждала или коленки друг по другу соскучились уже. Молодой ведь мужик на каждую ночь нужен – похоть свою тешить. Вот так пьешь с корешем и не догадываешься, что он из твоей постели только вчера вылез. Сколько у нас мордобоя по таким случаям было, пальцев не хватит загибать. Да ладно, драка – дело обычное, а иная сука и рада еще поглядеть, как из-за нее, мокрощелки, настоящие морские люди сшибаются, словно горные козлы – и оба с рогами. И морду друг другу разбивают, и душу. А вот один кореш мой, знаешь, чего удумал?
– Не… – покачал головой заслушавшийся Платон.
– Он, когда об измене свое женушки узнал, да что узнал – она сама ему призналась, уж не знаю, зачем. Так он ее отмудохал сначала, как положено, а потом, вместо того чтобы пинка под зад дать без всякого Якова и списать на берег с вещами, в койку уложил и не вынимал трое суток. Перее…вал, значит, свое себе членом возвращал. И все равно не помогло – развелись.
А с сожительницей, без штампа в паспорте, что для них мечта всей ихней бабской жизни, проще простого. Один косяк – и за борт без всяких там рыданий, рукозаламываний и перее…ов. Катюха, уважь еще беленькой!