Русский лабиринт (сборник)
Шрифт:
– Балби, Балби, Мася тебя любит, – говорила дочурка, кутая куклу в одеяло.
Сейчас он тоже был куклой, но никто о нем не заботился и даже не вспоминал. В крещенские морозы помер Петро – Владилен слышал разговор гаражных соседей. Теперь не осталось никого, кто мог хотя бы посочувствовать за бутылкой. Владилен ушел в глухой запой и, как настоящий медведь, провел остаток зимы в гаражной берлоге. За дверьми нанесло сугробы и, Владилен еле-еле протискивался в узкую щель, выходя оправиться да купить водки и хлеба на закуску. Денег пока хватало: на новогодние праздники директор ресторана расщедрился – одарил сотрудников премией. Что там теперь на работе, Владилен не думал. Выгнали его за прогулы и за присвоение имущества в виде мишкиной головы, нашли замену или ждут еще, ему было все равно. Никто не знал места его обитания, никто не мог его проведать, хотя бы только для того, чтобы вернуть костюм медведя. Он совсем уже не управлял ни своей жизнью, ни своей
В один из дней Владилен проснулся с легкой головой. Дверь открылась больше чем наполовину – брызнул свет, снег таял, наступила весна. Владилен огляделся, втянул пахучий воздух, тряхнул головой и скинул пропотевший свитер. Обтираясь колючим еще снегом, Владилен фыркал и шипел от удовольствия. Муть в мозгу осела, мир понемногу прояснился. Владилен сделал несколько приседаний, оделся и, захватив под мышку костюм медведя, двинул на Арбат.
По офонаревшему в перестроечные времена Арбату ходил праздный люд. Кто-то приценивался к сувенирам, кто-то позировал художникам, другие слушали дворовых музыкантов. Владилен остановился у одного дуэта – гитарист и бас-гитарист, – он знал этих ребят. Парень с соло-гитарой и в шляпе, певший негромко, но душевно, лучшее из русского рока, – это был Гена. Гена всегда выступал в одной и той же потрепанной шляпе, говорил, она приносит удачу. Они познакомились в прошлом году, когда Владилен остался последним из публики. Он тогда вместо денег положил в кофр две бутылки пива, купленные на опохмелку. Пивко пришлось кстати, Гена тоже был с бодуна. Разговорились. Гена тоже пострадал от бабы, но по-своему. Как истый художник, Гена не знал меры в любви. Он влюбился сразу и бесповоротно в одну девушку, остановившуюся его послушать. Гена мнгновенно забыл про жену и двух почти взрослых детей, живших в Подольске. Он буквально вымолил у пассии номер мобильного телефона и прыгнул в омут. Девушка оказалась не только обеспеченной – дочерью какого-то дельца, но и сметливой. Генины ухаживания были оценены – с материальной стороны, от него потребовалась красивая и веселая жизнь. Гена тайком от жены заложил квартиру в Подольске. Они гуляли в лучших ресторанах, он покупал ей бриллианты и катал в ночные клубы на лимузинах. В этот период старая шляпа валялась дома. Кредита хватило на полгода, потом Гену зажали. Он выкрутился, семья переехала в две комнаты в коммуналке, но уже без него, жена пригрозила уголовным делом – без ее согласия закладывать недвижимость было нельзя. Гена сунулся к предмету обожания, но там страсть в кредит выдавать никто не собирался. Гена оказался один, на улице, у него в отличие от Владилена не было даже гаража. Голый почти в буквальном смысле – все личные вещи бывшая жена выбросила на помойку. Остались только шляпа и ремесло – хватало на аренду комнаты в коммуналке на окраине. По этому поводу Гена философски говорил, что лучше один раз побывать на вершине любви и упасть в пропасть, чем всю жизнь пастись коровой в низине.
Из стаи сбоку выскочила какая-то размалеванная девица с черными обводами у глаз и пирсингом на губах, подошла, пританцовывая, к басисту и начала извиваться, стараясь стукнуться своей задницей в его. Потом она стала приседать, эротично проводя рукой по его ноге. Басиста звали Сергей. Он неодобрительно косил на девку, но ноги не убирал. Почитательница запустила руку в пах, публика одобрительно заулюлюкала. Сергей сделал пару шагов в сторону, и готка отстала и вернулась к своим. Сергей был много старше Гены, седой и мудрый. Не сделал в свое время никаких глупостей, кроме одной – плюнул в харю председателю худсовета. В советские времена это означало немедленную подпольную славу среди музыкантов и официальное забвение. К тому же на каком-то сборном концерте Сергей умудрился повздорить с Кобзоном. Это было круче, чем с худсоветчиком, и, соответственно, многопоследственнее. Причины у всех разные, результат один – улица. Владилен не раз и не два выпивал с ними после их концертов прямо здесь, на улице. У покореженных жизнью всегда есть, о чем поговорить за бутылкой, еще больше – о чем помолчать. Владилен приветственно помахал рукой, Гена посмотрел на него, но почему-то даже не кивнул, хотя песня кончилась. Серега слушал вновь подошедшую готку и кивал головой – наверное, договаривались об интимной встрече. Такие девушки платят за все не деньгами. Владилен пожал плечами и пошел дальше.
К его удивлению, на месте его ресторана теперь был магазин «Меха». Через витрину Владилен смотрел на девиц, кутающихся перед зеркалами в пышные шубы, и их спутников, лоснящихся господ, вальяжно кивающих продавщицам.
Первое, что пришло на ум: не надо сдавать шкуру. Владилен усмехнулся: получалось, что мишка – его трофей, можно сказать, шуба. Еще подумалось – ничто не вечно, даже рестораны, вернее, особенно рестораны, где наливали и
«Да, именно леший, – подумал Владилен, – но что же делать-то? И ни одного телефона нету – ни Коляна, ни кого из официантов».
Из дверей выглянул хмуролобый охранник, и Владилен отошел от стекла. Подумав с минуту, Владилен начал влезать в медвежью шкуру. Не узнают по лицу, узн'aют по морде, думал Владилен, напяливая мишкину голову. Бродячие музыканты могли бы хоть немного покормить и наверняка налить стакан. Может, удастся и в долю войти – а что, медвежья подтанцовка, такого здесь еще не было. Владилен помахал руками-лапами. Шкура за зиму как-то ссохлась, села и давила в подмышках и в паху. Владилен пару раз присел, подпрыгнул – вроде притерлось.
– Ма, смотри, какой медведь уматный, – раздался звонкий голосок за спиной, – ну точно, как тот в цирке, помнишь, куда мы с дядь Сашей на мой день рождения ходили, когда еще ТОТ у нас жил?
Владилен замер, потом резко обернулся – перед ним стояла его дочь, его кровинушка, его Масик и показывала на него пальцем. Рядом облизывала мороженое бывшая жена. В другой руке она держала пару больших картонных пакетов, какие выдают в фирменных магазинах одежды.
– Смотри, медведь выполняет «замри», мам, ну глянь, правда ж, что цирковой и облезлый – видно тож линька! – засмеялась дочка.
Медведь очнулся, сделал поклон и протянул лапу девочке.
– Ой, здорово! Мама, ничего, если с ним поздоровоюсь?
Женщина со вздохом кивнула – видно, дочка уже не раз ее отвлекала от шопинг-маршрута. Девочка сделала осторожный шаг и вложила свою ладошку в большую кожаную лапу. Медведь вдруг потянул на себя и взял девочку на руки.
– Эй! – всполошилась женщина.
Девочка, однако, совсем не испугалась и погладила медведя по голове. Медведь осторожно покрутился на месте, словно танцуя с ребенком на руках, потом опустил ее на землю, встал на четвереньки и, словно большой кот, потерся головой о девчачью шубку. Так они часто играли в детстве – он был тигром или львом, Масик была укротительницей.
– Хороший миша, очень хороший. – Девочка снова погладила медведя по голове.
– Ну хватит уже. – Бывшая жена бросила мороженое, получилось – под медвежью морду и потянула девочку за собой. – Он какой-то непромытый. Пошли, темнеет уже.
Девочка еще пару раз оборачивалась – медведь стоял уже в полный рост и махал лапой ей вслед. Если бы она была рядом, то услышала, что медведь еще и говорящий.
– Папа тебя любит, папа тебя очень любит, папа тебя любит больше всех на свете, – все тише и тише говорил медведь.
Кончился какой-то завод, и медведь замолчал. Он стоял так до самой темноты – молча и не шевелясь, не обращая внимания на других детей, что останавливались и глазели на него. Потом снял шкуру, превратившись опять в старого неопрятного человека, взял ее под мышку и куда-то ушел. Больше медведя на Арбате не встречали.
Владилена обнаружили только к лету, когда из его гаража уже явственно слышался трупный запах. Когда взломали дверь, даже бывалый участковый, вызванный новым сторожем, оторопел. Такого он еще не видел. В петле висел седой старик в медвежьей шкуре. Меховая голова со стеклянными глазами лежала на полу – видно, свалилась с висельника. На столе, придавленная отверткой, лежала записка. Участковый вызвал опергруппу с судмедэкспертом, взял бумагу и вышел на свет. Ровным красивым почерком было написано странное:
«КУКЛУ МОЖЕТ СЛОМАТЬ ТОЛЬКО РЕБЕНОК».
...
2010
Сутяга
Судья одного из мировых судов города Челябинска Лена Войнович была молодой и красивой женщиной тридцати лет и отзывалась на «девушку» вполне оправданно. Хотя коллеги называли ее уважительно Еленой Викторовной, но обращение «Леночка» шло ей больше. Потому также, что ее большие зеленые глаза были распахнуты на добро и веселье, словно муть уголовных и гражданских дел ее подопечных никогда не оседала в них жизненным илом. Или оттого, что Лена имела недевичью волю и не давала ежедневному рабочему злу застилать от нее солнце. Этот понедельник в отличие от огромного большинства русских понедельников начался с очень хорошей новости – Елену Войнович перевели из мировых судей в федеральные. Назначили пожизненно, а это означало стабильность. С мужем Лена рассталась пару лет назад, поэтому стабильность помогала в другом – написании докторской диссертации (это в тридцать-то лет!) и романтических увлечениях на независимой финансовой основе. И погода в этот понедельник была под настроение – солнечная и недушная, с легким ветерком, который так и хотелось назвать бризом.