Русско-еврейский Берлин (1920—1941)
Шрифт:
В начале 1939 года Гольденвейзер получил письмо от Григория Ландау, сообщавшего среди прочего подробности своего спешного отъезда из Берлина: «…получил распоряжение о выезде в три дня – под угрозой концентрационного лагеря и пр.». Ландау удалось добиться двухнедельной отсрочки, «а тем временем пришла спасительная виза из Риги, что было особой удачей». Ландау не мог предполагать, что эта удача обернется лагерем – правда, советским. И пока что радовался доброжелательному отношению «многих местных людей», хотя и сетовал, что «это второе бегство от наци – после исходного бегства от большевиков – было уже излишней роскошью», и жаловался: «Тяжело ощущение соседства с востока большевиков, а с запада – наци» 921 .
921
Ландау Г.А. – Гольденвейзеру А.А., 22 января 1939 года: Gold-5.
В письме – без чего не обходилось практически ни одно письмо к Гольденвейзеру из Европы – содержалась просьба: на сей раз не о возможности перебраться за океан, а о перспективах перевода и публикации в США рукописей Ландау. Одна, уже давно лежавшая в столе,
Гольденвейзер оперативно отправил Ландау ответ – на трех машинописных страницах через один интервал! Он писал и об особенностях американской политики, и об особенностях газетно-журнальной индустрии, практически исключавшей для Ландау возможность сотрудничества в каком-либо американском издании, и о состоянии и запросах книжного рынка. «Думаю, что для всякой заслуживающей внимания работы здесь можно найти возможность публикации», – как будто оптимистично писал Гольденвейзер. Однако тут же давал пояснение, фактически сводившее это утверждение на нет: «Я опасаюсь, однако, что Ваш слог и стиль был бы признан в Америке “highbrow”, т.е. слишком “образованным”. Здесь пишут по-простецки, как впрочем пишут и в Англии. Во всяком случае, Вам нужно было бы иметь переводчика, который умел бы приспособить Ваш, воспитанный на германской научной и философской литературе, язык ко вкусам и привычкам англосаксонских читателей» 922 .
922
Гольденвейзер А.А. – Ландау Г.А., 9 февраля 1939 года: Там же.
Тем не менее Гольденвейзер брался прощупать почву через своего брата-профессора в Гуверовской военной библиотеке (так тогда назывался Гуверовский архив) на предмет возможного спонсирования издания. Именно Гуверовская военная библиотека финансировала американское издание воспоминаний И.В. Гессена, что и вдохновило Ландау на поиск издателя за океаном. Проблема, однако, была в том, что библиотека поддерживала издания и приобретала рукописи, содержавшие исторические материалы, а не историософские труды. Так что идея об издании в США работ Ландау умерла, едва родившись. Очевидно, рукописи его трудов сгинули впоследствии где-то в недрах советских спецслужб.
Радуясь тому, что Ландау удалось выбраться из нацистской Германии, Гольденвейзер замечал: «с индивидуальной катастрофой всегда легче бороться, чем с коллективной, и положение всех, застрявших в Германии до настоящего момента, стало уже совершенно невыносимым» 923 .
Вопросы о возможности эмигрировать в США, так же как и просьбы помочь с получением виз и аффидевитов, стали поступать Гольденвейзеру в первые же недели его пребывания в Америке: «Очень интересовало бы меня узнать о Ваших разговорах с представителями Гиас (так!), свидание с которыми, судя по Вашему письму, тем временем, очевидно, состоялось, – писал в начале февраля 1938 года из Берлина Я.Г. Фрумкин. – Ежедневно приходится сталкиваться с людьми, рвущимися в Соединенные Штаты, имеющими все шансы там устроиться и не могущими попасть туда из-за невозможности получить аффидавит вообще или от лица достаточно богатого. Лица эти, несомненно, не пали бы в тягость государству, и, в сущности говоря, выдача аффидавита за них не подвергает выдающего сколько-нибудь серьезному риску… Но, в особенности, когда речь идет о нансенистах или бесподданных, это все чрезвычайно трудно. Кроме Уругвая, для очень небольшой категории Австралии и для людей с некоторыми средствами – Аргентины, сейчас вообще никуда попасть нельзя, а попасть в одну из этих стран так приблизительно легко, как выиграть в лотерею…» 924
923
Там же.
924
Фрумкин Я.Г. – Гольденвейзеру А.А., 11 февраля 1938 года: Gold-4.
Оба корреспондента еще не знали, что в «лотерею» разыгрывается жизнь.
Бывшие берлинцы пристально следили за происходящим в Германии. Гершун, упоминая об изменении германских законов, иронически замечал: «…там идет усердный пересмотр гражданских законов: искоренение либеральных иудо-масонских правовых идей» 925 .
Гольденвейзер, несомненно, был близок с Гершуном, вполне ему доверял и поэтому мог позволить себе высказать в частной переписке достаточно еретические мысли. Он как будто не слишком верил в ужасы, которые рассказывались в газетах о положении евреев в нацистской Германии. Точнее, он, уехавший из страны в декабре 1937 года, видимо, не мог себе представить, что экстремизм нацистского режима растет столь стремительно. «За европейскими делами слежу по газетам, которые держат в непрерывном напряжении и тревоге, – писал он Гершуну в августе 1938 года. – Весь мир в положении “неустойчивого равновесия” и каждую минуту может грохнуться. Со всех сторон страсти, нетерпимость и отсутствие положительной программы. Я не согласен с вами, что газеты не преувеличивают в своих сообщениях из Германии. То, что там происходит, достаточно мерзко, но сообщения, печатаемые из дня в день хотя бы “Посл[едними] Нов[остями]”, состоят по крайней мере в 25 % из пошлых репортерских выдумок. Надлежащей информации даже о русской колонии в Берлине не дается, зато сообщается о том, как у евреев “попросту забирают” имущество и как из концентрационных лагерей (где заключенные неизменно работают в каменоломнях) родные получают наложенным платежом урны с пеплом, и т.п. Да и редакционные статьи по германским, испанским и японским вопросам дышат пристрастием. Читая эти статьи, мне всегда кажется, что я вижу перед собой А.М. Кулишера, с его жестикуляцией и пеной у рта. Он превратился в какого-то анти-Гитлера и мыслит о немцах приблизительно тем же методом, каким Гитлер мыслит о евреях. Немцы для него “расовые предатели”, они во времена австрийского владычества “испортили итальянскую расу” и т.д. Так и чувствуется, что дай таким господам возможность, они бы с наслаждением побросали бомбы над Берлином, а затем заключили бы
925
Гершун Б.Л. – Гольденвейзеру А.А., Париж, 15 мая 1938 года: Там же.
926
Гольденвейзер А.А. – Гершуну Б.Л., 11 августа 1938 года: Там же.
Реагируя на высказывания их общего приятеля и коллеги Б.И. Элькина, также сменившего Берлин на Париж и не скрывавшего своей германофобии, Гольденвейзер замечал:
Я боюсь прогневить Бориса Исааковича, но имею дерзость думать, что для человечества было бы лучше, если бы Соед[иненные] Штаты не вмешались в мировую войну, и если бы мир был заключен в 1917 году на началах ничьей в отношении Запада и с присоединением к Германии, в форме держав под ее протекторатом, Польши и рандштатов. Думаю, что Германия все равно демократизировала бы свой внутренней строй, а будучи «насыщенной» она бы перестала быть угрозой миру. Смешно, когда Англия и Франция со своими колониальными империями упрекают немцев в преступном стремлении к мировой гегемонии.
А нынешнее положение в центральной Европе закончится либо дипломатической победой Германии, либо всеобщей войной, которая неминуемо должна повести к всеобщему поражению, обнищанию и вырождению.
Если бы А.М. Кулишер знал, что я пишу такие еретические вещи, то он бы меня собственноручно четвертовал. Но, слава Богу, между нами океан, так что географическое положение защищает меня от его гнева 927 .
927
Там же.
Нетрудно заметить, что это – «мюнхенская» психология. В то же время нельзя отказать Гольденвейзеру в проницательности в оценке ближайших перспектив Европы. Вот только сбылись оба его прогноза – и о дипломатической победе Германии, и о войне. Дипломатическая победа Германии, получившей по мюнхенскому соглашению Судетскую область, оказалась не альтернативой, а ступенькой к войне. Сомнения Гольденвейзера в точности газетных репортажей о нацистском терроре (при том что какие-то детали в самом деле могли «не иметь места» в действительности) были в целом напрасными: до «хрустальной ночи» оставалось три месяца, до начала мировой войны – чуть больше года. «Бомбы над Берлином», казавшиеся Гольденвейзеру проявлением оголтелости его сверстника Кулишера (погибшего через четыре года в нацистском концлагере), оказались на самом деле единственным лекарством против коричневой заразы.
Александр Михайлович Кулишер (1890 – 1942), по поводу которого иронизировал Гольденвейзер, правовед, социолог и историк, сотрудник «Последних новостей», кадет и сионист, по словам Дон-Аминадо «талантливый и неуравновешенный петербургский доцент», был известен также под прозвищем «сумасшедший мулла». «Сумасшедший мулла, – писал все тот же ядовитый Дон-Аминадо, – был человеком в высоком смысле образованным, написал немало объемистых томов по социологии, государствоведению и философии истории. Но, как говорили многочисленные завистники и недоброжелатели, был он не столько историк, сколько истерик… Конец его был страшен: во время немецкого владычества, за какую-то провинность, а может быть и просто нелепость, сумасшедшего муллу забили лагерной плетью, и забили насмерть» 928 .
928
Дон-Аминадо. Поезд на третьем пути: http://lib.rin.ru/doc/i/57534p73.html.
Гольденвейзер не встретил никакого понимания и у рассудительного и скептичного Гершуна. Более того, тот был настроен не менее радикально, нежели Элькин или Кулишер: «По поводу “Последних Новостей”. Из того, что рассказывают приезжающие “оттуда”… видно, что действительность куда более мерзка, чем Вы думаете, и чем изображают “П[оследние] Н[овости]”» 929 .
Газеты сообщали о принятии административных и законодательных актов, касающихся ограничения прав евреев. «Но я и другие имеют сведения о практическом применении этих мер и других, никакими актами не предписанных», – писал Гершун. Он приводил в качестве примера случай с одним евреем-предпринимателем, который предпочел немедленно уехать в Париж (благо и у него, и у жены были французские визы), когда нацисты начали у него выяснять, является ли его дело «арийским», что означало прелюдию к захвату бизнеса и, вполне вероятно, к преследованию его владельца. Поскольку предприниматель получил одновременно вызов в полицию, куда ему предложили явиться с женой и принести паспорта, то он, «понимая лицемерный язык этих негодяев, предпочел в тот же вечер сесть в поезд и приехать с женой в Париж, чтобы никогда при этом режиме не вернуться в Германию. И таких историй сколько угодно», – заключал Гершун. Однако далеко не все из них заканчивались сравнительно благополучно. Ибо потеря имущества или значительной его части, как показало близкое будущее (и как показывало настоящее), была малой бедой.
929
Гершун Б.Л. – Гольденвейзеру А.А., 5 сентября 1938 года: Gold-4.
У знакомых Гершуна арестовали свояченицу, вдову, немолодую женщину-врача, и увезли в гестапо. «Через два дня рано утром сообщили по телефону, что она лишила себя жизни в камере, и просили забрать тело. Ужас в том, что, когда арестовали женщину, ни она, ни ее родные не смели [выделено Гершуном. – О.Б.] спросить, в чем дело, и до сих пор не знают, за что она погибла» 930 .
Общая знакомая Гершуна и Гольденвейзера, бывшая проездом в Берлине, стала свидетелем еврейского погрома. Евреев еще не убивали, но избивали на улицах, при полном попустительстве полиции.
930
Там же.