Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2
Шрифт:
И Бахрушинский нудно зарыдал тяжелым мужским рыданием.
— Голубчик... бросьте... не надо так отчаиваться... никто, как Бог... может быть, иотыщем вашего сынка! — взволнованно вырвалось у Путилина. — Я сам лично приму участие в вашем деле. Вот что: сейчас я должен проехать в ваш дом и осмотреть комнату вашего сына.
Лицо красавца старика осветилось радостной улыбкой:
— Лошадки мои ждут меня тут. Живо предоставлю вас, благодетель, в домишко мой!..
Жирное
«Домишко» Силы Федоровича Бахрушинского оказался настоящим дворцом. Мы прошли анфиладой роскошно убранных комнат, сверкающих позолотой, богатством истинно купеческой окладки.
Вдруг, пройдя несколько коридоров и спустившись маленькой лестницей, мы очутились совсем в ином царстве.
Тут обстановка была серенькая, «мещанско-купецкая». Пахло постным маслом, щами.
— Это ваша черная половина? — спросил Путилин.
— Точно так, ваше превосходительство. А вот и комната сына моего.
В ту минуту, когда мы хотели войти в эту комнату, дверь ее быстро распахнулась, и на пороге появилась фигура седенького человека.
— Ты что здесь делал, Прокл Онуфриевич? — спросил его Бахрушинский.
— Да горенку Дмитрия Силыча прибирал... — старческим высоким голосом ответил старик, бросая на нас удивленный взгляд голубоватых выцветших глаз.
И быстро скрылся в темном закоулке-коридоре.
Комната молодого Бахрушинского отличалась поразительной скромностью убранства.
Простой деревянный стол, на котором аккуратно, в порядке лежали синие тетради. Над столом — такая же простенькая полочка, на ней — книги в темных переплетах. В углу — кровать, крытая дешевым шерстяным одеялом, иконы, стул с продранной клеенкой, вот и все.
— Ого, ваш сын — настоящий отшельник! — произнес Путилин, зорко оглядывая комнату-келью молодого миллионера.
— Господи! Золото, всяческая роскошь были ему предоставлены мною. Не захотел. «Ничего лишнего, — говорит, — мне не надо, папаша. От прихотей грех заводится».
Путилин стал разглядывать книги, тетради.
Вдруг, разглядывая одну тетрадь, он быстро повернулся к купцу-миллионеру и спросил его:
— Скажите, пожалуйста, у вас по средам и пятницам едят постное?
— Да-с! — ответил весьма удивленный Бахрушинский.
— Ну, а я могу узнать, что у вас, например, сегодня на горячее варили молодцам и приказчикам?
Лицо миллионера было чрезвычайно глупо: оно попросту окаменело от изумления.
— Я сейчас узнаю, ваше превосходительство! — проговорил он, быстро выходя из комнаты.
— Прости меня, Иван Дмитриевич, — начал я, подходя к моему другу, который быстро вырвал половину страницы тетради, — что я вмешиваюсь в твои «первые шаги» розыска. Но ради Бога, неужели «горячее» может играть какую-нибудь роль в деле розыска пропавшего миллионера?..
— Как все — нет; но как частность — да... — усмехнулся мой друг.
— Сегодня варили
— С грибами? — спросил Путилин.
— А... а вы почему же это знаете? — удивленно спросил Бахрушинский.
— Не в этом дело, голубчик. Скажите: кто это вышел из комнаты вашего сына? Это ваш старший приказчик?..
— Воистину чудодей вы, ваше превосходительство! — восторженно вырвалось у купца-старика. — Истину изволили сказать. Это мой старший приказчик.
— Пригласите его сюда!
Путилин зажег свою лампу-фонарь, свой знаменитый потайной фонарь, и спрятал его в карман. Падали уже темные сумерки раннего зимнего дня.
— Скажите, пожалуйста, любезный Прокл Онуфриевич, — обратился Путилин к вошедшему старичку, — кто доставил вам письмо от исчезнувшего молодого хозяина Дмитрия Силыча?
— А так, примерно сказать, какой-то неизвестный, не то мужик, не то парень. Сунул мне в руку — и давай лататы!..
— Так-с... А вы лица этого человека, таинственного посланца, не заметили.
— А именно-с? — почтительно насторожился тот.
— Было ли лицо его с бородой или без бороды?
— Не приметил-с... — ответил старший приказчик.
Путилин быстро вытащил из кармана фонарь и направил рефлектор на лицо старшего приказчика.
— И ни одного гнуса не заползало в то время, когда вам, любезный, передавали письмо? — загремел вдруг Путилин громовым голосом.
От неожиданности и я, и миллионер-хозяин вздрогнули и даже привстали со своих мест.
— Виноват-с... Невдомек мне, о чем изволите спрашивать.
— Ничего больше... Идите, голубчик... — мягко ответил Путилин.
Путилин долго сидел задумавшись.
— Скажите, пожалуйста, господин Бахрушинский, вы вот давеча говорили мне, что сын ваш был, считался почти женихом. Что это за история с его сватовством?.. Кто была его невеста?
— А вот извольте видеть, как дело обстояло. Около года тому назад отправился сын мой по торговым делам на Волгу. Пробыл он там порядочно времени. Познакомился в Сызрани со вдовой купчихой-миллионершей Обольяниновой и с ее единственной дочерью — красавицей Аглаей Тимофеевной. Вернулся. Сияет весь от радости. Поведал о знакомстве. Я сразу смекнул, в чем дело. Вскоре прибыли в Питер и Обольянинова с дочкой. Поехал я к ним, стал бывать. Однажды меня и спрашивает сын: «Дашь, отец, согласие на брак мой с Аглаей Тимофеевной?» — «Дам, — отвечаю, — с радостью». Однако вдруг все дело круто изменилось: перестал сын бывать у волжской купчихи, стал темнее тучи. Тоска на лице так и светится. Стал я допытываться о причине всего этого. Молчит, а то пустяками отговаривается. А ночи все почти напролет ходит по комнатке этой, охает, вздыхает, то молиться начнет, то плачет. А теперь, как известно вашему превосходительству, и вовсе исчез.