Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Я старший, — сказал Ваня.
— Говорят, у тебя волшебная палочка есть, которой ты своих братьев в пальто и шубу для мамы превратил?
— Ну есть, а что?
— Вот и расколдуй меня, чтобы я больше не был чудищем. Сделаешь?
— Сделаю, — вздохнул старший Ваня.
Глава тридцать третья
ФИНАЛ. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Честно
Потом ему стало худо — тошнота, рвота, сильное головокружение. Вызвали «скорую». Пока она ехала, Дмитрия Емельяновича выворачивало наизнанку, а внутри-то ничего не было, четверо суток никакой еды, только слюна. Приехавшие врачи мгновенно определили сильное сотрясение мозга и повезли битыша в больницу. Наташа поехала с ним. Хорошо, что паспорт не умыкнули алкаши с Плехановки, а ведь могли, озорства ради.
— Надо же! — удивлялся врач «скорой», заглянув в главное выкрутасовское удостоверение личности. — Угораздило же в день рождения так обозначиться! Или уже с утра начал праздновать? Хотя запаха никакого…
В карете «скорой помощи» его уложили на каталку, а Наташа села рядышком, и он взял ее за руку. В дороге стал говорить ей нежным голосом:
— Наверное, это судьба. Я все эти дни видел перед собой твои ямочки на щечках, вспоминал про пальто и шубу…
— А что ж там-то, в Тихозере, не понравилось? — с обидой спросила она.
— Говорю же, заколдовали меня! Да мало того, меня же мальчишка-попутчик обворовал дочиста.
— Да знаю, рассказали мне. Ты бы молчал, Дим. Врач сказал, что тебе сейчас даже говорить не рекомендуется.
— Погоди. Ты прости меня, я тебе наврал про проституток. Правда, они и впрямь прятались у меня в номере гостиницы. Спасались от субботника. Это когда милиция их…
— Знаю, слыхала. Ну и хорошо, что наврал. Если б правда, мне бы труднее было о тебе хорошо думать.
— Наташ! А вот когда все заживет у меня и я снова стану на человека похож, как ты отнесешься к тому, что я приду к тебе?
— Приходи, конечно, — пожала она плечами.
— Но я не просто так приду.
— Ну приходи не просто так…
— Пойдешь за меня замуж?
— Посмотрим. — Она покраснела, потом рассмеялась: — Если тебе врачи разрешат жениться!
— Да отчего ж не разрешат-то! — возмутился пощипанный сокол возмездия. — Сотрясение мозга вылечивается. А в остальном я мужчина очень здоровый. Только врать горазд. В поезде тебе в одну сторону наплел, сегодня — в другую. Я не сектант. Хотя и не казак тоже. А в плену у чеченцев я почти три дня пробыл — это уж точное, последнее сведение. Сейчас верь мне, пожалуйста!
— Верю, —
И потом, когда его уже осмотрели в больнице, прописали и определили в палату, Наташа долго не уходила, сидела около его койки, а он снова держал ее за руку и говорил:
— В юности я, бывало, мечтал, что буду идти по улице, а хулиганы будут обижать красивую девушку, и я заступлюсь за нее, спасу от них, и она станет моей женой. А у нас с тобой все наоборот вышло — ты меня спасла от хулиганов. Вот, оказывается, к кому я шел в Светлоярск! К Наташе Лисик!.. Или ты еще носишь мужнюю фамилию?
— Нет, я ее никогда не носила. И мальчишки у меня все в Лисиках ходят. У мужа была некрасивая, он сам не хотел, чтобы сыновья ее носили.
— А какая?
— Да ну! Даже и вспоминать не хочется. В книжке такую прочтешь, скажешь: «Ну и придумал же автор!» А в жизни каких только имен не бывает.
— Мою, значит, тоже фамилию не возьмешь, — опечалился Выкрутасов.
— Да твоя-то еще ничего по сравнению. Даже какая-то залихватская. А у него, знаешь, какая была — Хочубаба.
— Как? Хочубаба?
— Хочубаба. Представь себе, каково женщине носить такую фамилию! Все равно что на груди написать: «Всем даю!»
— Да-а-а! — радовался Выкрутасов. — У меня все-таки гораздо благозвучнее. Мою бывшую супругу зовут Раиса Комова. С детства ее дразнили Райкомовой. Но она все равно мою фамилию брать отказалась. Прости, что я о ней заговорил. Можешь посмотреть в паспорте — разведены мы!
— Да уж верю ежу! — махнула рукой Наташа.
— И детей ему рожу? — пошутил битый жених.
— Посмотрим, — вновь покраснела она.
— А что это за пена-лупена, которой ты меня вылечила?
— Старинный состав. Туда разные травы входят, мед, ягодные соки, а главное — эта самая лупена, точнее — кашица из ее листьев. Я когда первого еще только родила, мне одна знахарка записала рецепт. Парни часто до крови чего-нибудь себе расшибают.
— А я уж было подумал, что ты колдунья. В футбольной жизни часто приходилось наблюдать, как непросто остановить кровь из разбитой брови, а тут — волшебство какое-то. Точно, что ты не колдунья?
— Нет, — смеялись ямочки.
— И не сектантка?
— Нет, не сектантка. В церковь похаживаю. Даже исповедываюсь, а на Пасху и на Рождество причащаюсь.
— Это можно. Значит, на митинги за Ленина и за Валерию Новодворскую не бегаешь?
— Не бегаю.
— Слава богу! А Виктора Пеле читала?
— Попадалось… Но я такого не люблю. Я старомодная. Мне такие писатели нравятся — ты обхохочешься.
— Какие?
— Ну там… Лесков, Диккенс, классика, короче.
— И мне. А ты Вздугина читала?